Крис и Питер одинаково улыбались, одинаково одевались, были одинакового роста. Их гладкие щеки одинаково светились румянцем, свойственным жителям севера Европы. А серо-голубые глаза под пушистыми ресницами блестели одинаковой легкой нетрезвостью.
Аня не сразу поняла, в чем причина их оживления, а когда поняла, удивилась и развеселилась. Слишком это было не похоже на тот деловой коктейль, на который она вначале настроилась.
Может быть, они так празднуют ее приезд? Бар, в котором они с ней встретились, был у них явно не первым. А может, и не вторым.
— Как хорошо вас видеть, — произнес Крис на своем пришепетывающем русском.
Оба уселись на табуреты по обе стороны от Ани, так что ей приходилось вертеть головой, когда они говорили по очереди.
— Как вам понравился Амстердам? — спросил Питер, не переставая сиять.
Впрочем, Аня все еще не была абсолютно уверена, что не путает их по именам.
— Прекрасно, — ответила она. — Мне почти ничего не удалось рассмотреть сквозь стекло автомобиля.
— О! Вы еще рассмотрите, — пообещал один с какой-то угрожающей интонацией, а второй закивал головой, ручаясь за первого.
Оба испускали в окружающую среду токи доброжелательности.
— Надеюсь.
Пока они продолжали эту бессодержательную болтовню, Аня заказала себе еще один коктейль.
Крис, изобразив на лице хулиганское выражение, достал из-за пазухи плоскую стальную фляжку, отвинтил крышку и отхлебнул из фляжки, высоко запрокинув голову на глазах у равнодушно наблюдающего за ним бармена.
— В Европе, — доверительным тоном заговорил он, промокая губы салфеткой и передавая фляжку товарищу, — есть старинный студенческий обычай.
Питер, сделав свой глоток, по-лошадиному мотнул головой, тихонько фыркнул и спрятал фляжку себе во внутренний карман пиджака.
— Какой обычай? — спросила Аня.
— Испанцы называют его «il de tapas», — продолжил Крис. — Голландцы никак не говорят. Молодой человек выходит из заведения, идет в другие заведения. С собой несет в рунах стакан с вином, сверху лежит закуска. Бутерброды.
Голландец выжидательно посмотрел на Аню. Почему она не смеется?
«Не такие уж вы молодые», — подумала Аня о двух захмелевших взрослых голландцах с неожиданной благодарностью за возможность выбраться из Москвы, но не могла не признать, что ведут они себя как мальчишки.
Суть веселого европейского обычая Аня не вполне уловила. Она чувствовала себя как человек, который прослушал последнюю реплику анекдота. Все хохочут, а она слабо улыбается и пожимает плечами.
— Свой стакан никогда не пьет, — пришел на помощь собрату Питер. — Всегда пьет в заведении. Горожане смотрят, смеются.
Аня тоже засмеялась. Смысл анекдота она так до конца и не поняла, но смеялась непритворно. Веселые и нелепые голландцы хохотали, наклоняясь вниз под стойку. Аня вдруг поняла, кого они ей напоминают: Труляля и Траляля из сказки про Алису.
— Но вы пьете из своей фляжки, — заметила Аня, постучав пальцем по лацкану пиджака Питера, который заметно оттопыривался.
— Нет больше терпения! — хором объяснили голландцы, задыхаясь от нового приступа смеха.
«Да что они, гашиша обкурились, что ли? Может, в их обществе хорошим тоном считается шагать в ногу с наркоманами, о которых фонд заботится?»
Амстердам и в самом деле начал становиться похожим на удивительный город.
Голландские бумажные деньги, небольшую сумму которых Аня успела получить в результате обмена, выглядели поразительно легкомысленно. Они скорее напоминали приглашение на ночную вечеринку, чем традиционные денежные знаки. Они были ярких, летних цветов — желтые, лиловые, розовые. На пятидесятигульденовой бумажке был изображен оранжевый подсолнух. Двадцатипятигульденовая пестрела абстрактным геометрическим рисунком. В качестве водяного знака на сотенной оказалась картинка с милым белым кроликом. Страна чудес.
Полицейские машины, которые Аня видела в аэропорту, меньше всего напоминали о казенной службе охраны правопорядка — борта спортивных «порше» с откидным верхом косо пересекали красные и синие полосы. Больше всего это было похоже на карнавал гоночных машин.
Аня вспомнила, как, сойдя с самолета и оказавшись в зале ожидания, она увидела компанию молодых людей — они танцевали под музыку, которая неслась из свисающего с потолка телевизора. Остальные либо не обращали внимания, либо одобрительно улыбались.
Аня не смогла припомнить, какой по счету перед ней коктейль, и решила остановиться.
«Неужели я позволила себе лишнее?» — равнодушно подумала она.
Голландцы по обе стороны от нее чем-то чокались в стаканах из толстого синего стекла и приговаривали:
— Поздравляем! Поздравляем! Пей до дна!
Всем этим застольным русским выкрикам их, должно быть, обучил парень в джинсах — бывший якутский инженер, он же бывший петербургский художник, ныне шофер.
«Да это оргия какая-то», — подумала Аня, когда Крис снял пиджак и сбросил галстук.
А ведь в Москве эти двое показались ей такими чопорными. Напрасно она сгорала со стыда за безумства Толика на ее дне рождения.
Аня взглянула на часы и выяснила, что ей давно пора в постель, отодвинула от себя недопитый коктейль и сползла с табуретки.
— Аххх! — вздохнул изумленно Труляля и что-то невнятно проговорил по-голландски. Он произнес это, как ребенок, которого лишили давно обещанной игрушки.
Траляля ответил ему более энергично. Аня поняла, что они принялись ссориться. Сейчас вздуют друг дружку.
— Хорошую, нестарую испортил погремушку, — услышала Аня голос Мышки. Мышка стояла в дверях бара и манила Аню к себе, протягивала ей руки. На лице ее было неподдельное сокрушение по поводу сломанной погремушки, но глаза сверкали нечеловеческим весельем. Глаза ее изменились, а Аня уже думала, что сонный взгляд исподлобья — это навсегда.
— Как ты догадалась? — удивилась Аня.
— Ну что, пойдем проветримся? — бросила Мышка, не ответив на Анин вопрос.
— Пойдем, — быстро согласилась Аня и взяла Мышку под руку.
Они вышли из бара, а затем из гостиницы под моросящий дождь и направились куда-то вдаль по сияющей цветными фонарями и вывесками неширокой улице.
Аня старалась переступать через лужи, но те все равно лезли под ноги. Хорошо, что она надела кроссовки, пожалев свои ноги после перелета.
Тут Аня обратила внимание, что ее пальто тоже на ней. Мех быстро намокал и тяжелел.
— Куда мы идем? — спросила она.
— Как говаривал один мой хороший знакомый — кое-куда. Он теперь на небесах.
— Звучит заманчиво, — заметила Аня и умолкла.
Мышка шагала решительно, глядя вперед, улыбаясь неподвижной улыбкой.
Они свернули в темный переулок, потом вышли на широкую, ярко освещенную улицу, пересекли выложенную мокрой брусчаткой площадь, перешли по узкому, крутому каменному мостику на другую сторону канала, опять свернули в переулок.
Аня почувствовала, как от быстрой ходьбы и тяжести одежды у нее беспорядочно затрепыхалось сердце. Подозрений, будто они что-то делают неправильно, у нее не возникло. Только шуба мешала.
— Эй, подожди. Мне нужно отдышаться.
Мышка остановилась и полезла в маленький боковой кармашек рюкзака, щелкнув застежкой. Только сейчас Аня поняла, что у Мышки с собой набитый рюкзак. Но подозрения и тут не всколыхнули ее душу.
Мышка разыскала маленький бумажный комочек и зажала его в кулаке.
— Устала? — спросила она, изучающе глядя Ане в лицо.
— Немного.
— Сердце колотится?
— Угу. — Аня придерживала свое сердце рукой, чтобы не выпрыгнуло.
— Это все смена часовых поясов. Держи таблетку.
Мышка разжала кулак и поднесла бумажный комок к губам. Быстро поцеловала его. Потом развернула бумагу. В бумаге была крошечная таблетка в темно-зеленой оболочке. Мышка протянула ее Ане.
— Что это? — спросила Аня с профессиональным интересом владелицы аптеки.
— На сегодня это будет твой валидол. Валидол чистой воды. Бери же. — Мышка слегка покачала вытянутой рукой.
Мышкино объяснение вполне удовлетворило Аню. Она взяла таблетку и, как положено поступать с валидолом, отправила ее под язык.
— Отлично, — сказала Мышка. — Теперь зайдем в кафе и выпьем горячего чаю.
— Слушай, я же хотела спросить у Криса или Питера, откуда их шофер так хорошо знает русский.
— В следующий раз спросишь.
После двух чашек горячего зеленого чая в маленьком кафе Мышка вызвала по телефону такси. Аня с облегчением залезла в теплое чрево и облокотилась на мягкую спинку заднего сиденья.
Ноги ее приятно гудели, но не как бывает после похода по магазинам или прогулки по городу, а словно внутри каждой из них поселилось по рою дружелюбных пчел. И эти пчелы жужжали. Сердца Аня больше не чувствовала.
Вдруг она очнулась, когда ей показалось, что такси колесит по городу уже несколько часов. Мышки рядом не было. Аня пережила приступ спазматического ужаса, поморгала глазами, и Мышка появилась.
Аня приподняла правую руку, надеясь коснуться плеча своей неподвижно сидящей спутницы, но не разогнула ее до конца, застыла, ошеломленная. Сложность и совершенство, с каким была сконструирована ее рука, поразили Аню до глубины души.
Мышка повернулась к ней.
— Привет, — сказала она. — Как дела?
— Хорошо, — ответила Аня автоматически. Слово прозвучало раньше, чем Аня открыла рот и привела в движение голосовые связки.
— Отстает или опережает? — спросила Мышка.
— Опережает, — ответила Аня подумав. Хотя, в сущности, отстает, решила она пару секунд спустя.
Мышка обратилась к шоферу, который сидел впереди и выглядел как вырезанный из фанеры и выкрашенный черной краской силуэт мишени. Машина остановилась. Девушка вылезла на тротуар и, обойдя автомобиль, подошла снаружи к дверце, где свернулась клубком Аня.
Мышка взяла Аню за руку и, поглядывая искоса на нее, повела в сторону квадрата света, над которым горело несколько косых букв из незнакомого Ане языка.
Она взглянула еще раз и вдруг прочитала: «Метро». Ее охватила радость ребенка, который прочел первое в своей жизни слово.