Всего через несколько месяцев после замужества она осталась переночевать у матери, потому что той нездоровилось, и не смогла уснуть в своей детской комнатке площадью двенадцать квадратных метров, на своем продавленном диванчике. Ей катастрофически не хватало воздуха в этом помещении. Она не была чванливой дурой и прекрасно понимала, что, во-первых, многие-премногие живут еще куда хуже, чем это было у них с мамой, а во-вторых, в принципе, человеку для жизни очень мало надо. И можно вполне чувствовать себя счастливым, не имея ничего. Тогда весь мир становится щедрым к тебе, а не только съедающий твою молодость, хищный чужой человек. Она еще помнила, как это бывает в настоящей жизни. Что можно просто на попе съехать по песчаному обрыву к реке и лежать у текущей воды, глядя на чередование белого и голубого в небе. Или купить круглый черный хлеб, еще теплый, и наесться им, шляясь по улице просто так. Только все это хорошо, когда силы есть и душа не заплевана.
Нет, назад дороги не было. Она брезгливо наблюдала, как лебезит перед ней утренняя мамина клиентка, начитавшаяся где только можно о ее головокружительном везении. Попробуй теперь вернись в их мир – затопчут, как заразное насекомое. Лишь одно и можно было – намертво устраиваться в завоеванной жизни. И назад не оглядываться. Так и в заветной книге говорилось: выйдя замуж, нельзя успокаиваться, считая, что последний рубеж пал. Потерять все можно в два чиха. Поэтому необходимо постоянно думать, чем еще и еще привязать к себе жертву своей охоты, чтобы она не опомнилась и не бросилась стремглав прочь от ловца.
И вот, размышляя таким образом, пришла она к выводу, что ребенка не избежать. Те, прежние, тоже ведь не дуры были. Тоже старались, как могли, без всяких даже полезных советов. И фиг бы им что досталось, если б детей не народили. Конечно, он сейчас не тот, плачет от любви к ней, клянется, что всю жизнь одну ее такую и искал, что она его последняя и единственная. Подводит ее к зеркалу и любуется то ею, то отражением. Никак не может глаза свои насытить. И возраст – к семидесяти. Но на двадцать – двадцать пять лет как минимум его еще хватит. Порода у них – мореный дуб. Мать его до сих пор жива и указания ей дает, как о сынке ее заботиться. А вдруг лет через двадцать ее побоку? И новую возьмет, которая еще сейчас и не зародилась даже? И будет ее о сыне просить? Все может быть запросто. То есть именно так и будет, если она поведет себя как дура по отношению к самой же себе.
Так она стала панически хотеть ребенка. Подсчитывала свои дни, подкарауливала его желание, поджимала к животу ноги после всего (так рекомендовалось делать для верняковой беременности). По нулям.
Через четыре года после своего триумфального замужества она была уверена, что муж ее любит по-прежнему.
– Гармония, – повторял он, – между нами та гармония, о которой люди грезят всю жизнь и не находят ее.
Если б он мог прочитать ее мысли! Вникнуть в ее разочарование в самой себе (ведь она была уверена в собственном бесплодии, возникшем после бездумных экспериментов юности)! Услышать варианты, которые прокручивает она, чтоб наследник все-таки завелся. К счастью, это пока невозможно. Думать можно было безнаказанно.
Идеи признания мужу или мнимой беременности, на время которой она скрывается, а потом покупает у бедной женщины не нужного той младенца, были признаны несостоятельными сразу по их возникновении. С мужем она откровенной не была и не собиралась, а определить, что ребенок чужой, можно будет в считаные минуты с помощью элементарного анализа крови. Что более или менее оставалось? Удостовериться все-таки у врача, действительно ли она не способна выполнить самую прирожденную женскую функцию, и, исходя из этого, искать другие решения. Вдруг все-таки не она, а он по старости ничего не может? Дети от него не рождались уже больше двух десятков лет. Кто знает?
Ясное дело, она не могла обратиться в их семейную клинику. Какая там врачебная тайна! Тут же мужу настучат. Поэтому она пошла к знакомому врачу на территории своего детства. Это была громогласная женщина с безжалостными глазами. Несмотря на то, что в свое время она оказала срочную и действенную помощь, воспоминания о ней были самыми гадостными.
– Теперь пришла! – затрубила она, стоило только переступить порог ее кабинета. – Не получается? А я предупреждала! Четыре года не получается? Все! И смотреть нечего! Трубы заросли! Все вы локотки кусаете, когда уже поздно.
Тем не менее она произвела жестокий и стремительный осмотр, после которого ироническим тоном предложила прийти с мужем, ему тоже провериться не мешает.
В общем, ничего нового. Можно было и не унижаться, не прятаться от охранников, не переодеваться в невзрачные джинсики и не повязывать голову платочком. Толку никакого.
Оставалось жить, как живется, как бы это все ни осточертело.
Тут-то мать и передала ей распечатанный плотный конверт без фамилии получателя и обратного адреса.
– Наверное, всем в ящики побросали: реклама. А ты посмотри, вдруг польза выйдет?
Чистый белый лист без каких-либо рекламных яркостей содержал следующее: «Если вы хотите ребенка и не можете его иметь, обращайтесь к нам. 100 %-ный успех. Анонимность гарантируется. Очень дорого».
Тут же, с маминого домашнего телефона, она и позвонила. Терять-то было нечего. Назначили встречу. Район самый что ни на есть тмутараканский. Ехать по пробкам часа три. Одной. Значит, опять изворачиваться с телохранителями. И еще мелькнула мысль, что отличные условия для похищения – с ее мужа было что запросить в этом случае. И что это за реклама такая и фирма?
Перед мощной стальной дверью на пульте домофона она набрала названные ей цифры, и дверь бесшумно разъехалась. И так же бесшумно намертво сомкнулась за ее спиной. Некоторое время пришлось провести в хорошо освещенном холле, стоя в недоумении, ибо присесть было не на что. Она заметила несколько видеокамер, которые явно наблюдали за ней. Паниковать было поздно. Она просто стояла и ждала.
Наконец раздвинулись створки на противоположной стене, можно было проходить вглубь. Новая комната отличалась от предыдущей тем, что в ней имелся стул с подлокотниками и больших размеров плоский экран. А она-то ожидала медицинский кабинет, приборы, персонал. Никого не было и явно не намечалось. Засиял экран, побежали буквы: «Только что вы были диагностированы. Беременность естественным путем возможна после небольшого медицинского вмешательства, которое может произвести любой дипломированный специалист. Уверены ли вы в том, что ваш партнер не бесплоден?»
– У него восемь детей от разных браков, – сказала она в пустоту, не зная, будет ли услышана. Словно сама с собой говорила.
Экран тут же ответил:
– Вы можете выносить ребенка из пробирки.
– Так вы именно это и делаете тут? – спросила она разочарованно. Пробирка полностью исключалась. Муж не должен усомниться в ее полном совершенстве, как эстетическом, так и физическом.
– Нет, мы лишь хотели подчеркнуть, что у вас есть более доступный и естественный путь для достижения желаемого результата.
– А что можете предложить вы?
– С нашей помощью вы можете произвести на свет естественным путем того, кого все окружающие, и вы в том числе, не отличите от обычного младенца. Он будет расти и развиваться в соответствии с возрастом. Но в строгом смысле это не будет человек.
– Вы – инопланетяне? – доверчиво спросила она, воспитанная фильмами про «чужих».
– Ваше предположение неверно. Мы – уникальная научная лаборатория. Ваш ребенок будет представлять собой особую энергетическую субстанцию. В просторечии это может быть именовано как биоробот. Но наименование абсолютно поверхностное и не отражает сути явления. Вы приобретаете у нас капсулу, принимаете ее перорально, и через девять месяцев появляется ребенок. Он будет сосать грудь, потом есть человеческую пищу, станет учиться ходить и говорить, хотя ни питание, ни какое-либо обучение ему не нужны, он сможет прожить весь срок без пищи, а знания, умения, навыки и способности закладываются нами изначально.
– Что такое «весь срок»? – Она уже знала, что обязательно купит эту капсулу. И проглотит ее немедленно.
– Максимум двадцать лет. И это при непременном условии, что ровно через год после его рождения он примет приобретенную у нас капсулу. Это жизнеобеспечение на год.
– А потом?
– Потом вы снова купите у нас капсулу.
– А почему нельзя тогда после двадцати лет покупать у вас это ваше лекарство раз в год? Чтобы он дожил до сорока, например?
– К двадцати годам организм полностью созревает. Там нужно другое энергообеспечение, а у нас его нет. И в ближайшем будущем не предвидится. Двадцать лет – не больше. Мы не шарлатаны и обещаем только то, что можем.
В принципе, и двадцати лет ей хватит выше крыши. Предложение дельное. Сейчас мужу семьдесят. Сын у него родится в семьдесят один. Кстати, надо оговорить, чтоб был сын. Пока суд да дело, до девяносто одного года тоже нужно дожить. Хотя матери его сейчас именно девяносто один. И живее всех живых. Но мужики живут меньше. Эх, да что там думать!
– Я готова. Покупаю, – заторопилась она.
– Нет, сегодня вы не купите, – равнодушно раскинул буквы экран. – Вы не ознакомились с нашими условиями. Вы не оговорили пол ребенка. Вы не выразили желания, на кого он должен быть похож. Мы должны иметь детскую фотографию того родителя, на кого должен быть похож ребенок. Дело в том, что у отца ребенка не должно возникнуть ни малейших сомнений в своем отцовстве. Иначе он может потребовать провести анализ крови. Этого допускать ни в коем случае нельзя.
– Мальчик. Это должен быть мальчик. А фото я привезу. Завтра же.
– Нет, через три месяца. За это время вы постараетесь собрать деньги на первую капсулу.
Увидев загоревшуюся сумму, она поняла, что протестовать нет смысла, экран знает свое дело крепко. Это были серьезные деньги. Слишком серьезные, чтобы получить их в один присест. При всем ее неограниченном кредите. Муж проверяет все счета, ласково усмехается, вчитываясь в перечень покупок своей баловницы. А если ни с того ни с сего со счета уплывет в неизвестном направлении такой кораблик… Тут еще придется поломать голову.