Николай II известен как самый хладнокровный царь в истории России. Его сдержанность поражала окружающих. Например, в один из самых волнительных моментов своей жизни, 2 марта 1917 года, он записал в дневнике: «Нужно мое отречение… Я согласился»[284]. Николая Александровича упрекали в нечеловеческом равнодушии – он не позволял себе проявлять радость или гнев. Но только на людях. У последнего русского императора было свое happy place, «счастливое место», где он мог ненадолго стать самим собой. Владелец множества роскошных, но неуютных дворцов чувствовал себя дома только на любимой яхте «Штандарт».
Рождение «Штандарта»
Николай с юности любил морские путешествия. Даже свататься к принцессе Аликс он отправился на отцовской «Полярной звезде». Прибытие роскошного русского корабля произвело фурор в Лондоне. Тогда Николай окончательно осознал: каждый уважающий себя мужчина должен обязательно иметь личную яхту.
«Штандарт» сошел со стапелей в Копенгагене в феврале 1895 года. «Он был образцом морской элегантности, – рассказывает историк и писатель Роберт Масси. – Размером с небольшой крейсер, оснащенный паровой машиной, работавшей на угле, он тем не менее был спроектирован как парусное судно… Над палубой возвышались три стройные, покрытые лаком мачты и две белые дымовые трубы. Над надраенными палубами были натянуты белые парусиновые тенты, затеняющие от солнца плетеные столы и стулья»[285].
Молодому императору не терпелось испытать новую яхту в деле. Не завершив ходовые испытания, «Штандарт» принял на борт Николая и его супругу Аликс, которая после венчания стала государыней Александрой Федоровной. Это была любовь навсегда – друг к другу, к яхте, к морю.
Идиллия на финских шхерах
Народные волнения 1905 года Романовы пережидали на «Штандарте». Три недели императорская яхта курсировала возле гранитных шхер у южного побережья Финляндии. Как вспоминает ближайшая подруга императрицы, фрейлина Анна Вырубова, «жизнь на яхте была простая и беззаботная. Каждый день мы съезжали на берег, гуляли по лесу с Государыней и детьми, лазили на скалы, собирали бруснику и чернику, искали грибы, исследовали тропинки. Их Величества, словно дети, радовались простой, свободной жизни. Набегавшись и надышавшись здоровым морским воздухом, мне так хотелось спать по вечерам, а садились пить чай только в 11 часов вечера. Раз, к моему стыду, я заснула за чаем и чуть не упала со стула. Государь дразнил меня, подарив мне коробку спичек, предлагал вставить их в глаза, чтобы они не закрывались. Тогда же в первый раз мы начали играть с Императрицей в 4 руки. Я играла недурно и привыкла разбирать ноты, но от волнения теряла место и пальцы леденели. Играли мы Бетховена, Чайковского и других композиторов»[286].
Впрочем, приближенные государя не забывали о тревожной ситуации в стране. Уединенность Романовых была скорее иллюзией. Во время всех этих милых прогулок государя на почтительном расстоянии сопровождал генерал Спиридович, который внимательно следил за безопасностью императора. Британская исследовательница Хелен Раппапорт пишет: «Велся тщательный поиск подозрительных элементов в районе предполагаемого прибытия «Штандарта», в качестве дополнительной меры безопасности причалы яхты постоянно менялись. Уровень официальной озабоченности возможной угрозой нападения был так высок, что яхту постоянно сопровождала эскадра из восьми кораблей императорского флота»[287].
Один день из жизни на яхте
Только на борту «Штандарта» царская семья могла расслабиться по-настоящему. Находясь на яхте, Николай работал всего два дня в неделю, остальные пять отдыхал. Министрам и высоким чинам тайной полиции было строго запрещено подниматься на борт. Особо важные донесения, документы и газеты на «Штандарт» ежедневно доставлял из Санкт-Петербурга курьерский катер.
В свободные дни Николай играл со своими адьютантами на бильярде, курил на палубе набитые им самим папиросы. Императрица и фрейлина грелись на солнце, музицировали и писали письма родственникам. По вечерам Николай читал детям вслух, а Александра Федоровна и Анна Вырубова шили при свете электрической лампы.
В 1913 году яхта уже была оборудована настоящим кинозалом! «Кинематограф» был одним из любимейших развлечений царя. В своем дневнике Николай называл фильмы «кинематографическими снимками». Больше всего любил картины Ханжонкова «из службы и жизни на флоте», а также французские и английские ленты о войне и офицерах. С большим интересом смотрел новостные репортажи: «действия Черноморского флота и моя поездка в Асканию Нова[288]».
Из дневника императора: «6 мая 1914 года. Мне минуло 46 лет! Вот-с! К счастью погода поправилась. Писал телеграммы. В 11 час. был церковный парад на площадке и затем большой завтрак. От 3 до 5 час. играли в теннис. Пили чай одни. Отвечал до отчаяния на телеграммы. В 71⁄2 поехали к обеду на яхту. Вечером «Штандарт» и все суда были красиво иллюминированы. Видели веселый и интересный кинематограф в столовой. Вернулись домой в 12 ч.»[289].
Во время путешествий на «Штандарте» дети возились с котятами и даже с самым настоящим осликом, которого цесаревичу Алексею подарил итальянский король. «Осленок был очень ручной и бегал по палубе, как собачка, – рассказывал капитан 2-го ранга Николай Саблин, прослуживший на «Штандарте» десять лет. – Но старший офицер сердился за его следы на верхней палубе, нашей гордости»[290].
«Не угодно ли закусить?»
В размеренной морской жизни важное место занимали трапезы. Вот меню завтрака от 9 сентября 1907 года:
• Суп перловый;
• Пирожки;
• Майонез из лососины;
• Филе говядины по-английски;
• Котлеты из цыплят;
• Груши в хересе;
• Пай брусника.
Обед подавался поздно, в восемь вечера, и длился не менее полутора часов. Государь пил одну-две рюмки сливовицы и два-три бокала шампанского. Государыня выходила к столу в массе драгоценных камней, и они всегда сочетались между собой – если это были бриллианты, то они были и в диадеме, и в кольцах, и в браслетах, и в брошках. Та же картина повторялась на следующий день, только уже с сапфирами или изумрудами.
Капитан Саблин описывает обычный вечер на яхте: «За обедом играл хор балалаечников нашего экипажа из школы юнг. На маленьком столе, через который проходила бизань-мачта, стояли закуски, и государь, подходя к нему, обращался к присутствующим с неизменной, одной и той же фразой: «Не угодно ли закусить?» Государь очень любил закуски, кроме икры, семги и вообще соленых рыб».
Морские рыцари
С экипажем у царской семьи установились почти родственные отношения. Этих безгранично преданных офицеров и матросов Романовы называли «своей семьей». Обычно замкнутая и несчастная, императрица Александра Федоровна становилась разговорчивой и веселой, как только ступала на палубу «Штандарта».
По воспоминаниям капитана Саблина, «общение на борту яхты было настолько неформальным, что матросы обращались к великим княжнам по имени и отчеству, без титулов, и готовы были для них на все». Не обошлось и без влюбленностей, конечно.
Начальник канцелярии Министерства Императорского двора Александр Мосолов писал: «Младшие офицеры «Штандарта» мало-помалу присоединялись к играм великих княжон. Когда те выросли, игры превратились незаметно в целый ряд флиртов – конечно, вполне безобидных. Слово «флирт» я употребляю не в том вульгарном смысле, который ему теперь дают; офицеров «Штандарта» лучше всего было сравнивать с пажами или рыцарями средневековья. Много раз эта молодежь потоком проносилась мимо меня, и никогда я не слышал ни одного слова, могущего вызвать нарекание. Во всяком случае эти офицеры были чудесно вышколены…»[291]
Однажды яхта потерпела крушение – финский лоцман не уследил. «Штандарт» сел правой стороной на камень. Команда действовала профессионально и быстро. Спасательные шлюпки были спущены на воду через полторы минуты. «С болью в сердце съехали с милого «Штандарта», лежавшего, как раненое существо, на боку!»[292] – записал император в дневнике.
К счастью, авария обошлась без последствий. Однако капитан был так раздавлен произошедшим, что хотел застрелиться – государь едва успел выхватить у него пистолет.
Вместо послесловия
«Штандарт» надолго пережил своего венценосного владельца. В 1936 году яхту переоборудовали в минный заградитель, во время войны корабль потопил несколько вражеских подводных лодок. Потом «Штандарт» стал плавучей казармой, а затем и плавучей мишенью для ракетных стрельб. Его разобрали на металл в середине 1960-х.
Царь не получился, зато актер великолепный. Как Николай II сбегал от страшной реальности – на сцену театра
Николай II всегда был страстным театралом. Днем пропадал за кулисами, вечером – в зрительном зале. Потом начались проблемы в семье и государстве, стало не до развлечений. Но после отречения от престола бывший император вновь вспомнил о своем любимом увлечении. И в этот раз он сам вышел на сцену. Находясь в ссылке в Тобольске, Николай весь отдался любительским спектаклям, буквально умирал от волнения перед очередной премьерой – лишь бы только не думать о том, какая судьба ждет его в реальности.
«Театр уж полон; ложи блещут»
Когда Николай Александрович был еще молодым и дерзким цесаревичем, он как-то раз сыграл Евгения Онегина в домашней постановке. Партию Татьяны исполнила его тетя Элла – Елизавета Федоровна, супруга великого князя Сергея Александровича.
Николаю тогда было 23, и роль светского льва Онегина подходила ему идеально. «Театра злой законодатель, непостоянный обожатель очаровательных актрис, почетный гражданин кулис…»[293] – это же все про юного цесаревича, не обремененного властью и семьей. Как раз в том самом году у него закрутился сумасшедший роман с балериной Матильдой Кшесинской.
Историк Игорь Зимин приводит любопытные записки Николая к матери, датированные 1896-м годом: «Милая Мама! Извини, пожалуйста, за наше дерзкое бегство в театр. Но в 1/2 восьмого дают Ревизора. Сандро и Сергей очень звали туда. Я два раза старался попасть в него, но ни разу не удавалось»; «Милая Мама, мне очень хочется поехать сегодня в балет Чайковского «Лебединое озеро», поэтому извини нас, если не придем к тебе к обеду. Не думаешь ли ты тоже поехать в театр?»[294]
Он настолько окунулся во всю эту театральную жизнь, что даже приказал провести себе в рабочий кабинет телефонную линию из Мариинского, чтобы слушать любимые спектакли «в прямом эфире».
Из дневника Николая: «18 января. Погода – совершенная весна: 3° тепла с солнцем. Гуляли вместе в саду. Пили чай семейно внизу у Мама. Закусывали: Елена, Николай (деж.) и Сандро. Слушали «Евг[ения] Онег[ина]» в телефон. Ел устрицы внизу в дежур. комнате с Николаем; засиделись до 2 час.»[295].
Семья, работа, дети…
Потом беззаботный цесаревич внезапно превратился в Императора Всея Руси, сразу же женился на неулыбчивой принцессе, и на этом вся его блестящая светская жизнь закончилась. Ходить по премьерам стало попросту некогда. Государственные проблемы требовали круглосуточного внимания. Да к тому же супруга Николая II, императрица Александра Федоровна, театр совсем не любила. Не в ее это было характере. К тому же, очевидно, Александра ревновала мужа к балерине Матильде.
За двадцать последующих лет Николай выбирался в театр считанные разы. Лишь накануне трехсотлетия Дома Романовых возобновил регулярные посещения храмов искусств.
Историк Игорь Зимин пишет: «Складывается такое впечатление, что Николай II в январе и феврале 1913 г. наслаждался давно знакомыми постановками, их он смотрел и слушал много раз. Наслаждался тем, что может разделить радость от увиденного со своими старшими дочерьми. Тем, что может вновь посещать театры, а не сидеть узником в пригородных резиденциях, окруженных многочисленной охраной. Следует отметить, что возобновление «театральной жизни» диктовалось не столько личными желаниями царя, сколько политической необходимостью. Накануне 300-летия династии Николай Романов должен был продемонстрировать политическую стабильность страны, в том числе и тем, что он может в любое время посетить любую точку своей Империи. В том числе и театр. Царь активно демонстрировал себя подданным».
Последний спектакль последнего императора
После отречения от престола царская семья почти год провела в ссылке в Тобольске. Николай по привычке вел ежедневный дневник. Удивительно, но в этих записках – ни слова о мрачных событиях прошлого, нет размышлений о туманности будущего. Зато целые страницы исписаны отчетами о любительских спектаклях, которые ставились под руководством экс-императора каждое воскресенье. В сценках принимали участие дети Николая и немногочисленные слуги.
Играли на французском, английском, и всего один раз – на русском. Это был водевиль Чехова «Медведь» – небольшая пьеса-шутка о том, как один помещик вызвал вдову своего должника на дуэль. В таких вот водевилях Чехов показывал мир мелких людей, убогих мыслей, ничтожных чувств, где царит бестолковая суета и погоня за пустяками. Словом, отличный способ отвлечься от страшной реальности.
В феврале 1918 года Николай записывает в дневнике: «Работали в саду и пилил. После чая репетили. Вечером состоялся спектакль. Сперва шла англ. пьеса – «The Crystal Gazer» («Хрустальный пророк») – Мария и m-r Gibbs, а затем наша – «Медведь», в кот. играли: Ольга, опять Мария и я. Волнений в начале представления было много, но, кажется, хорошо сошло»[296].
Спектакли отнимали все свободное время. Императрица помогала дочерям шить костюмы, Николай Александрович с сыном монтировали декорации. Потом, в замиранием сердца, премьера – пусть для своей семьи, но все же ответственный момент.
Театр для последнего императора оказался единственным средством сохранить рассудок в ссылке. Полное погружение в вымышленный мир позволило Николаю II не сойти с ума от нереальности происходящего. И с царским достоинством принять свою трагическую судьбу.