Лицо было женским и как будто знакомым. Из-под черной вязаной шапочки выбивались короткие волосы цвета лесной фиалки.
Аня узнала — это была та самая девушка, у которой воры прятали Наташину собаку. Или ее сестра-близнец, потому что у той девушки волосы были длинными, растрепанными и естественного цвета.
— Привет, я Мышка. Помните меня? Как голова? Извините, я немного не рассчитала. Второй раз на коньках. Так приятно было увидеть вас. Как поживает ваша собака? Все так же жует полотенца?
Девушка обрушила на Аню поток вопросов и одновременно пыталась помочь ей подняться. Но опять не рассчитала, поскользнулась и рухнула рядом с Аней.
Аня то ли рассмеялась, то ли застонала. Боль начала утихать. Нет ничего ужаснее, чем хлопнуться затылком об лед, — это Аня усвоила еще в детстве.
К ним подъехал служащий катка в ярко-красной форме. На лице его была написана озабоченность.
— Может быть, позвать врача?
— Спасибо, нет, — выговорила Аня и прислушалась к своим ощущениям. — Мы в порядке.
Она поднялась первой и подала руку девушке, которая представилась Мышкой.
— Только пообещайте мне, что мы не шлепнемся еще раз. Надо мной и так весь каток потешается. Бесплатная клоунада, — сказала Мышка, не трогаясь с места.
Аня рассмеялась:
— Обещаю. Что случилось с вашими волосами? Я не сразу вас узнала.
Мышка встала, отряхнулась и стянула шапочку. Лиловые волосы дыбом встали вокруг ее бледного лица с тонкими, хрупкими, немного кукольными чертами.
— Шикарно, да?
Аня не ответила. Ее вдруг посетила захватывающая идея. Что, если взять с собой в Амстердам для отчетности эту девушку? Она, кажется, добрая, веселая. Не похоже, что ее сомнительный вороватый приятель Троекуров оказывает на нее сильное влияние. И выглядит она достаточно экстравагантно, чтобы понравиться учредителям фонда и репортерам. К тому же они с Мышкой немного знакомы.
Аня осторожно прикоснулась к ушибленному затылку. Он саднил и обещал шишку. Хорошо бы Мышка согласилась, а с болью в затылке Аня как-нибудь справится — похоже, никакого сотрясения нет.
Она предложила девушке выпить кофе или сока в ближайшем павильончике. Мышка согласилась и с облегчением сбросила коньки.
Анина симпатия к ней возросла, когда Мышка походя обронила, что поссорилась с Гришей, когда он признался, что изменял ей с ее подружкой.
Аня и ее знакомая стояли, прислонясь к стойке в холодном кафе, и пар шел у них изо рта.
Теперь Гриша требует у Мышки деньги за «амортизацию» — он так это называет. За то время, что Гриша возился с Мышкой, он мог бы горы своротить, а теперь поезд ушел, корабль уплыл. Даже подружка выскочила замуж, и он остался ни с чем. Но Мышка не обижается на Гришу, потому что жизнь у него не сахар. Его выгнали с торгового флота за контрабанду, чуть не посадили в тюрьму. У него мать болеет — она почти сумасшедшая. Гриша закрывается от нее на ключ, а она лупит по двери топором. Мышка сама видела следы на двери.
Аня могла бы задать ей вопрос, что такая милая девушка нашла в пьянице и скандалисте, если бы сначала ответила на подобный вопрос сама.
Аня потирала затылок, а Мышка выбалтывала все о себе малознакомому человеку. Она была доверчива, как ребенок, выросший среди хороших людей. С лица ее не сходила оживленная улыбка, а глаза жили все той же отдельной от лица жизнью — исподлобья дремотным взглядом изучали мир.
Мышке двадцать один, но она еще нигде не учится и не работает — не решила, чем бы ей хотелось заниматься. Мама уговаривает ее поступать в мединститут, но Мышка ненавидит белые халаты и анатомичку. Папа хочет пристроить ее в Академию экономики, но у Мышки всегда была тройка по математике.
Подружка Юля Валеева — та, с который изменил ей Гриша, — уговорила записаться на курсы Дизайнеров прически, хотя сама выучилась на литературного переводчика. Но Мышка думает, что это как-то обидно — всю жизнь стричь чужие волосы, зная, что через месяц самая красивая прическа теряет форму.
К тому же подружка Юля вместо курсов вышла замуж за теннисного инструктора и укатила в Финляндию. Одной Мышке ходить на курсы скучно.
Зато два ее рассказа напечатали в «Юности» и велели приносить еще. Может быть, ей заделаться писателем? В восьмом классе она ходила в школу юного журналиста. Это так возбуждает — представлять себя где-то на озере в Карелии, в стенах арендованной на все лето дачи. Ты встаешь в шесть утра, выпиваешь чашку кофе, выкуриваешь сигарету и садишься за машинку. Стол у тебя стоит у окна, окно выходит на озеро, а за озером лес. Ты не встаешь из-за машинки, пока не сделаешь страниц пятнадцать, потом ужинаешь и идешь гулять — придумывать, что там будет дальше, кого тебе сделать убийцей. Вокруг ни души…
Мышка сладко потянулась.
А в девятом классе она год прозанималась на ипподроме — выездкой, и до сих пор дрожит, когда видит на улице лошадь. Что, если вернуться на ипподром?
Или лучше выйти замуж и нарожать десяток детей. Один будет писателем, второй врачом, третий художником по прическам…
Ни к чему толком не привязавшись в Москве, Мышка успела попутешествовать — объехать всю страну и пол-Европы. В Праге она чуть не сошла с ума, перепившись абсентом — его не продают женщинам, поэтому она переоделась мужчиной. Кажется, бармен так и не поверил ей, но продал абсент в награду за находчивость. После абсента галлюцинации совсем другие, чем после «кислоты» или грибов.
А в Амстердаме абсента не найти, зато через каждые сто метров к тебе подходит негр и спрашивает: «Вам килограмм, два?» — имея в виду кокаин. Килограмм кокаина, но по цене пятисот грамм.
Аня слушала Мышку и убеждалась, что та ей подходит во всех отношениях. Нужно только попросить ее не впадать в забытье во время их поездки.
— А вы… — начала было Аня, но замялась, не зная, как сформулировать вопрос.
— Вы хотите спросить, не наркоманка ли я? — легко подхватила вопрос Мышка. — Да в общем-то нет. Я могу без них обходиться. Была по молодости пара контактов с героином, я быстро спохватилась. Но без гашиша по крайней мере сейчас ни одна порядочная вечеринка не обходится. К гашишу не привыкаешь — разве что, как к хорошему другу. Зачем отказывать себе в общении с хорошим другом? Но без друга можно обходиться, а без препарата на основе опия — нет. Поэтому я никакого опия к себе не подпускаю. Да вы не беспокойтесь, я не кусаюсь.
— Послушайте, Мышка. Как вас зовут на самом деле?
— Вообще-то Матильда. Но не вздумайте меня так называть. Это папочка мой постарался. Думаю, он назвал меня в честь кошки фрекен Бок. Помните домомучительницу из «Карлсона»?
Аня сдержала улыбку.
— Как бы вы отнеслись к возможности повторить вашу поездку в Амстердам?
— А я и собиралась ее повторить — после Нового года, когда отец пришлет мне деньги. Специально сделала себе мультивизу.
— Тем лучше. А ваш отец…
— Он посол, в Словакии. И мама с ним, так что я сейчас живу одна. Это очень удобно, когда тебе двадцать один. Можно выбирать свое будущее на свежую голову, без постороннего давления.
— Послушайте, я предлагаю вам съездить в Амстердам до Нового года, через пару дней и за счет одного щедрого голландского фонда. Билеты туда и обратно уже заказаны. Мне как раз нужен кто-нибудь вроде вас. Но не бойтесь, ничего противозаконного или противоестественного я от вас не потребую. Как вы на это посмотрите? Я должна объяснить, в чем тут дело…
— Да ладно, потом как-нибудь объясните. Я согласна. Но при одном условии.
— Что это за условие?
— Если мы перейдем на ты. Годится?
Аня растерянно улыбнулась. Она не ожидала такой легкости на подъем у девушки.
— Годится. Тогда и у меня условие — не курить в моей спальне.
Аня и Мышка встретились двадцать третьего утром в Шереметьево.
Мышка была одета во все черное — черная стеганая квадратиками узкая куртка из искусственной кожи, антрацитовые джинсы и уже знакомая маленькая шапочка. Из-под шапочки выглядывали лиловые волосы.
С собой у Мышки был небольшой черный рюкзак, никаких чемоданов.
Она приехала раньше Ани, которая немного опоздала, разыскивая платную стоянку, чтобы оставить там машину. Войдя внутрь, Аня увидела Мышку возле барной стойки, болтающую с провожатым, Иваном Ивановичем.
Мышка выдувала через соломинку воздух, и остатки кампари с оранжем на дне ее стакана пузырились. Иван Иванович пил минеральную воду, наклонившись в три погибели к невысокой Мышке и ловя каждое ее слово. Кончики его усов погружались в стакан, когда он делал глоток, и потому намокли, но он не обращал на это внимания. И самое потрясающее — он улыбался. То, что говорила Мышка, ему нравилось.
Если уж Мышка способна развеселить нового куратора, значит, она действительно бесценное приобретение.
Иван Иванович помахал Ане рукой, и одновременно объявили посадку.
Аня принюхалась — от Мышки пахло «Опиумом».
Они попрощались с куратором, который пожелал им успеха. После того как стеклянные створки автоматически сомкнулись за ними, Аня с досадой выяснила, что билеты он приобрел им в экономический класс.
Это означает, что четыре часа ее ноги будут упираться во впередистоящее кресло.
Матросов никогда бы себе такого не позволил. Если куратор решил сэкономить немного чужих денег за счет проекта «Ночная аптека», он мог бы предупредить заранее, дать ей возможность оплатить разницу.
Аня не любила летать. От перепадов высоты у нее сохла и шелушилась кожа, закладывало уши, начинали ныть суставы. Ни о какой ясной голове или свежем цвете лица по месту прибытия речи быть не могло.
В первые сутки после полота ее обычно мучила бессонница, легкая депрессия из-за страха высоты.
Но если уж она решилась лететь, то согласна была делать это в обстановке максимального комфорта.
В бизнес-классе она могла бы превратить свое кресло в кровать, получить темную повязку на глаза, укрыться своей мягкой шерстяной шалью и вздремнуть. И быть уверенной, что никто ее сон не потревожит, даже если самолет вдруг начнет падать.