Тяжелое дыхание колыхало пламя свечи. Мне не хотелось включать свет, иначе бы пришлось смотреть на вещи. Те вещи, которые принадлежали дедушке. До меня доносились нотки бергамота, словно дедушка был совсем рядом. Казалось, стоит мне только обернуться и, я увижу его добрейшее лицо. Коснусь мягкой седины. Стряхну крошки хлеба с рубашки. Уткнусь губами в морщинистую щеку и скажу: «Прости».
Как жаль, что мои мечты не умеют сбываться…
После многочасовых рыданий, измученный Паша провалился в сон. Я понимала его горе. Хорошо понимала. Дедушка заменил ему отца. Он заменил ему всех. Я была примерно такого же возраста, что и Паша, когда случилась трагедия. Тогда мне казалось, что страшное позади. Как бы ни так. Я знаю это чувство, когда теряешь родителей. Оно душит. Пожирает изнутри. Обезоруживает и забирает все силы. В эти моменты ты становишься похожим на дышащий предмет.
Свеча догорала, и вместе с ней догорало мое детство.
Я не любила огонь. Всегда остерегалась его. Огонь принес в мою жизнь много горя и хранил в себе печальные воспоминания. Но сейчас страх ушел. Мне хотелось превратиться в крохотного мотылька, коснуться крылышком обжигающего пламени и вспыхнуть. Стать пеплом. Тогда бы ветер унес меня далеко-далеко. Подальше от этого места. Туда, где нет ничего — ни радости, ни горя…
В дверь настойчиво постучались, но я никак не отреагировала.
— Злата, можно? — не разуваясь, на кухню прошел наш местный участковый. Отец Рыбина. Михаил Игоревич. — Мне нужно с тобой поговорить, ты не против?
Я не надеялась услышать что-то новое, но каждый забегающий человек просил разговора со мной. Что они хотят услышать? Я уже несколько дней повторяю одно и то же. Я говорю только правду, хоть и мало что помню.
— Да уж, ребятки, — опечаленно выдохнул Михаил Игоревич, глядя на захламленный дом. — Как же так? Не понимаю, как такое произошло? — приговаривал он, качая головой.
Одичалый Паша крушил мебель несколько дней, поэтому, в доме царил полнейший хаос. Я не пыталась его остановить. Зачем? Таким образом, малыш выражал свой протест этому миру, а я встала на его сторону. Впрочем, кроме меня больше некому это сделать.
— Ты хоть что-нибудь вспомнила? — пододвинув табурет, участковый сел напротив меня.
Я облизала губы, покрывшиеся шершавой коркой. Ожег. Учитывая особенности своего организма, я вообще удивлена, как не оказалась в больнице после выпитой гадости.
— Я помню выстрел, — как под гипнозом повторяла я. — Кто-то стрелял в дедушку.
— Ты можешь предположить — кто это мог быть? Ты их знаешь?
Бред. Полный бред. Я отвечала на этот вопрос десяток раз, но люди, будто не хотят меня слышать. Какой ответ им нужен?
— Я была с вашим сыном и Колей Лагута. Только они были…
— Они ночевали дома, — резко бросил участковый, словно хотел всевозможными путями огородить своего сынишку от ответственности. — У ребят есть алиби.
— Это ложь, — возразила я. — Они были там.
— Ты ошибаешься, Злата.
Я едва держалась.
— Они были там!
— Нет! Их там не было! — настойчиво твердил он и тогда я все поняла.
Скажешь хоть слово — я убью тебя и твоего сопляка. Мне ничего не будет.
Несправедливость. Она повсюду. По всей видимости, Рыбин причастен к убийству дедушки, но всячески пытается это скрыть. Нет, это точно был он. Все, что до этого момента я считала дурным сновидением, было вовсе не сном.
— Как Федор чувствовал себя последнее время?
Я нахмурилась.
— В каком смысле?
— Я имею ввиду, он не мог самостоятельно свести счеты с жизнью?
— И оставить нас одних? — недоумевала я. — Он бы никогда так не поступил! Это было убийство! Я…
— Это уже не тебе решать, — грубо перебил он. — Следствие со всем разберётся.
Мое веко дрогнуло.
«Гори в Аду», — мысленно пожелала я.
— Кстати, это вам на первое время, — на стол упал газетный сверток.
— Что это? — проглотив болевой ком, спросила я.
— Деньги. Немного. Так, пока решается вопрос с опекой. Ты возьми, Злата. Пригодиться.
Это были грязные деньги. Всем нутром я чувствовала, что это не финансовая помощь. Что угодно, но только не она.
— Уберите. Мне не нужно. Мне ничего от вас не нужно. Мне нужна только правда.
Лицо Михаила Игоревича стало каменным.
— Не отталкивай помощь, Злата. О будущем подумай. О себе и о Пашке, — теперь его голос был угрожающим. — Ты ведь не хочешь, чтобы вас по детским домам распределили? Не факт, что до твоего совершеннолетия его не усыновят другие люди. Если ты пойдешь навстречу, обещаю, я сделаю все что в моих силах, чтобы вы остались здесь. У Федора, ведь, есть родственники, правда? Они не бросят вас, я уверен. Мы обязательно кого-нибудь найдем.
Сволочь. Его речь была подобна ядовитому шипению. Как же сильно он сейчас был похож на своего сынка. Яблоня от яблони…
— Так что, ты возьми деньги, Злата. А про ребят забудь. Их с тобой не было, хорошо?
Наши взгляды встретились. Там не было ни капли совести.
— Вот увидишь, через месяц все наладиться. Забудется. А деда мы твоего похороним. Всем селом. Люди добрые не бросят.
Горячие слезы покатились по моему лицу.
Ну, проснись же ты, Злата! Проснись!
Я знала, что, приняв эти деньги — предам дедушку, оскорблю его, опорочу память, но не лишусь брата. Что же мне делать? Как мне быть?
Проливной дождь не спешил заканчиваться.
Сегодня, родительская могила послушно приняла еще одного члена семьи. Теперь на сравнявшейся земле образовался свежий холмик, а вместо памятника красовался деревянный крест. Хотя нет. Скорее это были две балки, скрепленные несколькими гвоздями. Человек, выводивший фломастером годы жизни, допустил ошибку в дате рождения, зато мастерски прикрепил черно-белое фото на изоленту.
Проводить дедушку в иной мир пришло немного человек: участковый, Соколова и еще несколько соседских бабулек со своими внучатами. Пашку забрали родители Нины, дабы не травмировать ребенка еще больше. Я не понимала, как поступить правильно и согласилась с их предложением. Признаться честно, я вообще ничего не понимала. Ничегошеньки.
Я размазывала грязь под ногами, слушая беспрерывную молитву бабушки Софьи. Кажется, старушка была единственной из присутствующих, кто действительно горевал по дедушке. Все остальные смотрели на меня с укором, словно я была прямой виновницей сего мероприятия.
— Эх, Федор, как же так?
— Земля тебе пухом!
— Не переживай, соседушка, Бог накажет убийц. Им все вернётся.
— Ой, горе — горе. На кого ты нас оставил? Зачем из детей сиротинушек сделал?
В какой-то момент, к нам присоединились Семен и Нина. Подруга положила на могилу несколько пепельных ромашек и, закусив губу, встала в метре от меня. По ее лицу скатилась тонкая слеза, и я ответила ей тем же. Дедушка любил Нину, как свою родную внучку, и я была благодарна, что она пришла с ним проститься.
— Ой, горе. Почему Бог забирает самых хороших?
— Да уж, Федор тем еще трудягой был…
— Вечная память тебе!
Приложив ладонь к сырой земле, Семен молчаливо просидел на корточках несколько минут. О чем он думал? Не знаю. Но, парень, который ни на секунду не переставал улыбаться, сейчас был мрачнее нависших над нашими головами туч. Он скорбел.
— Вот, до чего чужие глупости доводят…
Стало так холодно, что горячее дыхание превратилось в густой пар. Люди стали расходиться. Напоследок, несколько рук коснулось моего плеча. Мне же хотелось остаться одной. Со своими мыслями. И, наконец, дать волю терзающим душу чувствам.
— Соболезную, — сказал Сема, подойдя ко мне.
Я кивнула, не поднимая на парня глаз.
— Держи, — он протянул мне небольшой патрон. — Эту гильзу подарил мне Федор. Я сделал в ней отверстие, чтобы можно было повесить на шею или на руку. Пусть это останется у тебя…
Мои пальцы коснулись влажного железа, а потом я заключила его руку в кулак.
— Оставь, это твое, — прошептала я и пошагала к дороге.
Я чувствовала боль во всем лице, потому что старательно сдерживала слезы. Грудь разрывалась на части в желании выпустить истошные крики. Я практически перешла на бег, но Сема все равно меня догнал.
— Мне жаль, Злата. Искренне жаль. Я не знаю, что там произошло, но слухи ходят нехорошие. Ты можешь поделиться со мной. Расскажи — что случилось? Тебе станет легче, а я постараюсь помочь.
— Помочь? — горько усмехнулась я, и тогда, полные слез глаза, сдались. — Дедушку уже не вернуть.
— Кто это сделал?
Его вопрос был подобен ножевому порезу.
— Я… Я не знаю, ясно?
— Ты что-то скрываешь. Это слишком очевидно.
— Нет! Я не хочу об этом говорить!
Семен перегородил мне путь и взял за плечи.
— Что случилось, Злата? — проливной дождь заглушал его голос. — Скажи мне!
Я смотрела в лазурные глаза и не могла раскрыть рта. Было слишком больно говорить и возвращаться в тот день. Я не хотела восстанавливать память, потому что боялась. Боялась, что правда окажется еще страшнее прежней.
— Не закрывайся от нас, Злата. Мы можем помочь.
Губы затряслись. Я убрала его руки.
— Оставьте меня в покое! Уже ничего не изменить! Оставьте! Прошу! Дайте мне время! — на этих словах я убежала прочь.
Мне действительно нужно было время, чтобы во всем разобраться. Мне нужно было принять правду и отпустить дедушку…
Ворочаясь в кровати, я молила Бога подарить мне хотя бы минутный сон. Спать. Спать. Спать. Я хотела уснуть, потому что эта реальность была непереносимой.
— Дедушка! Дедушка пришел!
Мое горло стянуло жестким канатом.
— Дедушка вернулся! — с этими словами ко мне в комнату вбежал младший братец. Задыхаясь, он смотрел на меня безумными глазами.
— Что? — чуть слышно спросила я, боясь, что любое неверное движение остановит мое разбушевавшееся сердце. — Что ты такое говоришь?
Пашка криво улыбнулся, а глаза его наполнились горючими слезами.