Положим, собаку украл не он. Но зачем, кто объяснит, зачем все это вранье про свидетеля? На что он пытается ее спровоцировать?
Аня едва слышно попрощалась с охранником и покинула его палату.
— Я могу поговорить с врачом Губина? — спросила она у пробегавшей мимо сестры.
— С Бутенко? Бутенко сейчас на операции.
— А когда он освободится?
— А вы загляните вон в тот кабинет. Может, операция уже и закончилась.
Аня поразилась отсутствию логики в словах сестры и постучала в указанную дверь.
— Входите! — услышала она высокий молодой женский голос.
Аня толкнула дверь и увидела женщину лет сорока — сорока пяти, сидящую с ногами на подоконнике. В пальцах, обтянутых хирургическими перчатками, женщина зажала дымящуюся сигарету. Дым она выдувала в открытую форточку.
— Здравствуйте. А когда освободится врач Бутенко?
— Бутенко Ариадна Матвеевна, слушаю вас, — женщине с сигаретой доставляло явное удовольствие произносить свое имя целиком.
— Я хотела поговорить с вами о Губине Анатолии Георгиевиче. Он лежит в…
— Прекрасно знаю, где он лежит. Сама его туда укладывала. Он у нас коллекционный экземпляр.
— Что-что?
— Скажите, вы его близкий друг? Я знаю, что он не женат.
Странно, но за последние пятнадцать минут Ане дважды задали один и тот же вопрос.
— Не очень близкий, но достаточно, чтобы меня беспокоило его состояние.
— Интересуетесь, что с его головой. Еще бы… — Ариадна Матвеевна словно хвасталась своими собственными достижениями.
— Мне сказали, что у него проблемы с кровоснабжением головного мозга.
— Один тромб точно есть и множество точечных кровоизлияний.
— И что это означает?
— А то, что он уже месяц как должен принимать посетителей на кладбище, а не в больнице. С такой головой не живут, инсульт, в лучшем случае инфаркт — и смерть.
— Но ведь он жив?
— Знаете, я читала все эти книжки Стивена Кинга о людях, у которых в черепной коробке вообще ничего нет, кроме мозговой жидкости, или наоборот — у которых две головы или по глазу на каждом пальце. Но фантазия писателя — это одно, а реальная медицинская практика — другое. Вы понимаете это?
Этот вопрос Аня тоже уже однажды слышала.
— Понимаю.
— Так вот, его череп на просвет выглядит как плод фантазии мистера Стивена Кинга — старый, засохший сыр, изъеденный червями.
— Что с ним будет дальше. Он умрет?
Женщина уверенно кивнула:
— Как дважды два.
— Когда?
— Вчера.
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Как бы объяснить вам попроще…
Врач выбросила окурок в окно и соскочила с подоконника. Ариадна Матвеевна являла собой тип классического врача-циника из черных анекдотов. Одновременно она была отличным хирургом с мелодичным женственным голосом и следами пепла на запятнанном чужой кровью халате.
— Можно вырезать ему тромб, просто отрезать кусочек, вынуть его и зашить. И вернуть вам его в виде жизнерадостного овоща. Если вы, конечно, достаточно близкий друг, чтобы возиться с ним потом. Но даже возиться все равно долго не придется. Инсульт.
Ариадна Матвеевна достала новую сигарету из мягкой пачки.
— Еще один вопрос. При его болезни люди страдают забывчивостью, не так ли?
— Это самое удивительное — мы тестируем его вдоль и поперек. Нарушение кровоснабжения — это хотя бы частичная амнезия. Он, конечно, может позабыть, в какой карман сунул свою зажигалку, — Ариадна Матвеевна пошарила по карманам, отыскала зажигалку, — как любой из нас. Но не более.
Зажигалка щелкнула, выбросив огонек. И за десять секунд сожгла высыпавшуюся сигарету.
Вместе с этой пустой сигаретой истлела Анина последняя надежда — на провалы в памяти у Анатолия Георгиевича, чуда отделения нейрохирургии.
Врач выругалась и достала из пачки новую сигарету.
Аня поблагодарила и вышла.
— Вы заходите, — пропел ей вслед высокий молодой голос. — Если он проживет здесь еще месяц — я съем свою зажигалку. А если он проживет месяц, то может прожить и до ста лет. Тогда меня не удивят даже маленькие зеленые человечки на летающих тарелках.
Аня поехала домой, мечтая по дороге, как заберется, словно маленькая девочка, под одеяло с головой и больше никогда не вылезет в этот жуткий, непонятный мир. А еще лучше — спрячется под кровать.
Но она понимала, что, если понадобится, — астарол найдет ее и под кроватью. Взломает дверь, вытащит ее тело и вопьется в горло.
«Голландия!» — вдруг вспомнила Аня. И эта идея так захватила ее, что она, едва ли не впервые в жизни, проехала перекресток на красный.
Вслед ей понеслись визг тормозов и пронзительные сигналы клаксонов. А если бы Аня не была так увлечена спасительной идеей бегства на время в Голландию, она услышала бы и нецензурную брань.
Пусть теперь розовощекий помощник Сева попробует влезть с ней в самолет до Амстердама по одному билету. Или пышноусый «безумный профессор». Или кожаная куртка. Кем бы они все друг другу не доводились — чтобы получить визу, требуется время.
Здравствуй, Голландия, страна ветряных мельниц, тюльпанов и легализованных легких наркотиков. Страна Аниного убежища.
Глава 11
Аня сообщила Ивану Ивановичу, что едет. О том же самом предупредила Машу с Дашей и Митю. Двадцать третьего все ее подчиненные отправляются на каникулы до конца года.
Нужно повесить на входе объявление, чтобы предупредить тех, кого Иван Иванович стыдливо называет «пациентами».
Нового охранника новый куратор еще не подыскал.
Аня вручила каждому подарок. Маша и Даша заулыбались, зашуршали обертками, принялись обнюхивать флакончики. Митя тут же откупорил подаренную ему бутылку португальского портвейна.
Чуть позже Маша с Дашей и Митя устроили какую-то возню под прилавком. Потом вытащили оттуда большую белую коробку. На крышке был нарисован танцующий пингвин в спортивной шапочке.
Аня открыла коробку и ахнула от восторга и неожиданности.
— Как вам в голову пришла такая волшебная идея?
Аня обвела испытующим взглядом Машу, Дашу и Митю. Было заметно, что они довольны эффектом, который произвел их подарок.
— Это Анатолий Георгиевич придумал первым.
— Спасибо! — Аня была растрогана до самых неподдельных слез.
В коробке лежали коньки — настоящие фигурные коньки. Высокие белоснежные ботинки с таким же серебристым пингвином на внешней стороне голенища, как на коробке, и привинченные к ботинкам сверкающие острые лезвия.
Ане и во сне не мог присниться такой сказочный новогодний подарок. Завтра же она отправится в новых коньках на каток.
По случаю разрушенного рабочего настроя Аня закрыла аптеку рано, в полвторого ночи, и всех отпустила.
Кого же ей захватить с собой в Амстердам? Не знакомиться же прямо сейчас с одним из своих клиентов, чтобы в разгар поездки выяснилось, что у него полная голова тараканов.
Аня бросала взгляды на коробку с коньками, и коньки не позволяли ей сосредоточиться на поездке.
Завтра на катке она решит, как быть.
Среди всех городских катков Аня выбрала Парк культуры. Туда ей удобнее всего было добраться на машине.
На катке играла музыка. Роберт Майлз, «Children» — «Дети». Самая популярная мелодия уходящего года. Дети катались отдельно от взрослых, мальчики с клюшками — отдельно от девочек.
Взрослые уже не демонстрировали такой принципиальной сегрегации. Разнополые подростки катались, взявшись за руки. Девушки болтали ногами, обутыми в коньки, сидя на ограждении. Парни топтались вокруг них на своих двоих, пили подогретое пиво.
Аня переоделась и встала на лед. Она не позволяла себе этого более пятнадцати лет. Тело само вспомнило, что нужно делать, и отдало команду ногам. Она заскользила в общем счастливом потоке.
Когда Ане исполнилось ровно четырнадцать лет, тренер заявил ее родителям, что Аня должна наконец сделать выбор между льдом и любой другой почвой под ногами. Между коньками и всей остальной жизнью. Тогда он посадит ее в интернат под замок, год будет тренировать и, может быть, отправит на чемпионат Европы. А там, глядишь, и до победы на зимней олимпиаде недалеко.
Родители забрали Аню домой и определили в обычную школу. Аня даже не знала, что отец принял такое решение за всех троих. И надо сказать, что после она всегда была ему благодарна.
Если бы она осталась на льду, ничего другого в ее жизни бы не было. Ни коллекции джазовых пластинок, ни английских и американских романов на языке оригинала. Ни тем более целого года счастливой жизни с Толиком. Победа на зимней олимпиаде не стоила целого года счастливой жизни.
Уже гораздо позже, не в этот счастливый год, Толик завел привычку плаксиво приговаривать во время их ссор: «Ты понятия не имеешь, что такое спортивная гордость, что такое азарт. Какие слезы проливаешь над серебряной медалью, когда у кого-то другого — золотая».
К тому времени Толик забыл, что у Ани кандидатский разряд. К тому времени он вспоминал о ней только в тех случаях, когда нужны были деньги.
Как Анатолий Георгиевич мог догадаться про коньки? Это только Дед Мороз способен на такие чудеса.
Краем глаза Аня успела заметить, как стремительно на нее надвигается тень. Она попыталась изменить свою траекторию, взять правее, чтобы избежать столкновения. Но поворот был слишком резким, отвыкшие от коньков ноги отказались слушаться. Кто-то темный врезался в Аню на полной скорости, и она спиной плашмя рухнула на лед, успев в последний момент приподнять голову.
Но сила столкновения была такова, что затылок с глухим звуком стукнулся о ледяную поверхность, голову пронзила боль, и Аня провалилась в черноту, успев подумать: «Только бы не сотрясение!»
Она открыла глаза. Деревья, люди кружились вокруг нее в замедленном хороводе. Она снова зажмурила глаза и, когда раскрыла их во второй раз, увидела над собой склоненное жалостливое и растерянное лицо. С минуту Аня пыталась вспомнить, где она и что с ней произошло. Музыка укачивала и не давала сосредоточиться.