Воздух внутри дрожал и вибрировал в такт музыке, которая обрушивалась со всех сторон.
Аня и Мышка прошли по длинному коридору, напоминающему внутренности подземного тоннеля. В конце его толпились люди. Они разговаривали, стараясь перекричать ритмичные звуки, рвущиеся в коридор сквозь круглую дверь-люк.
Мышка протащила Аню сквозь эту толпу, мимо двух чернокожих охранников в белых, отливающих фосфором рубашках. Одному из них она что-то прокричала в ухо, помогая себе жестами, показала на Аню. Охранник кивнул и пропустил их.
Внутри было жарко и душно. Почти все пространство было занято танцующими. По их лицам и одежде бегали беспокойные тонкие лучи света. Аня сделала несколько шагов в сторону танцующих и почувствовала, что внутри нее совершилась какая-то перемена.
Она словно начала исчезать, растворяться в звуках, распадаться на световые блики.
Аня поискала внутри себя какую-нибудь опору, чтобы схватиться за нее и сохранить трезвость мысли. Опора приняла в ее голове вид красно-белого деревянного заборчика, точно такого, какой маскировал пробоину в ограждении на эстакаде, которую проделал на полной скорости ее бывший муж Толик.
Ни грусти, ни печали не вызвало у Ани это воспоминание. Опора расползалась, как ветхая ткань в кислоте.
Аня начала падать в глубину бездонного вибрирующего колодца, и ощущение свободного падения захватило ее, наполнило ликованием.
Аня перестала быть только собой. Она была теперь и затерявшейся в толпе Мышкой, и двигавшейся рядом высокой брюнеткой в коротком зеленом платье, и чернокожим охранником, который притопывал, стоя у дверей и зажмурясь. Музыка не прекращалась. Время то останавливалось, то двигалось вперед резкими рывками. Пол пропадал под ногами, и Аня парила в пустоте.
Когда в зал выпустили клубы голубого и желтого дыма без запаха и плотности, Аня остановилась. Она решила пойти поискать Мышку, просто побродить, осмотреться.
Танцующие люди, свет стробоскопа, дым и полумрак затрудняли ориентацию в пространстве клуба, но у Ани внутри возник маленький магнитный компас, который направлял и подталкивал ее.
Компас привел ее в бар. В баре на табурете сидела Мышка и болтала ногами, не достающими до пола.
Увидев Аню, Мышка слезла с табурета.
— По стакану минералки и двигаемся дальше, — сказала она.
Когда они выбрались наружу, к их обоюдному изумлению уже рассвело. Дождь кончился, но, кажется, ненадолго. Над городом повисли неподвижные тучи.
Аня осмотрела островерхие черепичные крыши, плотно прижатые друг к другу. Шпили готических базилик. Она чувствовала близость воды, запах подмерзших водорослей и влажного камня. Опустив глаза, она увидела, как впереди нее, немного правее, дрожат воды канала.
— Устала? — спросила Мышка.
— Ничуть.
— Как сердце?
Аня прислушалась. Маленький серебристый компас внутри нее рассосался, и на место вернулось сердце.
— Стучит.
— Тем не менее нам все равно нужно немного поспать. Надеюсь, ты больше не собираешься отчитываться перед фондом и обедать в его офисе?
Аня покачала головой.
— Нет.
— Я знала, что могу на тебя рассчитывать, — усмехнулась Мышка. — Один мой приятель снимает баржу недалеко отсюда, на Принсенграхт. Он сейчас в Москве, живет у приятеля моего приятеля. А ключ оставил мне. Там мы и отдохнем. Сон на морском воздухе — что может быть полезнее? Ты знаешь, что Голландия расположена ниже уровня моря?
— Постой. Я уверена, что на барже твоего знакомого лучше, чем в гостинце. По крайней мере романтичнее — в этом есть какой-то местный колорит. Но у меня ничего нет с собой, даже зубной щетки.
— Извини на всякий случай, — произнесла Мышка осторожно, — но твой чемодан все равно лежал раскрытым на кровати, мне даже не пришлось его взламывать. И я позволила себе захватить самое необходимое. Зубную щетку, пару смен белья — все, что тебе может понадобиться. Даже пижаму взяла.
Мышка тряхнула своим рюкзаком в знак подтверждения своих слов.
Вскоре они спускались с набережной по шатким ступеням внутрь плавучего дома.
— Тс-с! — Мышка приложила палец к губам, как будто собиралась сделать сюрприз кому-то, кто был внутри.
Но внутри никого не было.
Можно было понять, что хозяин — скульптор. Все полки были заставлены глиняными фигурками, которые походили на африканских идолов — торчащие вперед животы, отвисающие длинные мочки ушей и выражение неумолимой жестокости на лице. Повсюду пахло мокрой глиной — с этим запахом не мог справиться даже морской воздух.
Посреди большой и единственной комнаты стояла широкая низкая кровать. Одна дверь вела в маленькую кухоньку, вторая — в ванную. Аня вошла в ванную и ополоснула лицо холодной водой. Посмотрела на себя в треснувшее зеркало и осталась довольна.
— Где он обычно держит белье? — бормотала Мышка, хлопая дверцами шкафчиков.
Аня выглянула в окно.
Острый шпиль собора прорезал хмурое утреннее небо прямо напротив баржи. Аня узнала Вестеркерк, вспомнила ее по открыткам. Солнца не было, но купол сиял внутренним светом. Церковь стояла в ряду пятиэтажных, выкрашенных розовым и коричневым домов. В сравнении с ее высотой и стройностью дома выглядели приземистыми карликами. Неплохой вид из окна подобрал себе Мышкин приятель.
Мышка дернула ее за руку.
— Не отодвигай занавесок! Мой приятель два месяца как не платит за аренду. Хозяин может застукать нас и потребовать деньги.
Постель была уже готова. На ней могло бы разместиться человек шесть, не меньше.
Мышка отправилась в кухню.
— Хочешь есть? — крикнула она оттуда. — Я нашла миллион консервов сельди в собственном соку и готовые густые супы. — И вслед за этим раздался грохот рухнувших банок.
Аня не ответила. Она погрузилась в сон.
Проснулась она, когда уже начало темнеть. Мышка в полумраке разглядывала африканский пантеон, выстроившийся на полках, и насмешливо хмыкала.
— Как ты думаешь, сколько за такое можно выручить? Должно быть, он и впрямь студент Академии архитектуры и дизайна.
Аня пожала плечами и потянулась к настольной лампе, которая стояла на полу.
— Не вздумай включать свет. Ты что, забыла, что я тебе вчера говорила?
— А как же я приведу себя в порядок?
— В ванной нет окон.
Вернувшись из ванной, Аня подумала и спросила Мышку, наморщив лоб:
— Ты уверена, что твой приятель сам тебе дал ключ?
— Не бери в голову. Я позабочусь о тебе.
И Аня без лишних уговоров поверила. У Мышки был вид человека, который знает, что делает.
— Как тебе вчерашний валидол?
Аня застыла с расческой в руке. Она вспомнила, что вчера с ней происходило нечто странное, непривычное, необъяснимое. Она летала. Какое-то время ее не было здесь, в реальном мире.
— Ты хочешь сказать, что вчера я впервые в жизни попробовала наркотик?
— Впервые в жизни? — Мышка присвистнула. — Тебе ни разу не приходило в голову испытать на себе то, чем забита твоя аптека?
— Нет.
— Трудно поверить. То, что я дала тебе, — не наркотик, в отличие от морфина. Просто упаковка концентрированного счастья. Разве ты не была счастлива вчера?
«Ладно, — подумала Аня, — пусть будет праздник непослушания. Живем один раз».
Ей стало на мгновение холодно, как будто резкий порыв ветра и ледяные брызги обдали ее. Она передернула плечами и успокоилась.
Аня и Мышка выбрались с баржи так же осторожно, как попали на нее.
Их ждала неторопливая прогулка по ночному городу, мосты, каналы и ярко освещенные площади, новый клуб, новая музыка. От концентрированного счастья Аня не отказалась и сегодня. Где Мышка достает его, она не спрашивала.
Рюкзак Мышка уложила и взяла с собой — мало ли что, неопределенно выразилась она, и Аня не стала уточнять, что она имеет в виду.
Аня потеряла счет времени и желание следить за ним.
Она запомнила одно место в порту, затерянное между доками. Открытая веранда заведения выходила прямо на залив. Чайки кружились над грязной водой под музыку, вырывающуюся из клуба наружу через распахнутую дверь веранды. Лучи прожекторов скользили по птицам, и их крылья отливали синеватым фосфорным светом, как белые рубашки охранников из клуба «Метро».
Еще одно название она запомнила — «Рокси». В тот вечер, когда они попали туда, выступал Дэвид Боуи.
— Ну что, отдаем по семьдесят пять гульденов? — спросила Мышка, и Аня согласилась.
Аню потрясло, как странно, даже пугающе выглядит певец — старик, загримированный под вечного ребенка. Но шоу было великолепным, на маленькой сцене рушились замки и журчали водопады. Пел он все так же чарующе.
В «Рокси» их чуть не задавили насмерть поклонники звезды. Но Ане было отчаянно весело. Это совсем не было похоже на отчеты и деловые ужины. Это не было похоже ни на что в ее жизни. Она почувствовала себя пятнадцатилетней и не могла определить, хорошо это или плохо.
Мышка везде находила знакомых или заводила новые знакомства. Ей не сиделось на одном месте, и они перемещались из одного заведения в другое. Они жили в том ритме, который через мощные звуковые усилители навязывала им электронная басовая бочка.
Однажды Аня проснулась на барже в три часа дня и поняла, что больше не может спать.
Послонялась по комнате, вскипятила чайник. От свистка чайника проснулась Мышка.
— Слушай, — сказала Аня, — может, сходим в музей для разнообразия, посмотрим на «Ночной дозор» Рембрандта или на «Вавилонскую башню» Брейгеля. Или в Музей Ван Гога. И потом, я совсем не видела города. Можно покататься на прогулочном катере, погулять по Блошиному рынку, а потом пойти в Музей мореплавания. Зря я, что ли, изучала путеводитель по Амстердаму в Москве?
— В музей? — Мышка пожала плечами. — Никогда не приходило в голову посещать в Амстердаме музеи или квартал красных фонарей. Можем сходить.
Но пока они собирались, стемнело. Они приняли по маленькой темно-зеленой таблетке и отправились в клуб «Готика».
Стены внутри были затянуты плотной черной тканью, зеркальный пол отражал танцующих в красных лучах света людей. Ане эта обстановка напомнила одну маленькую подмосковную лабораторию. Клуб назывался «Готика», а значит, должен был напоминать о восставших из гроба покойниках. Но Аню ничем нельзя было напугать после Мышкиной таблетки.