Мы молча идем, у нас так часто случается. Просто молчим, но и без слов очень уютно и комфортно. Хотя сказать надо многое на самом деле, потому что после того, как я не сдержался, все стало еще запутаннее.
Она говорила, что влюблена в другого, но я больше чем уверен, что ко мне она тоже что-то чувствует. Не стала бы она позволять мне столько, если бы совсем ничего не чувствовала. Да и в целом я вижу, что со мной она выдает исключительно искренние эмоции, это дорогого стоит.
Но все еще на поверхности лежит то «все сложно», и про другого мужчину я помню, как забыть. Самое хреновое в этой ситуации, что я завтра уезжаю и меня не будет целых десять дней. Это мало, если ты уезжаешь, зная, что девушка только твоя. И катастрофически много, когда ты оставляешь ту, за чье сердце тебе нужно бороться.
Бросать Лену одну на десять дней, когда она в кого-то влюблена и когда рядом есть тот, кому нравится она, это вообще не лучшее решение, конечно. Но сделать с этим я ничего не могу, сезон в самом разгаре, у нас куча игр на выезде, я не могу просто взять и остаться тут. Мы не в детском саду, и так поступать уже просто нельзя.
Поэтому да, нам очень-очень многое нужно обсудить, но мы просто молча держимся за руки и движемся в сторону дома Лены. Нужно сказать все то важное, что вертится на языке, нужно, обязательно нужно…
– Может, чаю? – спрашивает она, когда подходим к ее подъезду. – Мама купила новый мед…
Улыбаюсь. Где-то там, во Вселенной, где у людей все происходит по нормальному сценарию, приглашение от девушки на чай означает секс. Но в нашей с Леной вселенной чай – это реально чай с медом, и я ловлю себя на мысли, что кайфую от этого! От того, насколько она необычная, особенная.
– Только мед достаю я. – Она смеется, кивает мне, и мы идем в подъезд, еще ненадолго оттягивая нашу разлуку.
Уходить от нее на самом деле не хочется совсем, я нашел в Лене все то, чего мне так не хватало последние годы.
Я нашел в ней дом и жизнь, которую мне нравится жить.
Я в целом довольно одинокий человек и никогда на это одиночество не жаловался, комфортно было, жил себе и жил, привык давно к такому, все устраивало. А теперь дома пусто, бесит даже, что никто на ухо не жужжит свои странные истории. Поэтому любовь Лены к кружочкам меня радует: я просматриваю их постоянно, и создается впечатление, что я не один. Она рядом и разрисовывает мою жизнь этой яркостью.
В пороге Лена умудряется стукнуться локтем о ручку двери и чуть не упасть, не удержав равновесие на одной ноге, когда снимает сапог. Я поставлю на звонок от нее песню «Это не девочка, это беда», честное слово. Олицетворяет на десять из десяти.
Я думал, такие только в анекдотах бывают! Но когда мы идем мыть руки и она, прожив в этой квартире миллион лет, путает краны и вместо холодной открывает горячую и чуть не ошпаривает себе руки кипятком, я понимаю, что анекдоты давно кончились, тут все гораздо серьезнее.
– Мед наверху, – тычет она пальцем, когда заходим на кухню, – а я быстро переодену свитер, а то колется, ладно? – спрашивает Лена и убегает в комнату. Мед наверху… Ничему не учит жизнь, да? Достаю банку и только ставлю ее на стол, собираясь снимать крышку, слышу какой-то громкий стук и вскрик Лены. Бегу на звук, залетаю в ее спальню и… и застаю сумасшедшую картину.
Лена стоит у шкафа в одном белье, а рядом с ней разбитая копилка и целая гора монет.
– Что случилось? – спрашиваю, с трудом глядя ей точно в глаза. У нее в руках нет одежды, чтобы прикрыться, и она не суетится у шкафа, чтобы что-то схватить, наоборот, замерла и стоит столбом от шока.
– Копилка почему-то упала, я испугалась… – шепчет она. Дыхание глубокое, грудь вздымается, привлекая еще больше моего внимания. Она не просит отвернуться, как тогда, в ледовом, а я и не найду в себе сил на такие телодвижения.
Скольжу взглядом по точеной фигурке, всей покрытой синяками. Но даже с ними Лена выглядит восхитительно. Надо бы извиниться и выйти, сделать этот чертов чай, а еще лучше – пойти домой и не смущать больше ее, но ноги не слушаются, а глаза просто пожирают красивое тело такой желанной девушки.
Я завтра уеду… Нам не стоит усложнять все еще больше, пока ничего толком не ясно, но мое тело с разумом не согласно, и уже через пару секунд Лена распята у того самого шкафа, и мы целуемся, как ненормальные, ломая все стены. Даже те, которые ломать совершенно не стоило бы…
Целую, обнимаю крепко, а она – в ответ. Позволяет, трогает, дышит тяжело и всхлипывает, когда мои непослушные губы перемещаются ей на шею и ключицы, оставляя поцелуи уже там.
Я чувствую ее пальчики в своих волосах, она теряет голову вместе со мной – не дает отстраниться, прижимает только ближе, тихо стонет, шепчет мое имя, добивая окончательно.
Я не могу оторваться, не могу и не хочу! Это сильнее меня, хотя умом я все еще понимаю, что нам не стоит, но… Но она опять не останавливает, и я клянусь, что не понимаю ровным счетом вообще ни черта! Но катать в голове мысли, когда в руках самая желанная девушка на свете – такая глупость, если честно.
Поэтому я решаю обязательно подумать обо всем потом, а сейчас отдаться своим желаниям, от которых в венах закипает кровь.
Сжимаю бедра Лены, она запрыгивает на меня, обхватывает ногами торс, умудрившись удариться затылком о шкаф. Подкладываю туда руку, чтобы ей не было больше больно, возвращаюсь к губам, и мы снова целуемся, словно до этой секунды на поцелуях стоял запрет, а сейчас его сняли, и мы дорвались.
Лена в моих руках ощущается максимально правильно, и мне в голову стукает мысль, что если вдруг у нас с ней что-то не получится, то я все равно добьюсь своего. Украду, заберу, сделаю так, что в ее мыслях буду один я, буду любить так сильно, что она даже думать не будет ни о ком другом! Сделаю все, чтобы была со мной счастлива, пусть только всегда обнимает вот так, как сейчас: крепко и искренне. И целует так же: отдавая всю себя и миллиарды чувств.
– Саша… – всхлипывает, и как же охренительно это звучит. Я снова целую шею, переходя чуть ниже, и руками сжимаю ягодицы крепко, впиваясь пальцами в округлости.
Она оставляет мои волосы, опускает руки, задирая мою толстовку, и я скидываю ту на пол к чертям.
Тело к телу. Кожа к коже. Мы делимся жаром друг с другом, сходя с ума одновременно, сгорая в этих чувствах, которых настолько много, что за гранью просто!
Наклоняю голову, легонько кусаю округлости грудей, не делая больно, а потом накрываю ртом сосок сквозь тонкую ткань бюстгальтера, срывая с губ Лены долгожданный громкий стон.
Черт возьми… Как она стонет. Я готов слушать эту мелодию перед сном до конца жизни.
– Еще… – просит она, снова прижимая мою голову ближе, и когда я зубами отодвигаю мешающую ткань с груди и провожу по соску языком, то…
– Лена, ты дома? Я пришла, – кричит, видимо, ее мама из прихожей, заставляя нас замереть.
Черт… Твою мать!
Эта пауза отрезвляет моментально, и это первый раз, когда между нами появляется неловкость.
Сорвало крышу, никакого контроля эмоций, поддались порыву, не поговорив и не выяснив, что между нами. А надо было! Надо было думать головой, а не идти на поводу у собственных желаний. Потому что я давлю, знаю, хреново поступаю. И те слова, что она влюблена в другого, внезапно всплывают у меня в голове, заставляя чувствовать вину за то, что я не дал девчонке разобраться в себе.
Ее глаза испуганны, вижу, как ей неудобно, поэтому опускаю на пол и шепчу негромко:
– Прости.
Она не отвечает. Надевает первое, что попадается под руку в шкафу, пока я надеваю толстовку, поправляет волосы перед зеркалом и выбегает из комнаты, оставляя меня одного.
Да твою мать, ну!
– Привет, мам, – слышу ее голос. – А у меня тут знакомый, он учит меня кататься, я рассказывала. Мы замерзли и пришли пить чай.
Знакомый. Даже не друг!
Сам виноват, понимаю, но психую внутри себя так сильно, что хочется очень ударить что-нибудь, но бить стены или шкафы в доме девушки – не лучшее дело, а боксерской груши рядом нет. Поэтому приходится сжимать зубы и кулаки, закрывать глаза и считать до десяти, чтобы успокоиться.
Черт, все же было так охренительно…
– Так что, будем пить чай? – спрашивает ее мама.
– А мы уже все! – говорит Лена. – Саша уже уходит.
В этот момент она открывает дверь комнаты и смотрит на меня. Выгоняет. Понимаю. Претензий не имею.
Стараюсь сделать лицо попроще, выхожу в прихожую, здороваюсь с мамой Лены. Не так я представлял себе знакомство с родителями любимой девушки, конечно… Не так.
– Саша, спасибо вам, что помогаете Лене встать на коньки!
– Она делает успехи, – отвечаю, как препод какой-то, но ничего другого в голову просто не лезет. – Все получится. Лена умничка.
– Да. – Она смотрит на меня с прищуром, словно слышит все мои мысли. Не слушайте, там нет ничего, что могло бы вам понравиться, уверяю. Там много нецензурной лексики. Очень много. – Так, может, останетесь, и выпьем чаю все вместе?
Я бы остался. Правда. Потому что, несмотря ни на что, уходить все еще не хочется. Но это будет слишком не в тему. Мне не чаи гонять надо, а извиняться перед Леной, а это не лучший вариант сейчас.
– Увы, откажусь, нужно собираться, завтра рано утром уезжаем с командой, игры.
– Что ж, тогда удачи вам, привозите в наш город только победы!
– Обязательно, – киваю ей, стараясь улыбнуться. Быстро обуваюсь, хватаю сумку и куртку с вешалки и ухожу, напоследок сказав: – Пока, Лена. Я напишу?
Не получаю ответа.
Ухожу.
И уже по традиции пинаю чертов огромный сугроб у подъезда, вымещая на нем все свои нервы.
Я все просрал?
Глава 21
Лена
Кто из нас двоих больший идиот? Мне кажется, что я. Как я выгляжу сейчас? Несколько дней назад я говорила ему, что влюблена в другого, а теперь без зазрения совести чуть не отдалась ему у своего шкафа.
Боже… Мне противно от самой себя! И жутко стыдно перед Сашей. Он такими глазами на меня смотрел – наверняка подумал о том, что я недостойна больше даже дружбы с ним. Видела в окно – снова пнул тот несчастный сугроб. Только в этот раз ничего не стала ему писать…