— Ну и как? — поинтересовался Рыбин, похлопывая бедолагу по плечу. — Понравилось?
Лицо Коли стало бледным.
— Ага, — по его острой бороде скатывались ручейки алкоголя. Мерзкое зрелище. — Я уже пьяный. Круто.
Следующим подопытным была я. Сделав хороший глоток, я обожгла рот и кишечник. Меня затошнило. Ну и гадость!
— Воды, — прохрипела я, справляясь с удушьем.
— Терпи, солдат, — посмеивался Рыбин. — Новобранцы не запивают. Эдакое посвящение.
Я мало что знала о посвящениях и послушно согласилась с жестокими правилами. Кажется, раз восемь. И даже когда Рыбин предложил затянуться чем-то дурно-пахнущим, то я согласилась. И верно, ведь уже не могла мыслить рационально и вообще что-либо говорить.
Сначала стало невероятно тепло. Следом весело. А потом, все что ранее огорчало и беспокоило, перестало иметь какое-либо значение. Долгожданное расслабление наступило моментально. Тогда я еще не знала, что цена этого спокойствия будет слишком высокой.
Моя эйфория длилась примерно несколько минут, а потом…Потом все было, как в тумане…
— Что это с ней? — голос Коли был слегка встревоженным. — Может, хватит?
— Ты что не видишь? Ей нравиться, — ответил Вася и послышался звук разливающейся выпивки. — Ее никто не заставляет. Если захочет — откажется. Правда, Златка?
В это же мгновение моих губ коснулось острое железо и порезало их, а следом обожгло язык. Кто-то держал мой затылок, пока отвратительная жидкость проливалась мимо рта и попадала на одежду. Удалось проглотить только меньшую часть. Впрочем, я не старалась.
— Откажется? — невнятно буркнул Коля. — Да она глаза с трудом открывает!
Рука на моем затылке сжалась. Сильно. Мышцы шеи пронзила боль.
— Ты будешь мне указывать, ублюдок?! — не трудно было представить лицо Рыбина, потому что его голос преобразовался в хищное рычание. — Еще одно слово и твоя рожа превратиться в наглядную коллекцию синяков!
Вероятно, Лагута заткнулся, потому что дальше я уже ничего не слышала. Провалилась во тьму. Снова. Выпала из жизни. Снова. Кажется, на час, а может даже на два. Еще никогда мой сон не был настолько крепким. Мне хотелось спать больше, чем жить.
Очнулась я позже, на сырой траве. Голова разрывалась от боли, а слабость в теле походила на парализацию. Распахнув опухшие веки, я увидела Колю. Или это был не он — я не понимала. Я знала только одно — мне жутко хотелось пить. Сухие губы слиплись намертво, словно по ним прошлись иголкой с капроновой ниткой.
— А если кто увидит? — с опаской спросил Коля. Его несвежее дыхание касалось моей шеи. Мерзость.
— Кто? — пренебрежительно фыркнул Рыбин. Он был где-то рядом, но я его не видела. — Все давно спят. Не ссы.
— Хорошо. Я, ведь, только посмотрю…
А потом, кроме холода, которым обдало мои колени, я больше ничего не чувствовала. Я вообще не была уверена в реальности происходящего.
Мне снился Саша, который смотрел на меня жалобным, разочарованным взглядом. Его теплая рука гладила мои волосы, а губы содрогались. Он был расстроен — видимо картина, которая предстала перед его глазами, была крайне жалкой.
Мой сон прервал Рыбин. А точнее его жуткий смех. И могла бы я узнать, что именно его веселило, но перед моими глазами стояла черная пелена.
— Ну вот, Цветкова, сказка кончилась, — шипел он. — Пора жить реальностью.
Мне было настолько плохо, что я не придавала значения ни одному его слову. И если бы сейчас Сема поспорил со мной на то, что я не смогу даже промычать, то он бы выиграл. Даже вздохнуть было сложно. Легкие болели, потому что были полны ядовитого дыма.
— Посмотрим, что теперь Соколовы скажут…
Позже я согнулась над рекой. Меня рвало. Долго рвало. Кажется, желчью, но от этого легче не стало. Мне хотелось спать. Только спать и все. Года так три.
Кто-то отнес меня на траву. А точнее, бросил. Боль в затылке спровоцировала последующую амнезию и очередную кому.
Сон продолжился. Саша. Саша. Саша. Он долго смотрел на меня и молчал. От его молчания становилось жутко, а от потухшего взгляда невероятно грустно.
Черт, почему же так грустно? Прибывая в полудреме, я боролась с сильнейшим желанием расплакаться. Слезы так и просились наружу.
— Вы что, гады, тут делаете?! — дедушка был рассержен. Сильно. Даже во сне мне стало страшно. — Порешаю, ироды!
— Ничего мы не делали! Она сама напилась! Только попробуй меня тронуть, Федор, отец узнает, мало не покажется!
— Ах, ты, сученышь! Убью, сволочь!
Голоса перемешались. Мне не нравился этот сон. А еще этот звук выстрела, был настолько реалистичным, что вялое сердце, наконец, сжалось и усилило темп. Лишь на долю секунды, потому что меня снова прибрала тьма.
«Если ты проболтаешься кому-нибудь, я убью тебя и твоего сопливого братца. Мне ничего не будет.»
Я проснулась от яркого света. Утро было ранним, но достаточно светлым. Над рекой опустился гутой туман, а мое тело знобило от холода и от чего-то еще. Такое состояние было для меня в новинку. Голова норовила расколоться на части.
С трудом приподнявшись, я увидела мирно спящее на траве тело и попыталась восстановить события вчерашнего вечера.
Рыбин. Колька. Травка. Алкоголь. И…
Саша. Я помню его глаза. Он пришел за мной. Вернулся, несмотря на обиду. Я молилась, чтобы это оказался он.
Сил не хватало, но все же я приподнялась. Голова кружилась, как и весь мир. На шатающихся ногах, я все ближе приближалась к телу. Шаг, еще один, и у моих ног лежит совсем не Саша.
— Дедушка? — хрипло проговорила я и упала на колени.
Федор, не моргая, смотрел перед собой, в его глаза отражалось облачное небо. Его губы были слегка приоткрыты, словно ему не хватало воздуха, а лицо стало неестественно бледным. Грустным. И только легкий ветерок колыхал его седые волосы.
— Дед? — чуть громче простонала я. — Дедушка…
Зажмурившись, я попыталась хоть немного восстановить память, но все тщетно — перед глазами заплясали искорки. Я не могла даже предположить, как Федор оказался рядом и почему решил прилечь.
— Ты слышишь меня? — моя рука коснулась его щеки, ледяной щеки, отчего я вздрогнула. Стало не по себе.
Утреннее пение птиц казалось мне ужасающим чириканьем. Все внутренности сжались от холода и страха. Мысли отказывались складываться в единую цепочку. Губы немели.
— Дедушка, прости меня, пожалуйста, — по моему холодному носу скатилась горячая слеза. — Пошли домой. Там Пашка нас ждет.
Но Федор не отреагировал на мою просьбу. Никак. Он продолжал с особой грустью разглядывать небо, не обращая внимания на мою слезную мольбу.
— Дед, вставай! — надломлено прокричала я, схватив его за плечи. — Ну, хватит! Я все поняла! Я очень виновата перед тобой! Вставай, слышишь?!
Мои пальцы стали влажными. Это была кровь. Мокрый отрезок рубашки прилип к груди старика. Бездыханной груди. В этот момент, ко мне начало приходить нежеланное осознание.
— Дедушка, ты спишь? — наивно спрашивала я, мечтая услышать ответ. Но, мой милый старичок молчал.
Струны души начали рваться одна за другой. Зубы заскрипели. Я не желала принимать правду. Нет. Нет. Нет.
— Нет, — тихо вырвалось из груди. — Нет, нет, нет.
Я уткнулась носом в окаменевшее тело, моля о том, чтобы все оказалось жестоким кошмаром. Дедушка пах бергамотом и жженой листвой. И еще чем-то новым. Я не знала, как пахнет смерть, но, кажется, это была она.
— Деда! — детский крик пугает пролетающих мимо птиц. — Меня пчела укусила!
— Не может быть! Дай глянуть, — дедушка берет мою ладонь в руки. — Мое ж ты солнышко. Больно?
— Угу, — хнычу я, надеясь на сострадание.
Дедушка тихонько дует на покрасневшую кожу.
— Заживет, — утверждает он. — Любая рана заживает. Даже самая глубокая. Главное, быть сильной и не плакать.
Мои дрожащие губы выпячиваются вперед.
— Но мне больно!
— И боль пройдет, Злата. Даже самая сильная. Со временем все проходит…
Мокрый нос Каштанки уткнулся мне в подмышку, а потом и звонкий крик ударил по ушам.
— Зося, где вы были?!
Паша.
Он стоял босой на траве, в одной пижаме и едва сдерживал слезы.
— Я всю ночь один был! Не стыдно вам?! Это Каштанка вас нашла! Я больше никогда не буду с вами разговаривать, понятно?!
Я медленно подняла глаза на брата. Что говорить в такие моменты? Как вести себя? Боже, происходит ли это на самом деле?
Мне было пятнадцать, и я думала только о своих чувствах.
— Уходи! — взревела я, чувствуя боль в скулах. — Убирайся отсюда!
Мальчишка вздрогнул. Его лицо стало бледным, губы затряслись, а из глаз хлынули слезы.
— А деда? Что с дедой? — повторял он, не желая уходить.
— Пошел вон!
Я рвала сырую траву, судорожно вытирая ею руки. Железный запах крови попадал в нос, как нашатырный спирт, он приводил меня в чувства. А точнее, возвращал в реальность. К тому же кровотечение из носа не заставило себя долго ждать. Теперь все было в крови.
— Уходите! Уходите отсюда!
Неугомонная Каштанка получила по морде и, обидевшись, спряталась за спину братца. Пронзительный крик Паши заполонил всю округу. Такой горький, что хотелось закрыть уши. Навсегда оглохнуть.
Кошмар стал реальностью.
Я кричала, уткнувшись в окровавленную рубашку. Вспыхнувший перед глазами черный цвет заполнился яркой крапинкой. Воздух подхватил детский вой. А я продолжала кричать, потому что знала, что дедушка больше не улыбнется. Не коснется меня и не издаст ни звука. Я не переставала кричать, даже захлебываясь собственными слезами. Даже когда стало настолько плохо, что захотелось вырвать сердце из груди. Я кричала, пока мой собственный вопль не заглушил меня. Это был конец.
Самое страшное повторилось…