Скажите, друзья, вот вы бы подарили своему бывшему партнеру хоть что-нибудь ценное? Или даже сломанное? А может, наоборот, потребовали бы вернуть обратно все ваши подарки, включая те носки за 30 рублей, которые вы купили на распродаже в супермаркете?
А вот Екатерина Вторая была совсем не такая. Щедрость ее к бывшим фаворитам не знала границ. Она бы у них носки точно отнимать не стала.
Щедрость императрицы – безграничная и безрассудная
Вот небольшой списочек подарков, которые возлюбленные императрицы получали после своей отставки:
• Григорий Потемкин, главный фаворит и вечная любовь государыни, был буквально завален ценным имуществом, начиная от драгоценностей и заканчивая шедевральным Таврическим дворцом в центре Петербурга. Кстати, Потемкин, нуждаясь в деньгах на карманные расходы, этот дворец неоднократно продавал, а императрица его каждый раз выкупала и дарила ему обратно;
• Григорий Орлов был награжден за свои старания Мраморным дворцом на Дворцовой набережной. Однако чувство благодарности не мешало ему крутить множество романов на стороне, о чем Екатерина, конечно, прекрасно знала;
• Александр Дмитриев-Мамонов получил довольно скромную деревню на 2 тысячи душ, потому что заявил императрице, что хочет жениться на ее фрейлине. Впрочем, Екатерина рассталась с Александром легко, да еще и подарила украшения его невесте;
• Платону Зубову достался Рундальский дворец в Курляндии, нынешней Латвии; особняк в стиле барокко строил Растрелли. Ну а титул светлейшего князя – это уж само собой, о такой мелочи даже и говорить не стоит;
• Семену Зоричу императрица выделила целый город Шклов в Белоруссии. Управлять он им как следует не умел, а потому уже совсем скоро запутался в долгах, его даже подозревали в фальшивомонетничестве. Вот не зря Екатерина, встречаясь с ним, относилась к нему с некоторым подозрением и говорила, что он «две души имел: любил доброе, но делал худое, был храбр в деле с неприятелем, но лично был трус»[90].
Что позволено Екатерине, не позволено простым смертным
Можете себе представить, как подданные отнеслись к Манифесту Екатерины «О сокращении роскоши», подписанном 18 Апреля 1775 года, на фоне этого золотого дождя, которым она осыпала своих фаворитов.
А между тем, Манифест был очень интересным и прогрессивным для своего времени. Государыня писала: «Имеем к сему прибавить монаршее наше милосердное увещевание, дабы всяк и каждый, сколь возможно, старался удалить от себя все излишнее и ненужной, всякого рода дворянство разоряющая, роскоши; ибо вообще краса и украшения дворянина не суть и никогда быть не могут наружные украшения, как-то богатые одежды, или несходственные с достатком экипажи или великолепные убранства домов, или содержание излишнего и много числа праздных служителей в доме, на век от пашен отлученных, где бы они полезнее для господина, для себя и для общества быть могли»[91].
Тут уместно будет отметить, что как-то раз князь Потемкин заказал себе камзол за 200 тысяч рублей.
Тем же, кто не попал в узкий круг приближенных императрицы, нужно было строго придерживаться положений Манифеста. Например, дворянам, не имевшим обер-офицерского чина, запрещалась ездить по городу иначе, чем верхом или в санях, запряженных одной лошадью. Купцам нельзя было покрывать свои экипажи более чем одной краской.
Кстати, этот же документ предписывал извозчикам красить свои сани и одноколки в желтый цвет. Вот вам и первые желтые такси! А вы все – Нью-Йорк, Нью-Йорк… Нет, друзья, в Российской империи 1775 года впервые появились желтые кэбы.
Посчитаем денежки
Манифест выполнялся вяло. Дворяне не хотели себя ограничивать в роскоши. Их можно понять. Императрица запретила им «выкладывать ливреи по воротнику», а сама в общей сложности потратила 92,5 миллиона рублей на своих фаворитов.
Много это или мало?
Во времена Екатерины II средняя ежемесячная зарплата равнялась примерно 54 рублям. Что можно было купить на эти деньги?
• 137 бутылок отечественного пива;
• или 89 книг «Древняя российская история» Михайло Ломоносова;
• или 107 поездок на дешевом извозчике (помним про желтые сани).
А вот, например, на бриллиантовый перстень пришлось бы копить несколько лет, потому что стоил он рублей 700, не меньше.
В общем, судите сами, много ли государственных денег ушло на красивое расставание императрицы со своими бывшими.
Котик в подарок
Хороший вопрос – а что дарили фавориты самой Екатерине? Увы! Кроме своей любви – как правило, ничего толкового. Однажды только Григорий Потемкин осчастливил государыню.
Екатерина заказала в подарок князю сервиз из севрского фарфора – 744 предмета. В ответ «душенька Гришенька» принес ей миленького котенка. Императрица больше любила английских левреток, но и котику обрадовалась. У пушистика был веселый и неупрямый нрав. Не то что у самого князя Потемкина.
«Ввечеру в голове почувствовала беспокойство». О чем думала Екатерина Великая после тяжелой прививки от оспы
На эту опасную процедуру императрица решилась не ради пиара. Екатерина действительно боялась заразиться. Болезнь подходила все ближе – в XVIII веке черная оспа бушевала на всех континентах. В 1768 году вирус пробрался в Зимний дворец. Заболела фрейлина императрицы – молодая графиня Анна Шереметева. И государыня рискнула – согласилась участвовать в медицинском эксперименте. Английский врач-новатор Томас Димсдейл сделал императрице оспенную прививку по методу вариоляции.
Масштаб бедствия
Екатерина никогда не была мнительной. 39-летняя императрица отличалась поразительным хладнокровием и стальными нервами. Однако именно ясный разум подсказывал государыне, что черной оспы ей не избежать. А ведь шансы на выживание у оспенных больных были не так уж велики – всего 60–70 процентов.
Как пишет немецкий историк, профессор Иммерман: «Оспа не щадила никого, ни знати, ни черни; она распространяла свою губительную силу так же часто в хижинах бедных, как и в жилищах богатых, она проникала во дворцы государей и не раз угрожала европейским династиям»[92]. Екатерина регулярно получала известия о кончине коронованных особ, которых она знала лично. Оспа буквально опустошила семейство Габсбургов, поработала в домах Моцарта и Гайдна. Ежегодно вирус уносил жизни полутора миллионов европейцев. У немцев даже сложилась поговорка: «Немногие избегнут оспы и любви». Если полиция разыскивала человека, в качестве особой приметы указывала: «Знаков оспы не имеет». Кстати, именно широкое распространение этой болезни стало главной причиной злоупотребления косметикой – белила и румяна «заштукатуривали» шрамы на лице.
Муж Екатерины, император Петр III, тяжело переболел за год до свадьбы, и это произвело сильное впечатление на будущую государыню: «Лицом был неузнаваем: все черты его лица огрубели, лицо все было распухшее, и несомненно было видно, что он останется с очень заметными следами оспы. Так как ему остригли волосы, на нем был огромный парик, который еще больше его уродовал. Он подошел ко мне и спросил, с трудом ли я его узнала. Я пробормотала ему свое приветствие по случаю выздоровления, но в самом деле он стал ужасен»[93].
Позже Екатерина писала своему другу, прусскому королю Фридриху II: «Меня приучили с детства питать ужас к оспе, мне стоило больших трудов уменьшить эту боязнь в более зрелом возрасте; в малейшем нездоровье, постигшем меня, я уже видела вышеназванную болезнь. В течение весны и прошедшего лета, когда эта болезнь производила большие опустошения, я скрывалась из дома в дом и удалилась из города на целые пять месяцев, не желая подвергать опасности ни сына, ни себя. Я была так поражена положением, исполненным такой трусости, что считала слабостью не суметь выйти из него»[94].
Английский доктор
Томас Димсдейл был еще более хладнокровным и решительным человеком, чем Екатерина. Он родился в графстве Эссекс в семье медиков, работал военным хирургом, затем занялся частной практикой в Гертфорде. В 1760-х Димсдейл сделал себе имя на новом методе борьбы с оспой – вариоляции. Этот суровый вариант прививки пришел в Европу с Востока. На руке здорового человека делали надрез, в который втирали жидкость из оспин больного. Пациент заражался, но в легкой форме. Спустя несколько недель вырабатывался иммунитет к вирусу. Процедура была достаточно опасной и заканчивалась печально для каждого пятидесятого. Тем не менее, Димсдейл, потренировавшись на преступниках и воспитанниках детских домов, сумел доказать, что вариоляция – неплохой способ избежать тяжелого течения болезни. Эксперимент английского доктора вызвал большой интерес в Европе и взволновал российскую императрицу.
Летом 1768 года Димсдейл получил письмо от российского посла Мусина-Пушкина, который извещал, что «императрица желала вызвать искусного врача в С. Петербург, с целью ввести там оспопрививание»[95]. Англичанин отказался. Посол настаивал, предлагал любые гонорары. Однако, как писал Димсдейл, «корыстные побуждения имели всегда в моих глазах мало веса»[96]. В конце концов доктор согласился отправиться в командировку из любви к науке. Ему предстояла самая ответственная операция в жизни.
Вирус в голубой крови
В Петербурге Димсдейла приняли по-царски: «Мы сидели за длинным столом. Императрица одна занимала почетное место, около 12 дворян сидели за те же столом. Обед состоял из разных превосходных кушаний, приготовленных на французский манер, и с таким после того десертом из лучших фруктов и варений, что я и не ожидал найти их в этой стране… Беседа шла так свободно и весело, как можно было ожидать от лиц, равных между собою, а не от подданных, удостоенных чести быть в обществе их государыни»[97].
Сразу после обеда императрица перешла к делу. Она просила как можно скорее сделать ей прививку, поскольку наслышана, что пациенты Димсдейла «хворают со всеми возможными удовольствиями и ни один из них не лежит в постели». Врач предупредил о рискованности вариоляции, но Екатерина была непреклонна. На всякий случай для доктора запрягли почтовую карету – чтобы в случае кончины императрицы бежал из страны от самосуда. И вечером 12 октября Димсдейл сделал надрез на царской руке. Вирусный материал взяли от заболевшего кадета Саши Маркова. Шестилетнего мальчика, закутанного одеялом, привезли в Зимний дворец, потайным ходом провели в покои Екатерины и заразили императрицу оспой. Врач не приметил на лице Екатерины «ни малейших знаков смущения». Кстати, мальчик Саша вскоре выздоровел и поступил в Пажеский корпус.
Димсдейл вел подробный амбулаторный дневник, в который записывал все изменения в самочувствии венценосной пациентки. Вот самые тревожные моменты из медицинской карты Екатерины Алексеевны:
• 14 октября. Чувствовала дурноту в голове и в покоях казалось ей, что очень жарко, однако ж, выпивши стакан холодной воды, прошла и дурнота головная и чувствуемый жар.
• 17 октября. Ввечеру в голове почувствовала беспокойство, руки и плечи немели и сон клонил. Ранки созревали гораздо приметно, и чрез увеличивательное стекло можно было ясно видеть и различать маленькие пупырышки.
• 19 октября. Боль в голове и в спине продолжалась с лихорадкою. Руки рделись гораздо больше, и ввечеру многие пупырышки, слившиеся вместе, показались кругом около ранок. Чувствовала великую тягость.
• 20 октября. Испарина была великая.
• 24 октября. Жаловалася очень, что горло внутри болит, и железы челюстные и снаружи окрепли и опухли. Горло полоскала морсом смородинным, в теплой воде распущенным, что тот же час принесло облегчение. Оспины со дня на день созревали с желаемым успехом, и сие продолжалось все равным образом.
• 28 октября. Уже вся болезнь прошла. Ее величество изволила всякий день ездить в карете прогуливаться на чистый воздух и 1 числа ноября возвратиться в Санкт-Петербург в совершенном здравии к великой радости всего города. Ввечеру ко приехавшим во дворец господам изволила выходить и принять от дворянства поздравление[98].
Прививочная кампания Екатерины
Императрица, обрадованная выздоровлением, тут же повелела привить от оспы своего сына Павла, а затем и весь народ. Своему другу Фридриху Екатерина сообщала: «На этот раз моя смелость имела успешный исход… Ибо, сказать правду, я нашла, что гора родила мышь, и что это была такая болезнь, о которой не стоило и говорить»[99].
Санкт—Петербургские ведомости в номере от 11 ноября писали: «Сколь полезно прививание оспы роду человеческому, показывают опыты в Англии, и сколь вредна природная оспа, видим мы почти ежедневные примеры в России. Наша всемилостивейшая Государыня соображая сия, предприняла привить себе оспу как для собственной безопасности, так и для подания примера через Самою Себя не только всей России, но и всему роду человеческому, будучи удостоверена, что один такой пример сильнее всех других образов по введению у нас столь нужного дела»[100].
Однако всенародная вариоляция в России провалилась. В журнале 1896 года врачи анализировали причины неудачи: «Благодаря тому, что дело попало сразу в руки грубых неучей-оспенников, благодаря тому, что полицией пускались в ход насильственные приемы для привлечения населения к прививкам, а население, при общей неразвитости, не понимало и не могло понять пользу прививок – благодаря всему этому, закон о прививках успеха не имел»[101].
Лишь через тридцать лет другой английский врач, Эдвард Дженнер, изобрел гораздо более безопасный и эффективный метод прививания – вакцинацию коровьей оспой при помощи тонкой иглы. Именно этот метод спас Европу от вируса, которого так боялась Екатерина.
Тем не менее, в истории императрица осталась бесстрашной испытательницей новых медицинских технологий. А письмо Екатерины о необходимости прививок на днях ушло с молотка за 951 тысячу фунтов. Сделка состоялась в Лондоне – на родине Томаса Димсдейла и Эдварда Дженнера.