Визиты Толика повторялись с определенной регулярностью — примерно раз в неделю он отпирал дверь своим ключом и крадучись пробирался в кухню. Хлопал дверцей холодильника, гремел крышками кастрюлек, а завидя жену, с набитым ртом начинал канючить:
— Десяточку, а? Завтра верну, клянусь!
Аня молча следила за его жующими челюстями. Жалостливые интонации Толика сменялись на агрессивные:
— Что, не стоит мой погибший талант твоей десятки? Жадная, черствая, эгоистичная женщина. Я всегда говорил: гений и злодейство — две вещи несовместные. Орел свинье не товарищ. И зачем я женился? Ведь ты обобрала меня. Ладно, если бы только материально, а то — морально. Я — психический инвалид и требую компенсации!
Толик размазывал по небритым щекам фальшивые слезы и знал уже, знал, что на телефонном столике в прихожей его ожидает заветная десятка.
Ане давно надо было перестать его пускать и уж тем более не позволять устраивать эти балаганные представления. Но всякий раз она следила за Толиком, будто завороженная, — какая новая версия их неудавшегося брака прозвучит из уст мужа? Впрочем, виновник всегда был один и тот же — Аня.
После его ухода Аня подолгу проветривала кухню — ждала, пока уйдет дым дешевых сигарет, запах вокзальных чебуречных, бездомных кошек, обшарпанных подъездов. Запах неудачника, которым за версту разило от Толика. Аня не смогла бы описать его, но узнавала всегда — запах несостоятельности не только материальной, но и моральной, как выразился бы Толик.
Такова была неутешительная история второго Аниного брака. А ведь был и первый.
Едва окончив десять классов, Аня переехала жить к своему бывшему однокласснику, чем в самое сердце поразила остальных одноклассников и его мать. Мальчика звали Максим, для домашних — Марсик. И эта кошачья кличка была все, что Аня сегодня способна была вспомнить о нем.
На полгода жизнь их превратилась в каникулы. Они спали до обеда, валялись в постели до вечера, а вечером отправлялись в кино или куда-нибудь потанцевать. Поздний ужин в ресторане. Шампанское и мороженое. Возвращались далеко за полночь и ложились спать.
Марсик прифарцовывал у одной из интуристовских гостиниц, деньги хранились у него в карманах кучей смятых бумажек: Каждый вечер он заводил один и тот же разговор, предлагал Ане оформить их отношения. Но Аня тогда была настроена по-молодежному экстремистски. Регистрация брака, считала она, разрушает любовь.
Через полгода мать спровадила Марсика в армию. Ане стало скучно и неловко жить с его матерью, и она вернулась к себе домой. Еще полгода они переписывались, а потом и переписка заглохла, не говоря уже о чувствах. Аня даже не могла теперь вспомнить, кто первый на чье письмо не ответил.
А потом она поступила в университет, жизнь ее резко изменилась.
Однажды она увидела Максима на автобусной остановке, и в страхе, что придется с ним о чем-то разговаривать, а разговаривать было совершенно не о чем, Аня отправилась до метро пешком. Она шла быстро и не оглядывалась. На эти праздные полукриминальные полгода своей жизни ей не хотелось оглядываться.
От школьных подруг, которые изредка позванивали Ане, она узнавала, что Максим поехал в Германию за подержанными автомобилями, чтобы здесь их перепродать. Что Максим передает ей привет. Что он сидит в берлинской тюрьме за какие-то паспортные нарушения. И снова передает Ане привет.
Вскоре Аня переехала жить в другой район города и всех своих школьных друзей, включая первого мужа, окончательно и с облегчением потеряла из виду. Прошлым своим Аня не дорожила. Настоящее и будущее всегда казались ей более привлекательными.
Не реже чем раз в полгода Аня кардинально меняла прическу, гардероб, знакомых, места, где можно поужинать. Муж Толик и подруга Наташа были единственными, кто задержался в ее жизни надолго. Но Толика из этого короткого списка можно уже вычеркнуть.
Если Анин первый брак был похож на неудачный анекдот, то второй претендовал на звание затянувшейся сентиментальной мелодрамы.
Позавчерашний визит Толика сыграл роль катализатора в долгом процессе накопления брезгливости. В день своего тридцатилетия Аня выгнала мужа навсегда, в том числе — и из своего сердца. А также навсегда избавилась от матримониальных иллюзий. На работе ей хорошо с коллегами, в кафе — с подругой Натальей, а дома — одной. И незачем нарушать это равновесие. Следующие тридцать лет жизни можно наконец посвятить себе.
Взгляд Ани рассеянно скользил по чисто прибранной комнате. По стеллажам из светлой березы с толстыми фармацевтическими справочниками на нижних полках, американскими и английскими романами на языке оригинала — на верхних. Блуждал по гравюрам начала века на стенах, по коллекции джазовых пластинок, по пестрым подушкам, в хорошо организованном беспорядке разбросанным на мягком кожаном диване.
Все Ане нравилось в своей квартире, месяц назад отремонтированной и заново обставленной. Здесь было все, что ей нужно для работы и для отдыха, для приема гостей и для одиноких лирических размышлений. Не было только места для этого шута горохового, бывшего мужа — не было и не будет.
Взгляд Ани наткнулся на экран телевизора. «Какое приятное лицо!» — подумала она, рассматривая молодого, самоуверенно улыбающегося мужчину, который беззвучно открывал и закрывал рот. Про таких, рекламируя одеколон, говорят — дерзкий, но нежный. Аня вернула звук.
— И на прощание хочу пожелать вам как можно реже испытывать потребность обращаться к нам, — завершил свое выступление гость телешоу. Невидимая аудитория разразилась аплодисментами, за которыми последовала реклама зубной пасты, которой Аня и так пользовалась.
Аня попыталась угадать, кто же он. Вот о ком нельзя было сказать, что жизнь его не удалась, так это о парне из телепередачи. Твердый взгляд зеленых глаз, легкая ирония в интонациях, в меру раскованные движения, отлично сидящий костюмчик.
На милиционера он не был похож — слишком независимые манеры. Так ведут себя разве только полицейские в энергичных голливудских фильмах. Куда еще обращаться неприятно? К врачу-венерологу. А что, если он сотрудник похоронного бюро? С такой артистической внешностью он способен неплохо утешать молодых вдов.
Аня изумилась собственному цинизму и нажала на красную кнопку пульта. Экран телевизора сузился до сверкающей точки и погас.
У Ани нет никаких причин обращаться в милицию, «Скорую», пожарную и даже в службу газа. С сегодняшнего дня ее жизнь становится образцом благополучия.
С мелодичным звоном настенные часы напомнили Ане, что ей пора к себе, в аптеку. Когда большинство жителей города готовились улечься в постель и отойти ко сну, Аня собиралась на работу.
Ее аптека была особой — ночной. Целый день вчера она гуляла по центру, наслаждаясь последним осенним солнцем, разглядывала витрины магазинов, болтала с барменом в кафе.
Сегодня четыре часа провела за рулем. Но ничуть не устала. Энергией, которая у остальных уходит на приготовление борщей и утешение мужа, пришедшего с работы расстроенным, — этой энергией Аня могла распоряжаться сама. Она уже привыкла работать по ночам.
Аптека, владелицей которой Аня являлась, выиграла муниципальный конкурс на участие в программе «Ночной город». Аня до сих пор испытывала волнение, когда вспоминала, как ее пригласили в мэрию, чтобы объявить новость.
Проект «Ночная аптека» выглядел довольно экстравагантно. Смысл его состоял в следующем: в Аниной аптеке будут продавать лекарства, необходимые при оказании скорой медицинской помощи. И не просто загулявшим гражданам, пострадавшим в несчастных случаях, а наркоманам. Любой человек, страдающий наркотической зависимостью, сможет предъявить справку о регистрации в своем отделении милиции и получить в этой аптеке бесплатно определенную дозу морфина гидрохлорида или, наоборот, метадона — на его личный выбор.
Был в аптеке и традиционный отдел — на всякий случай. Различные вариации парацетамола, желудочные гели, зубные пасты, пластыри и йод. Ассортимент обычной домашней аптечки занимал не более одного квадратного метра в торговом зале. Но оправдывал вывеску «Аптека» в глазах случайных прохожих — непосвященных.
Почему специализированная аптека должна была работать по ночам, Ане внятно не объяснили — видимо, чтобы как можно меньше шокировать добропорядочных жителей города. Финансировался проект через городской бюджет из некоего голландского гуманитарного фонда, и очень щедро, а к тому же аптека освобождалась от налогов.
Аня неоднократно читала в журналах — специальных и популярных — о голландском опыте контроля за наркоманией. В городе Амстердаме существуют специальные кафе для наркоманов, марихуана не запрещена и одноразовые шприцы выдаются на улицах. Наркотическая Мекка привлекает толпы молодежи со всей Европы. Ну разве не приятно, покурив травки, спокойно поваляться на городском газоне, поболтать босыми ногами в грязной воде канала. Однако, если верить статистике, уровень наркомании не только не повышается, но даже понемногу снижается.
Статьи были написаны с большим жаром и сопровождались цветными фотографиями, запечатлевшими вечный праздник, но Аня всегда подозревала авторов таких статей в тайной личной заинтересованности. Власти, которые решились выдавать населению наркотики бесплатно, — это утописты, во всяком случае, здесь.
И вот теперь ей предложили принять участие в построении такого «города Солнца».
Аня колебалась и долго изучала документы, где наркоманов деликатно именовали «больными с наркотической зависимостью», пока ей по-настоящему не стало жалко этих молодых и не очень, но определенно несчастных людей.
Проект не должен был иметь широкой рекламы. Попавшихся «при изготовлении и употреблении» в милиции ставили перед выбором — тюрьма или легальная «медленная смерть» под надзором участкового. И под присмотром Ани, Анны Снежковой, владелицы аптеки в центре города. Нетрудно предположить, что многие выбирали Аню.
Городские власти проинформировали Аню об особой чести делать первые шаги и тэ дэ, перевели на счет аптеки деньги, поставили двух внушительных охранников у входа и пригласили двух голландских чиновников для консультации. Тех самых голландцев, которых так развеселил Анин бывший муж. И что за мысль пришла ей в голову позвать их на день рождения? Ну да сделанного не воротишь.