"Народ остервенел от радости". Ужасное путешествие будущего императора
Юный Саша был полон романтических мечтаний. Предстоящая поездка волновала и радовала одновременно. Он впервые отправится один, без отца, в ответственное путешествие по самым дальним уголкам России! 19 лет – отличный возраст для покорения городов, которые раньше видел только на карте. А если компанию составит мудрый наставник Жуковский – о чем еще можно мечтать? Великий князь Александр Николаевич не ожидал, что общение с простым народом напугает его до ужаса.
Воспитание императора
Саша не должен был наследовать престол. До семи лет он был просто одним из великих князей Романовых. Сашу ждала необременительная военная служба и беззаботное великосветское порхание. Однако в 1825 году его отец вдруг стал императором Николаем I, и в жизни семилетнего Саши все сразу изменилось. За воспитание цесаревича взялись лучшие умы эпохи, на мальчика устремились взгляды всей страны. Непомерная психологическая нагрузка!
Профессор Леонид Ляшенко в монографии «Александр II, или история трех одиночеств» отмечает: «Самым неприятным и непонятным и для наставников, и для родителей Александра была странная апатия, хандра, нападавшая на ребенка совершенно внезапно и погружавшая его в некое подобие транса. В такие минуты для него не существовало ни уроков, ни игр, ни соучеников или наставников, и он, разоткровенничавшись, начинал говорить, «что не хотел бы родиться великим князем»[211].
Александр всегда был мягким человеком, несколько поверхностным, сентиментальным, иногда невыдержанным – не лучший набор качеств для будущего руководителя государства. Но именно благодаря этим чертам характера Саша очень привязался к своему главному наставнику – знаменитому поэту Жуковскому. Василий Андреевич был таким же романтиком, как его воспитанник. Жуковский весь был полон элегиями и балладами, мир казался ему одной большой поэмой. Кстати, именно он написал слова гимна «Боже, Царя храни!», а квинтэссенцией его творчества является стихотворение под названием «Невыразимое».
И вот этому «русскому Дон Кихоту» доверили сопровождать наследника престола в тяжелейшей поездке по суровой крестьянской глубинке.
Поэт под лестницей
Вообще-то Жуковский сам решил, что царственному юноше следует расширить кругозор и познакомиться со своими подданными лицом к лицу. Поэт писал: «Я не жду от нашего путешествия большой жатвы практических сведений о России… Главная польза – вся нравственная, польза глубокого неизгладимого впечатления»[212]. Василий Андреевич и название для поездки придумал соответствующее: «Всенародное венчание с Россией». Маршрут специально выбрал посложнее, чтобы добиться максимальных эмоций: Новгород Великий, Тверь, Ярославль, Кострома, Пермь, Екатеринбург, Тюмень, Тобольск, Курган, Оренбург, Казань, Симбирск, Саратов, Пенза, Тамбов, Калуга, Москва. Во многих из этих городов цари никогда раньше не бывали.
Тронулись в путь 2 мая 1837 года. Железных дорог тогда еще не было, передвигались по обычным разбитым дорогам, по грязи и пыли, на лошадях – целой кавалькадой колясок и экипажей всех цветов и фасонов. Наследника сопровождала внушительная свита, состоявшая из его учителей и молодых гвардейских офицеров.
С первого же дня начались разочарования. Сначала – у самого Жуковского. Наследник, едва выехав из Зимнего дворца, сразу отбился от рук. Их дружба, казавшаяся в Петербурге такой крепкой и сердечной, растряслась без остатка на дорожных ухабах. Василий Андреевич ужасно обижался на великого князя и бесконечно страдал от российских реалий.
Вот несколько записей из дневников поэта: «Ночлег у Жадовского, оригинал для Гоголя. Он построил наскоро дом для великого князя. Мой ночлег под лестницей. Оскорбительное чувство… Подольск. Гостиница для свиней… Переезд из Оренбурга до Уральска. Великий князь в закрытой коляске. Ссора с великим князем… Опять глупая ссора. Пребывание в Рязани. Наденьте картуз, ваша жизнь драгоценна»[213].
Великий князь в ужасе
А что же сам «жених», которого «обвенчали с Россией»? Александр Николаевич пребывал в огромном стрессе. Народная любовь легла на его юношеские плечи тяжелым грузом. Как пишет профессор Ляшенко, "многие тысячи людей, собравшихся на берегу Волги, чтобы только увидеть наследника, часами стояли по пояс в воде: так лучше можно было рассмотреть его плывущего мимо в лодке. Крик «ура!», постоянно сопровождавший путешественников, настолько навяз в ушах, что слышался великому князю и его свите даже в полной тишине, заставляя их просыпаться по ночам»[214].
Генерал Юрьевич, сопровождавший Александра в поездке, докладывал: «Часто он подвергается неизбежным задержкам (народ останавливает проезд экипажа, часто с трудом может продраться сквозь толпу жаждущих насладиться его взором»[215]. И каждый норовил обратиться к цесаревичу с просьбой или жалобой. За 7 месяцев поездки наследник принял 16 тысяч прошений, некоторые удовлетворял прямо на месте, какие-то отправлял в столицу.
А в Калязине великий князь испытал такое эмоциональное потрясение, что действительно запомнил этот город на всю жизнь. Его письмо отцу в тот день довольно бессвязно: «Нигде народ меня не встречал с таким остервенением от радости, они отпрягали от нас лошадей, мы принуждены были сесть в дрожки исправника, мою лошадь понесли было, потом при переправе на пароме столько набралось народу, что он было стал погружаться в воду, так что я точно Бога благодарил, как выбрался из этого ужасного Калязина». И потом Александр не раз вспоминал этот случай: «Прием везде одинаков, по-московскому, но ничего не может сравнится с Калязиным, я без ужаса не могу вспомнить»[216].
Но самый драматичный эпизод случился в Тюмени. Описание произошедшего есть только в дневниках Жуковского: «Бедственное начало дня. В толпе народа, стремившегося за великим князем, женщина подвернулась под лошадей, и ее ушибло колесом. Я оставил ее на руках нашего подлекаря. Городничему дано 200 рублей для лечения. Но этого мало. Глупая ссора с великим князем. Не возвратиться ли мне? Ошибка…»[217]
Историк Тимур Гузаиров поясняет: «Женщина, раздавленная коляской цесаревича и фактически оставленная на произвол судьбы, – этот факт воспринимался поэтом как живой, реальный, непридуманный символ путешествия по России. У потрясенного Жуковского впервые возникает желание оставить свиту. Поэт болезненно переживал эту ситуацию, которая свидетельствовала о разрыве и слепоте в отношениях между цесаревичем и подданными: с одной стороны, массовый народный психоз, а с другой – равнодушие великого князя к частной судьбе человека из народа. 5 июня Жуковский осознал, что сценарий публичной коммуникации и характер действительных отношений могут не соответствовать и противоречить созданной им формуле "Всенародного обручения с Россией"»[218].
Возвращение
Семь месяцев спустя, 12 декабря 1837 года, путешественники вернулись в Петербург – подавленными, вымотанными и разобщенными. Жуковский мучительно переживал свой педагогический провал – он впервые увидел, что нравственное воспитание наследника ему не слишком удалось, что добрый и сентиментальный мальчик Саша стал весьма надменным и временами слабохарактерным взрослым.
Тем не менее, Василий Андреевич не отказался от престижного статуса наставника великого князя и спустя несколько недель отправился с Александром в новое путешествие – на этот раз по просвещенной Европе, где никто не бросался под колеса и не кидался в воду навстречу цесаревичу. Там, на родине романтизма и рыцарства, «русский Дон Кихот» немного оправился от пережитого и постепенно пришел в себя.
А его воспитанник, великий князь Александр Николаевич, тем временем вовсю флиртовал с английской королевой и старался не вспоминать про далекий и «ужасный» Калязин.
Повлияло ли российское путешествие Александра II на его дальнейшее решение об отмене крепостного права? Возможно. Хотя император выдержал достаточно большую паузу. Он освободил крестьян лишь через шесть лет после своего вступления на престол.
Грустная сказка про Сандрильону – императрицу Марию Александровну
Будущий император Александр II женился на ней в знак протеста. Отец только что разлучил Александра с незнатной возлюбленной, и цесаревич решил всем назло обручиться буквально с первой попавшейся немецкой принцессой. Ей оказалась скромная, никому не известная Мария Гессенская, которая и сама не ожидала, что наследник российского престола обратит на нее свое внимание. Но – от таких предложений руки и сердца не отказываются. И вот неожиданно для всех немецкая Золушка очутилась в блистательном Петербурге, в самом центре бурной светской жизни, к которой она была совершенно не готова. А самое обидное – сказочный принц предал ее почти сразу после свадьбы.
Обиженный цесаревич
В двадцать лет цесаревич впервые серьезно влюбился. Его избранницей стала фрейлина матери – Ольга Калиновская, барышня неблагородного происхождения, да к тому же католичка. Как вспоминают современники, «в ней была несомненная прелесть, но кошачьего характера, свойственная полькам, которая особенно действует на мужчин. В общем, она не была ни умна, ни сентиментальна, ни остроумна и не имела никаких интересов»[219].
Когда об этом романе узнали родители Александра, в Зимнем дворце разразился настоящий семейный скандал. Отец-император Николай I был крайне недоволен поведением сына, писал супруге: «Надо его непременно удалить из Петербурга… Слишком он влюбчивый и слабовольный и легко попадает под влияние… Надо ему иметь больше силы характера, иначе он погибнет. Саша недостаточно серьезен, он склонен к разным удовольствиям, несмотря на мои советы и укоры…» Мать-императрица Александра Федоровна соглашалась: «Что станет с Россией, если человек, который будет царствовать над ней, не способен владеть собой и позволяет своим страстям командовать собой и даже не может им сопротивляться?»[220]
Цесаревича экстренно отправили в путешествие по Европе, строго заявив, что без подходящей невесты он может не возвращаться. Александр был очень обижен на родителей. «Страдающему от насильственной разлуки с Калиновской Александру Николаевичу казалось, как это часто бывает в юности, что все потеряно, единственная, настоящая любовь разбилась о непонимание окружающих, о подножие престола»[221], – рассказывает историк Леонид Ляшенко.
Все европейские невесты, которых рекомендовали Александру родители, казались ему некрасивыми, скучными и «безвкусными». Потом цесаревич почти случайно познакомился с одной застенчивой дармштадской принцессой, которая чрезвычайно замкнуто жила с матерью и братом в тихом полузаброшенном замке. Про Марию говорили, что ее отец – не великий герцог Людвиг, как значилось в документах, а простой шталмейстер, барон де Гранси. Александр обрадовался этим слухам и решил отомстить своим родителям, сделав своей избранницей девушку «темного происхождения».
Принцесса с вишнями
Несмотря на жизнь в глуши, Мария получила достойное образование, разбиралась в музыке и литературе, была умна и наблюдательна, но при этом ее мало волновала жизнь земная – принцесса с детства часто задумывалась о возвышенных материях, глубоко погружаясь в религию. Современники так описывали принцессу: «Прекрасны ее чудесные волосы, ее нежный цвет лица, ее большие голубые, немного навыкат глаза, смотревшие кротко и проникновенно»[222]. Поэт Тютчев посвятил ей следующее стихотворение:
«Кто б ни был ты, но встретясь с ней,
Душою чистой иль греховной,
Ты вдруг почувствуешь живей,
Что есть мир лучший, мир духовный…»[223]
Марии было всего четырнадцать лет, когда она познакомилась с Александром. Девочка безучастно стояла в дальнем углу зала, где проходил торжественный прием, и ела вишни, не рассчитывая, что кто-нибудь с ней заговорит. Вдруг молодой красавец цесаревич, главный гость праздника, подошел прямо к Марии и учтиво поклонился. Принцесса ужасно растерялась, стала искать, куда выплюнуть косточку, в конце концов спрятала мокрую косточку в руку и, залившись краской, присела в реверансе. Александр весьма развеселился и потом всем рассказывал, что Мария не была бездушной куклой, как другие, не жеманилась и не хотела нравиться.
Сестра цесаревича, великая княгиня Ольга Николаевна, вспоминала: «Можно себе представить, какое волнение вызвало в Дармштадте, да и во всей Германии известие, что внимание Саши остановилось на девушке, о существовании которой до сих пор никто ничего не знал. Неужели он в самом деле станет ее женихом и не было ли это похоже на то, что выбор Наследника русского престола пал на Сандрильону[224]?»[225]
Как сообщает профессор Ляшенко, «императрица Александра Федоровна яростно воспротивилась браку своего первенца с «незаконнорожденной» дармштадтской. Император Николай I оказался гораздо хладнокровнее и мудрее супруги. Понимая, что еще одна любовная неудача может всерьез надломить наследника и заставить его наделать глупостей, он решил изучить вопрос всесторонне»[226] – и в конце концов дал разрешение на брак.
Знакомство с родителями
Не успел Александр вернуться из заграничного путешествия, как его любовь к Ольге Калиновской снова разгорелась жарким пламенем. Несколько раз заявлял он о том, что из-за нее согласен отказаться от всего. Как вспоминает сестра цесаревича, «Папа был очень недоволен слабостью Саши. Еще в марте он говорил о том, что согласен жениться на принцессе Дармштадтской, а теперь после четырех месяцев уже хотел порвать с нею. Это были тяжелые дни. Решили, что Ольга должна покинуть Двор»[227].
Отец-император понял, что Александра нужно женить как можно скорее. Родители жениха лично отправились во Франкфурт, чтобы познакомиться с невестой – беспрецедентный случай. Великая княгиня Ольга Николаевна рассказывает: «Мы с волнением думали о встрече с Гессенской семьей. Я помню совершенно точно, что после первых официальных слов и поздравлений по случаю помолвки Мари Дармштадтская обняла меня как сестра; сестрой она мне и осталась до смерти. По ее манере себя держать и по выражению ее лица ей никак нельзя было дать ее пятнадцати лет, настолько умным было это выражение и настолько серьезным все ее существо. Только по яркому румянцу можно было догадаться о ее волнении. Папа не переставая смотрел на нее. "Ты не можешь понять значения, которое ты имеешь в моих глазах, – сказал он ей. – В тебе я вижу не только Сашино будущее, но и будущее всей России; а в моем сердце это одно»… Мы спали в одной комнате. Еще сегодня я вижу ее перед собой в постели, с обнаженными прекрасными руками, в ночной рубашке, оставлявшей открытыми шею и плечи, и распущенными пышными каштановыми волосами. "Спокойной ночи, спи спокойно!" – говорили мы друг другу в которой уже раз и снова начинали болтать, вместо того чтобы спать, столько ей нужно было меня спросить и столько мне рассказать ей»[228].
Первые месяцы при дворе
Прибыв в Зимний дворец, Мария полностью погрузилась в изучение русского языка, литературы и основ православия. А после свадьбы с наследником к этому добавились и бесконечные светские обязанности.
Профессор Ляшенко пишет: «Блеск и роскошь двора, частью которого она должна была стать, угнетали ее до слез. Первые годы она боялась всего на свете: свекрови, свекра, фрейлин, придворных, своей неловкости, «недостаточного французского». По ее собственным словам, будучи цесаревной, она жила «как волонтер», готовый каждую минуту вскочить по тревоге, но еще не слишком хорошо знающий, куда бежать и что именно делать. Положение жены наследника престола, а затем императрицы требовало от Марии Александровны слишком многого… Она по природе своей была слишком не императрицей»[229].
С годами Мария все больше замыкалась в себе, муж стремительно отдалялся – ему чужда была глубокая религиозность супруги. Первое время Александр, отдавая должное уму Марии, просил ее присутствовать при докладах министров, но недовольные министры нашептали Александру, что его считают «подкаблучником» – и император тут же отстранил жену от государственных дел. Потом увлекся одной фрейлиной, другой… Бесстыдно поселил свою гражданскую жену Екатерину Долгорукую под одной крышей с официальной супругой – да ведь это же самый настоящий гарем!.. Внебрачные дети императора росли тут же, в Зимнем дворце…
Однако у этой грустной сказки светлый эпилог. Мария Александровна, став императрицей, сумела изменить жизнь к лучшему многим простым людям. Она патронировала 5 больниц, 12 богаделен, 36 приютов, 2 института, 38 гимназий, 156 низших училищ и 5 частных благотворительных обществ. На них Мария Александровна тратила и государственные деньги, и свои собственные средства, которые выделял ей неверный муж.
Революционер Петр Кропоткин, критически относившийся к царской семье, признавал: «Теперь известно, что Мария Александровна принимала далеко не последнее участие в освобождении крестьян… Больше знали о том деятельном участии, которое принимала Мария Александровна в учреждении женских гимназий. С самого начала, в 1859 году, они были поставлены очень хорошо, с широкой программой и в демократическом духе. Ее дружба с Ушинским спасла этого замечательного педагога от участи многих талантливых людей того времени, то есть от ссылки»[230].