— Да так, неплохо. Сейчас, правда, приболел. Но я лечусь. Скоро болезнь отступит. — Голос его был тихим и безжизненным. Он произносил слова медленно, как во сне. Как механическая игрушка, у которой кончается завод.
«О нет! — подумала Аня. — Неужели все так плохо? Почему Митя не предупредил, маленький негодяй?»
— Я принесла вам кое-что. — Она протянула своему бывшему охраннику пакет с мандаринами и соком.
Анатолий Георгиевич заглянул внутрь пакета.
К себе в палату он не приглашал ее, но она и не хотела знакомиться с его соседями, присаживаться на краешек его койки. Она бы не вынесла этого.
— О! Мандарины! Сок! — Улыбка Анатолия Георгиевича залучилась радостью. — Все это очень полезно. Спасибо.
— И вот еще — поздравляю с Новым годом.
Алый сверток, разукрашенный снежинками и шишками, перекочевал в руки охранника.
— А что, — поднял он глаза на Аню, полные детского удивления, — сейчас Новый год?
— Да-да, скоро. Через несколько дней. Вы разверните пакет.
— Ну что ж, давайте развернем. Раз уж скоро Новый год — ничего не поделаешь. Придется развернуть.
Бумага громко затрещала. Анатолий Георгиевич задрожал и беспомощно посмотрел на Аню.
— Порвалась.
— Это не страшно. Давайте я вам помогу.
Аня сняла обертку. Анатолий Георгиевич взял снежинки и шишечки из ее рук, сложил аккуратным маленьким треугольником и сунул себе за пазуху. Теперь при каждом его движении бумага под одеждой шуршала и поскрипывала.
Аня протянула ему книжку.
Анатолий Георгиевич погладил ладонью шершавую мягкую кожу обложки и развернул книгу.
— «Жизнь после смерти», — прочитал он медленно. — И вдруг восторг узнавания озарил его лицо. — Но как вы догадались? Давным-давно я потерял точно такую же и так горевал о ней, так горевал. Вы читали эту книжку?
У Ани защипало глаза. Анатолий Георгиевич по-прежнему отказывался вспомнить свою бывшую начальницу.
— Да, да. Читала.
— Анна Сергеевна, но это же прекрасно.
И охранник разразился хохотом абсолютно нормального, психически здорового человека.
У Ани подогнулись коленки, и она прислонилась к стене, оперлась рукой на подоконник.
— Анатолий Георгиевич, вы меня чуть с ума не свели.
— Ловко я вас! — Охранник потирал руки, довольно посмеиваясь.
— Да вам на театре представлять надо. А вы в охранниках прозябаете.
— Это точно. А я тронут, не ожидал, что вы навестите меня. Ну, пойдемте ко мне.
Аня замялась.
— А может, здесь поболтаем? У вас там, должно быть, соседи отдыхают. Мы можем помешать им.
— Да я один в палате. У меня с головой, — охранник постучал сухим длинным пальцем по залысине, — какой-то особый случай. Держат на специальном режиме, берегут меня для своих диссертаций. — Он потянул Аню за пустой рукав белого халата, наброшенного на плечи. — Пойдемте, я вас коньяком угощу. Вчера Митька приволок.
Аня послушно двинулась вслед за ним.
— За подарок спасибо, а особенно за внимание. Оценил. Ну как в аптеке дела без меня? Грабители не ломятся?
Не пересмотреть ли Ане вопрос о его увольнении? Таким милым, разговорчивым она никогда Анатолия Георгиевича не видела.
— Да нет, не ломятся. У нас куратор новый.
— И метет по-новому?
Аня усмехнулась в ответ.
Анатолий Георгиевич усадил ее на стул, сам полез в тумбочку и достал бутылку, наполовину пустую.
— Стаканы сейчас ополосну. — И он выскочил в коридор.
Аня огляделась.
Палата была довольно просторной. Окно во всю стену. Белая пластиковая мебель — стулья, тумбочка. На низком столике у стены — телевизор. В стакане на телевизоре — три белые гвоздики. «Кто мог принести их? Неужели Митя?» — зажглось в Ане любопытство.
Ну что ж, здесь ему неплохо. Но и не хорошо, безликая больничная палата. Анатолий Георгиевич держится прекрасно. В курсе ли он своего диагноза? Или Митя также подшутил над Аней — впервые подшутил над начальством, и у его напарника все еще рядовое сотрясение мозга?
Аня вспомнила гулкий звук, с которым Анатолий Георгиевич постукивал себя по одной из пары залысин. «Особый случай». А может быть, он еще выкарабкается, как знать. Аня от души желала этого охраннику.
Он вернулся, смахивая воду с влажных стаканов. Отвинтил крышку с бутылки «Коктебеля» и плеснул понемножку себе и Ане.
— Ну, с Новым годом.
— А разве уже Новый год? — передразнила Аня Анатолия Георгиевича.
Он снова захохотал.
— Будьте здоровы, — пожелала ему Аня и сделала маленький глоток.
Охранник выпил до дна, как водку, и весело хлопнул стаканом по тумбочке.
— А вам разве можно пить? — поинтересовалась Аня.
— Волков бояться… — браво ответил охранник, расправив грудь так, что пуговицы пижамы напряглись и затрещали. И Аня узнала его прежние интонации служаки. Сейчас они не раздражали ее.
Невероятно, но Анатолий Георгиевич после глотка спиртного приступил к беспечной болтовне. Он с веселым сарказмом жаловался на тяжелых на руку сестер и бранящихся как грузчики санитарок, на слишком жирные котлеты и слишком жидкий суп. Выбраться бы отсюда поскорее.
Аня смотрела на него широко раскрытыми глазами и думала о том, как странно иной раз сказывается на темпераменте человека тяжелая болезнь. Ее отчаянно клонило в сон, но она боялась прерывать Анатолия Георгиевича, чтобы не повредить в нем эту внезапно проснувшуюся жажду выздоровления. Мир не без чудес, как знать…
Анатолий Георгиевич выпил еще с полстакана, Аня отказалась. Мимо палаты прошла санитарка с протяжным криком «Завтрака-а-ать!».
Аня встала и испытала прилив благодарности к больничному режиму, нерушимому как скала. Глаза ее слипались, а до дому добираться не меньше получаса.
В тумане надвигающегося сна Аня подошла к двери и повернулась лицом к Анатолию Георгиевичу.
— Прежде чем я уйду, я должна задать вам один вопрос, — сказала она и впилась взглядом в лицо охранника.
— Какой?
— Я понимаю, что, вероятно, не стоит этого делать… — в голове у Ани от сонливости был полный кисель, — и заранее предчувствую ответ… Но все же я должна спросить. Вы не обижайтесь, простите меня, если вопрос покажется вам оскорбительным. Да он и не может показаться иным…
У Ани мысли путались в голове, так ей хотелось спать. Язык заплетался. Накрывало ощущение, похожее на «синдром последействия», какой наступает через несколько часов после приема сиднокарба, когда за ночь необходимо сделать немного больше того, на что человек обычно способен. Сделать и не заснуть.
— Какой вопрос? — Глаза Анатолия Георгиевича смотрели приветливо и ободряюще.
— Неужели ничего нельзя было сделать, когда те двое напали на Толика?
— Толика? — Брови охранника поползли вверх.
— Моего мужа. На старом красном джипе.
— Я… не очень понимаю. — Охранник наморщил лоб, пытаясь вспомнить хоть один старый красный джип, с которым он сталкивался в жизни.
— Ну вы же видели, как двое выскочили из хлебного фургона и набросились на водителя джипа. Вы сами рассказали об этом моему… — Аня замялась, — знакомому. Его зовут Виктор. Вспомните.
На лице охранника были написано недоумение и замешательство. И даже самый придирчивый знаток человеческой психологии, даже детектор лжи не счел бы это выражение неискренним.
Тут волна воспоминания пробежала по его лицу.
— Виктор! Конечно, помню. Он приходил сюда на следующий день после моего поступления. Удивительно, как он смог сюда пробраться — к пострадавшим в аварии не пускали даже родственников. Такой… самоуверенный хлыщ. Он ваш близкий друг? Извините, если обидел вас.
— Нет, не друг. Знакомый. Приятель Толика, — соврала Аня.
— А, теперь понятно… — Анатолий Георгиевич раздраженно пожевал губами.
Аня не могла понять причину перемены его настроения. «Полагаю, он немного влюблен в вас», — вспомнила она слова Виктора.
— Он расспрашивал меня о вас, — с неохотой, как что-то постыдное, сказал охранник. — Ваш распорядок, привычки, адреса друзей и знакомых. Как будто он намеревается шпионить за вами. У нас в ГРУ это называлось «собрать досье». Естественно, я выгнал его отсюда.
Слабость заставила Аню снова прислониться к стене. То, что она слышала, не хотело влезать ни в какие рамки. Зачем Виктору понадобилось выспрашивать охранника?
— Так что насчет красного джипа шестьдесят девятого года выпуска?
Анатолий Георгиевич покачал головой.
— Говорю же, я выставил его отсюда. Никаких разговоров, никаких джипов. Я ничего не знаю о вашем муже, не уверен, что вообще когда-нибудь видел его. Сожалею, что ваш муж держал в друзьях такую дешевку. В Афганистане я таких молодчиков в бараний рог…
Охранник не на шутку разгорячился. Лицо его потемнело от классовой ненависти к молодому, здоровому, благополучному. И любопытному.
Охранник мог решить, что Виктор собирает сведения о начальнице, чтобы ее шантажировать. А что, если охранник не так уж далек от истины?
Воспоминания о визите Виктора причиняли ему боль — всякая ненависть болезненна, это Аня испытала на себе. С отчетливой ясностью она поняла, что если кто и врет, то не Анатолий Георгиевич.
История про хлебный фургон — выдумка. Но ради чего? «Собрать досье», — вспомнила Аня. Румяный помощник Сева, который ходил за ней по пятам. «Я тут случайно проезжал мимо…» «Без моего ведома ни шагу…» «Можно подумать, что вы Джеймс Бонд какой-то…»
Аня вспомнила, как ловко, незаметным движением факира Виктор в парке достал из кармана хлеб, заранее купленный для голубей, — у нее тогда появилось головокружительное ощущение, что он протягивает ей на ладони ее собственный глаз или ухо, а она не заметила, как лишилась их.
Он знает о ней все, а она о нем — ничего, только имя и род занятий.
Аня почувствовала себя так, будто попала внутрь гигантского калейдоскопа и этот калейдоскоп поминутно встряхивали. Она ровным счетом ничего не понимала.
Как ловко Виктор находил объяснения всем несчастьям, обрушивающимся на нее. Быстрее Виктора найти собаку мог только тот, кто сам ее спрятал.