Еще не успев как следует испугаться при мысли, что осталась совершенно одна в безлюдном заснеженном дачном поселке, Аня вздохнула с облегчением при виде этого признака жизни.
— Женя! — позвала она, но никто не откликнулся. Ей не хотелось врываться в лабораторию без предупреждения, гнев ее сменился смущением.
Она постучала в дверь. За ней стояла тишина.
Может быть, Женя заснул, подумала Аня.
Спал он или нет, но ей ничего другого не оставалось делать, как войти в маленькую подвальную комнату, заполненную пленками, химикатами и прочими аксессуарами быта фотохудожника.
Резкий запах фиксажа ударил Ане в ноздри. В комнате царил беспорядок. Ванночки с растворами были опрокинуты, повсюду растеклись лужи.
Под беспорядочно сваленными в кучу фотографиями, скорчившись в неестественной из-за связанных рук позе, лежал Женя. Голова его была запрокинута, волосы падали на лицо. В безжизненных глазах отражался свет красной лампы. Великий художник был отчетливо мертв.
Машинально Аня попыталась разыскать пульс на хрупком запястье. Кожа была теплой, но пульс не прощупывался. Аня потрогала фотопленку, прикрепленную к веревке для просушки. Она была еще влажной.
На мгновение Аня потеряла ориентацию. Если пленка еще не высохла, значит, она разминулась с убийцей в несколько минут. А что, если убийца все еще в доме?
Аня задержала дыхание и прислушалась. В доме стояла гробовая тишина.
«В контейнере для мусора появилось еще кое-что, — понеслись Анины мысли со скоростью снежного вихря, — новые поступления. Сначала муж, теперь фотограф». Чего этот маньяк добивается от нее?
«Маньяк» — вот она и сказала это слово. А «маньяк» в первую очередь означает длинный список жертв. Кто следующий?
Снаружи громко хлопнула на ветру калитка.
Чувства внезапно вернулись к Ане, и с ними пришел страх, животный ужас перед покойником, принявшим насильственную смерть, перед пустым чужим домом, глухим темным поселком, перед миром, который оказался заснеженной пустыней.
Аня схватилась обеими руками за шею — воздух отказывался проходить в горло. Она застонала, делая усилия, чтобы вдохнуть. На полу стоял стакан с водой, не допитой покойником наполовину. Аня нагнулась, подхватила стакан и вылила воду в горло. По вкусу жидкость была похожа на выпустившую газ минералку. Легкие заработали. Еще минуту Аня пыталась отдышаться, делая судорожные вдохи. Сердце пульсировало на кончиках пальцев рук.
Она выбежала на улицу. Снегопад прекратился так же неожиданно, как и начался. В глаза светила луна. Аня бросилась к машине.
Ключ никак не желал попадать в нужное отверстие, мотор упрямо не заводился. Аня почувствовала, что продрогла, пальцы ее озябли от холода. Но главное — ужас сковывал ее движения.
Она пыталась завести машину и спиной чувствовала — что-то темное, необъяснимое надвигается на нее. Главное — не оглядываться, говорила она себе, пока не потеряла смысл этих слов.
Она стукнула в отчаянии по рулю, и одинокий тоскливый рев клаксона огласил пустынные, залитые светом луны окрестности. Двигателю словно этого и надо было, он завелся с пол-оборота, все в машине ожило, загудело и завибрировало, и Аня рванула с места. Страх покинул ее, вместо него пришло осознание дела, которое нужно сделать — исчезнуть из этого места.
Дорога назад была тяжелее и опаснее из-за снежных заносов. Пока Аня выбиралась из поселка, ни одна машина не попалась ей навстречу и ни одна не обогнала.
Спустя десять минут после выезда с проселочной дороги на шоссе в зеркале заднего вида блеснули фары следующей за Аней машины. Машина быстро приближалась, но сигналов на обгон не подавала.
— Это еще кто такой? — спросила Аня вслух саму себя.
Не снижая скорости, она перебралась ближе к обочине, чтобы уступить дорогу бесстрашному водителю, который гнал по снегу со скоростью, превышающей Анину раза в полтора.
— Да обгоняй ты на здоровье!
Бесстрашный рванул вперед, поравнялся с Аней, и в ту же секунду Анину машину тряхнуло от сильного удара. Затем еще от одного.
Никаких панических мыслей вроде «что он делает!» не посетило Аню. Она четко поняла, что ее пытаются столкнуть с дороги.
Шоссе было по-прежнему пустынным. Сквозь замерзшее боковое стекло Аня не могла ничего разглядеть, кроме темного силуэта, зловещей тени. Руль рвало из ее рук.
Не отрывая взгляда от дороги, Аня увеличила скорость. Если она рухнет сейчас в кювет, машину будет вертеть не меньше километра. Может быть, у нее и есть шансы выжить в этом случае, но подсчитывать их Ане не хотелось.
Стрелка спидометра, подрожав на ста двадцати, отправилась дальше, к ста сорока. Сердце Ани восторженно замирало, когда колеса отрывало от скользкой дороги и машина неслась по воздуху, словно собираясь взлететь.
Сняв правую руку с руля, Аня включила радио и поискала что-нибудь бодрящее. Американская группа «Дорз» — «Давай, детка, зажги во мне огонь!». Аня принялась подпевать во все горло. Безудержное веселье захлестнуло ее. Она твердо знала, что победит в этой гонке, придет к финишу первой. Вот она несется на крыльях своего отчаянного бесстрашия, несется, не разбирая дороги, и весь мир стелется ей под колеса. Собственно, для того он и создан.
Дорога изменилась, начала забирать круто вверх, прямо в небеса, закручиваться свитком. В безумном упоении Аня неслась прямо в центр этого свитка, где ее разорвет на множество ликующих частей.
Удары прекратились. В зеркало заднего вида Аня заметила, как замелькали в беспорядочном вращении фары преследовавшей ее машины, потом машина плюхнулась на спину и беспомощно замерла, словно большой железный жук.
— Да! — выкрикнула Аня. — Получай!
Она с визгом затормозила и вышла из машины. Медленно, на цыпочках, зажимая рот, чтобы не рассмеяться, она подкралась к перевернутому железному жуку, который все еще перебирал лапками.
Боковое стекло со стороны пассажира пересекала трещина. Аня ударила по трещине ногой, и стекло, не рассыпаясь, провалилось в салон. Она заглянула внутрь.
Лицо водителя было облеплено маской. Приглядевшись, Аня поняла, что это завязанная на затылке узлом майка, какие носят подростки, с портретом Джима Моррисона. Вместо глаз у портрета были дыры, сквозь которые Аня увидела зажмуренные от боли глаза водителя.
— Ну что, детка? Что ты мне на это скажешь? — тихо спросила Аня. — «Угощай или напугаю»? Ты перепутал дату, дружок. Хэллоуин был месяц назад.
Ткань импровизированной маски быстро напитывалась черной кровью. Водитель слабо застонал. Вслед за его стоном Аня услышала сирену приближающегося автомобиля Государственной автоинспекции. Аня попятилась к своей машине.
«Он, наверное, решил, что это будет веселая предновогодняя шутка», — подумала Аня со смешанным чувством удовлетворения и досады. Если, конечно, не догонял ее от самого Жениного дома. Если он не тот человек, который побывал в доме сразу перед Аней. А если так, то у Ани есть все основания принять на себя обязанности духа мести.
Аня не заметила, как преодолела расстояние до дома. Она выбралась из машины и весело хлопнула дверцей. На дверцах, на крыле, на всей левой поверхности машины не было ни одной вмятины. Аня отошла подальше, пытаясь разыскать повреждения при помощи слабого света уличного фонаря. Потом провела рукой. Поверхность была абсолютно гладкой. Обошла автомобиль кругом и вернулась к исходной позиции. Машина была как новенькая. Аня заперла дверцу.
Уличный фонарь погас.
Одновременно кто-то словно нажал на кнопку выключателя внутри Ани. Улыбка сползла с ее лица. Коленки ослабели. Липкая рука страха принялась медленно и с наслаждением перебирать Анины внутренности.
Она огляделась. Из темных окон за ней следили тысячи глаз.
Аня бросилась домой. Ее охватила такая паника, будто она узрела самого бога Пана.
Из дома она анонимно сообщила по телефону о дорожно-транспортном происшествии на Дмитровском шоссе и перевела дух. Только что Аню чуть было не отправили следом за Женей туда же, куда Орфей спускался за Эвридикой. Ее хотели убить.
Ане необходимо придерживаться этой версии хотя бы для себя, иначе она сойдет с ума.
А отсутствие следов покушения на ее собственной машине как-нибудь само объяснится. Она просто не разглядела их от ужаса. Завтра навестит автосервис.
Ей нужно было срочно связаться с Виктором. Только он один мог теперь привести ее в чувство, вернуть ощущение реальности.
Набирая номер Виктора и стараясь не прислушиваться к собственным чувствам, Аня несколько раз ошиблась, какой-то мужик ей нахамил, но нахамил интеллигентно, обращаясь к ней «любезная».
Наконец она услышала знакомый спокойный голос.
— Добрый вечер. Как поживаете? А я как раз собирался вам звонить, — сообщил Виктор. — Я побывал в очень любопытном месте, в журнале, который издают настоящие художники. Хотите расскажу?
— Приезжайте, пожалуйста.
— У вас измученный голос, — встревожился Виктор. — Что-нибудь случилось?
— Да. Я жду вас, — выдохнула Аня. «Вы нужны мне», — хотелось ей сказать.
— Буду минут через пятнадцать.
Аню знобило. Чтобы согреться, она натянула на себя два теплых свитера и сверху укрылась толстым пледом, но это не помогло.
Виктор приехал раньше, чем обещал. Он взглянул на свою клиентку пристальным взглядом:
— Вы заболели?
— Нет. То есть да.
Аню трясло как в лихорадке.
— Вы на себя не похожи. Я думаю, вам надо лечь. Где у вас градусник?
Аня видела, что Виктор растерян и не знает, как ему следует себя вести. Лечить клиента, поить его горячим чаем с малиной, изучать показания градусника — разве это не превышение служебных полномочий? Но Ане было все равно. Пусть выкручивается как хочет.
С градусником под мышкой и чашкой горячего чая в руках Аня слушала его отчет об утренней работе.
В журнале «Искусство для искусства» Виктор представился фотохудожником.
Главный редактор, похожий на бывшего инструктора райкома комсомола, давно вышедшего из комсомольского возраста, с гордостью поведал Виктору, что журнал предназначен для настоящих ценителей искусства.