— Но фотограф теперь наказан. — Лицо Губина не изменило выражения, хотя он признавался в убийстве. — Это было так легко — угостить его раствором «Большого А». Знаете, что он сделал после этого?
Губин умолк и молчал до тех пор, пока Аня не спросила:
— Что?
— Попросил связать его, — с удовольствием ответил Губин, — а затем накрыть лицо подушкой. С Дедом Морозом из фирмы «Заря» возни было больше. Я не люблю, когда они сопротивляются. Когда они сопротивляются — приходит большой белый кролик и разевает свою красную пасть.
Мысль, что Анатолий Георгиевич не шутит, вернулась к Ане, но больше она не казалась ей такой уж нелепой. Теперь эта мысль могла заставить неприятный холодок пробежать по спине.
Губин болезненно сморщил лицо и прикоснулся рукой к распухшему левому веку. Кажется, приближался приступ его головных болей.
— Боюсь, что он появится слишком рано. А я должен все рассказать вам, чтобы вы приняли должное с открытыми глазами. На чем я остановился? Фотограф… — Он замолчал, потирая виски руками. — Фотограф — это ерунда. Я не ожидал, что вы появитесь там. Я чуть с ума не сошел от досады, но потом понял, что так даже лучше. Услышал машину, бросил все и выбежал из дому, спрятался у забора. Вжался в него. Потом увидел, как вы вошли в дом. Вас не было так долго, что я хотел вернуться и задушить вас, чтобы вы не мучили меня. Чтобы кролик успокоился хотя бы на время.
Когда вы уехали, я вернулся в дом и увидел пустой стакан, в котором оставил дозу для себя.
Я поехал за вами, хотел объяснить, что вы наделали, но мне было не угнаться. Я хотел, чтобы вы заплакали вместе со мной. Потом я оказался в больнице. И понял, что так даже лучше — теперь мы с вами одной крови, сегодня мы будем на равных.
До Ани начал доходить смысл сказанного.
Если она выпила астарол, становится понятным, что такое произошло с ней по дороге домой. Безумная гонка, отчаянное ликование, галлюцинации. А потом, когда действие препарата отступило, — приступ животного ужаса.
Губин должен испытывать тот же самый леденящий ужас, когда говорит о своем дурацком кролике. Нет, не тот же самый, намного сильнее.
Аня взглянула на часы и встала с кресла:
— Так мы с вами Новый год прозеваем, Анатолий Георгиевич.
Она решила выйти в прихожую и позвонить оттуда в «Скорую помощь» или в милицию — куда угодно, где могут помочь больному Губину.
— Сядь! — выкрикнул Губин визгливым голосом и снова обхватил голову руками. — Ты делаешь нам больно.
Он встал сам, пошатываясь, прошел в прихожую, выдернул телефонный провод и оторвал розетку. Он словно смог прочитать ее мысли.
Вернувшись в гостиную, он занял положение между Аней и выходом из комнаты.
— Послушайте, — сказала Аня, — вам лучше уйти. Давайте позвоним в больницу, они приедут за вами и помогут. Сделают укол.
Губин рассмеялся хриплым смехом:
— Помочь мне можешь только ты. Кролик сказал мне, что я поступаю с ним нечестно.
Аня кашлянула.
— Уж не думаешь ли ты, что я сумасшедший и мне повсюду мерещатся кролики?
Губин вздернул руки и приставил сухие широкие ладони к макушке — на манер кроличьих ушей. Рот растянулся в ухмылке. Он пошевелил ладонями, но совсем не был похож на кролика. Он был похож на безумца.
— Кроликом я называю свою головную боль — в шутку, ей нравится это любовное прозвище. Видишь, я не сумасшедший, могу, если надо, пошутить.
Губин теперь не отрывал от нее глаз, и Аня застыла в кресле. Ей казалось, что, если она будет шевелиться как можно меньше, Губин перестанет замечать ее, как хищные рептилии не видят неподвижную жертву.
Она по-настоящему испугалась, до холодной испарины, до дрожи в руках.
— Так вот. Мой кровожадный маленький пушистый друг кролик говорит, что ему нужна женщина, которая лучше всех остальных. Ему нужна ты. Если ты не испугаешься — кролик обещал уйти. — Губин полез в карман и достал оттуда ампулу. — У меня есть все, что нужно. «Большой А». Это последняя ампула, последняя во всем мире. Но больше мне и не понадобится. Кролик обещал уйти. — Он протянул Ане ампулу. — Это нужно растворить в воде — здесь десять доз, будет немножко горько.
Губин заговорил отрывисто и быстро, глотая гласные. Аня не все разбирала. Если закрыть глаза, можно подумать, что игла подскакивает на одном и том же месте старой заезженной пластинки.
— Но это ничего, главное, чтобы страх не помешал тебе. Кролик может положить тебе на лицо подушку, как сделал с теми двумя. Или перерезать сонную артерию, как поступал на войне. Вид крови не пугает тебя? Здесь смертельная доза, но сначала кролик должен видеть, как ты сопротивляешься. А потом кролик уйдет.
Аня глубже вжалась в кресло, но Губин настойчиво протягивал ей препарат.
— Вот увидишь, ты будешь счастлива.
— Не надо мне никакого счастья!
Аня ударила его по руке, ампула выскользнула и упала. Она не разбилась, а только закатилась под кресло.
Губин тупо посмотрел на щель между полом и креслом, словно не веря своим глазам. Когда он поднял взгляд на Аню, глаза у него были красные.
Он ударил ее наотмашь по лицу, и она провалилась в темноту.
Аня не могла знать, что Виктор сейчас направляется в гости к своему старинному приятелю спортсмену Гене Решетникову.
Виктор вышел из такси и прошел между двумя одинаковыми джипами «Чероки».
Вечер был ясным и морозным, таким же, как и день накануне.
Пузатая луна висела в середине неба, как самая дорогая елочная игрушка. Остальной небосвод был обильно усыпан звездной мишурой.
Зажмурив глаза, Виктор с наслаждением втянул через ноздри леденящий воздух. Выдохнул белые клубы пара и зашагал в сторону дома — двухэтажного коттеджа в колониальном духе, выглядящего чужаком на фоне среднерусского пейзажа. Впрочем, в его облике было что-то неуловимо сказочное. Как в заснеженном пряничном домике с новогодней открытки, которую он видел когда-то в детстве.
В окнах маячили теплые огоньки.
Уже с расстояния в тридцать метров от подъезда Виктор услышал музыку. Музыка рвалась из раскрытых окон. Судя по всему, гости уже вовсю предавались веселью.
Когда Виктор подошел немного ближе к дому, он разобрал, что гремит одна из ранних песенок «Битлз» — рок-н-ролл, годный на все случаи жизни.
Виктор вошел внутрь, и ему захотелось заткнуть уши — так громко это было.
Гена, по его собственному выражению, продался в итальянский футбольный клуб правым полузащитником и праздновал сегодня Новый год и заодно расставание на два года с друзьями.
В большом двухэтажном коттедже на северо-востоке города, в пятнадцати минутах быстрой езды от Аниного дома, еще пахло побелкой, древесной стружкой и прочими свежими строительными запахами.
Виктор посмотрел на веселящихся гостей, которых набилось человек тридцать, так что просторная гостиная на первом этаже сразу оказалась тесной.
Прошел в кухню.
В кухне мужчины стояли плотным кружком и курили. В воздухе висели обрывки странного бессвязного текста, являвшегося, разумеется, просто продолжением начатого до появления Виктора разговора. Не то о биржевых котировках, не то о женщинах, не то о сортах водки.
Впрочем, может быть, это было окончание неизвестного Виктору анекдота.
Один из углов громадной кухни был занят циклопических размеров столом, на котором, сверкая яркими этикетками, теснились разнокалиберные бутылки и тазы с разноцветными салатами.
Виктору показалось, что даже для тридцати человек этого многовато. Гена всегда был мастером устраивать вечеринки с размахом.
Виктор приготовил себе коктейль, взял стакан и пошел в гостиную, заполненную все так же плотно. Но ему показалось, что состав сменился.
В гостиной пахло горячим свечным воском.
«Куда Гена подевал первую партию?» — подумал Виктор и тут же забыл об этом вопросе. Поставил стакан на крышку черного рояля, громоздящегося посреди комнаты, и забыл о нем.
Помахал рукой знакомому, но не смог вспомнить его имени.
Виктор прислушивался к разговорам и смеху. Он чувствовал себя подкидышем на чужом семейном празднике. И это чувство немного возмущало и в то же время слегка озадачивало его.
Он специально оставил машину дома и приехал на такси, но при этом отказался от шампанского. Что-то не давало ему покоя, не позволяло расслабиться.
Он прокручивал в голове всю историю с астаролом снова и снова и не находил какой-то маленькой детали, которую он, кажется, упустил.
Как он искал когда-то несуществующую связь между несчастными событиями в жизни его клиентки, так и теперь он словно позабыл что-то важное в уходящем году.
Как будто не позвонил лучшему другу, чтобы поздравить с праздниками. Или занял деньги и забыл о своем долге.
На уровне глаз в гостиной повисло густое неподвижное облако голубого табачного дыма.
Виктор вздрогнул, когда вдруг заметил, что из клубов дыма над ним склонилась дама лет сорока в ярко-красном декольтированном платье; от дамы пахло тяжелыми приторными духами и хорошим виски.
Она не отставала от большинства и была заметно навеселе, хотя часы еще не пробили полночь.
— Они не хотят со мной танцевать. Говорят, что я перебрала, — капризно сказала женщина.
Виктор пожал плечами. Он не собирался танцевать ни с этой дамой, ни с какой другой.
— Но вам как сыщику легко будет доказать им, что я трезва как стеклышко. Правда? — игриво спросила она и подмигнула Виктору.
Виктор слабо улыбнулся.
— Да! Гена открыл мне тайну вашей профессии. И знаете еще что — как только я оказываюсь рядом со столиком, на котором стоит выпивка, мой муж тут как тут. И уводит меня на другой конец комнаты. Мне кажется, — женщина наклонилась и обдала Виктора новой волной запахов, — что мой муж следит за мной. Вы возьметесь это расследовать?
Женщина рассмеялась пьяным смехом, встала со спинки дивана, на котором сидел Виктор, и побрела в гущу веселья с довольным видом человека, которому сошла с рук рискованная проделка.