Машка никак не могла решить – обращаться к Мише на «ты», как к ровеснику, или признать его взрослым.
Я замерла, сейчас Мишка отчихвостит наглую девицу, но гость весьма мирно ответил:
– В молодости когда-то увлекся одной красавицей, однако она предпочла другого… Потом работа захватила, честно говоря, для меня главное – исследования…
– Так вы чудесная пара, – не утихала «сваха», – Гале тоже ничего не нужно, кроме математики. И она настоящая красавица, только полновата чуть-чуть, ну да ничего, сядет на диету, похудеет…
– Не заметил как-то толщины, – пробормотал Миша, – просто редкий математический талант для женщины, впрочем, не у всякого мужчины подобный дар. Представляете, предложила в случае переменной функции…
– Так чего вы ждете? – вскрикнула Маня. – Хотите до смерти в одиночестве прожить, а тут родственная душа…
– Действительно, – проворчал профессор, – следует признать резонность замечаний.
Он встал и вышел в коридор.
– Ха, – подскочила Маня, – дело сделано. Главное теперь проследить, чтобы до загса дошли, но тут уж я доведу их за руку. Вот ведь недотепа!
– По-моему, ты слишком торопишь события, – робко заметила я, пораженная пылом, с которым Манюня занималась сватовством.
– Они же мямли, – вздохнула дочь, – целый день сидят рядом – и ничего. Хоть бы поцеловались. Ну ладно, я заставлю, только боюсь, свадьбу придется нам устраивать. Интересно, как лучше: в ресторане или дома? И потом, вот еще проблема: венчаться им в церкви или нет?
– Не знаю, детка, если Миша с Галей надумают пожениться, этот вопрос решать им.
Маня с жалостью взглянула на меня.
– Мусек, данные личности сами не способны ничего решить, кроме уравнений. Пусть скажут спасибо, что у них есть я.
На этой фразе, ухватив четвертый пирожок, Манюня вылетела в коридор. Я молча пила остывший чай. Девочка явно настроилась решить судьбу Миши.
Глава семнадцатая
Нижняя Масловка – улица с неприветливыми серыми и желтыми кирпичными домами постройки примерно пятидесятых годов, заканчивалась тупиком и трамвайным кругом. За спутанными рельсами, слева от бензоколонки и автосервиса высилось странноватое здание с облупившейся штукатуркой.
У входа пустовал стул. Общежитие не охранял никто, а во дворе несколько вьетнамцев, весело чирикая, загружали в «Газель» огромные клетчатые сумки, набитые товаром. В воздухе плыл смрад. Я принюхалась. Ну надо же, ничего не меняется, эти тоже жарят селедку.
В бытность студенткой частенько бегала к подружкам в общежитие. Все там было хорошо, кроме вьетнамцев, постоянно толкавшихся со сковородками на кухне. Ну как можно поедать горячие иваси?
Двери комнат первого этажа стояли открытыми. Я заглянула в одну из них. Маленькое помещение битком набито детьми. Лишь только ребятки увидели меня, гвалт стих. Тоненькая, похожая на вязальную спицу женщина улыбнулась и прощебетала:
– Кроссовки хочешь? Не хочешь? Костюм «Adidas» берешь? Гляди носки. – И она принялась потрошить огромную сумку. – Помада нужна? Нет? Бери, дешево отдам.
– Нину Самохвалову знаешь? – прервала я коробейницу.
Та покачала головой.
– Первый этаж – Вьетнам, второй этаж – Вьетнам, третий – русский, ходи туда.
Я полезла по грязной лестнице вверх. Вновь узкий коридор, но стоит тишина, и комнаты закрыты. Долго не раздумывая, постучала в первую. Высунулась девчонка и довольно сердито ответила:
– Вьетнамский рынок внизу.
– Ищу Нину Самохвалову.
Студентка помягчела.
– Просто надоело, целыми днями покупатели ходят, дети орут, вонища стоит, а нам, между прочим, учиться надо. Представляете, какой жук наш ректор: сдал часть общежития. Кто побогаче, давно по квартирам разбрелись, кстати, Нинка тоже.
– Не знаете, где она?
Девушка ткнула пальцем в самый конец коридора.
– Идите в двадцать вторую, там Ира живет. У нее точно адресок есть.
Словоохотливая Ирочка тут же сообщила нужное и добавила:
– Пойдете к ней, напомните, что бизнес бизнесом, а учиться все равно надо. Нина не сдала три контрольные, могут к сессии не допустить, хотя небось откупится. Нинок у нас – богатенький Буратино, не то что мы, бедолаги.
– Где же работает Самохвалова?
Ирочка заинтересованно спросила:
– Сигарет не найдется? С утра не выходила.
Я протянула пачку «Голуаз», и меня впустили в комнату.
В квадратном помещении три кровати, тумбочки, шкаф и письменный стол. На подоконнике пристроился электрический чайник и в беспорядке стоят банки с кофе, какао и чаем.
Ирочка затянулась и сообщила:
– Нинка – пройда, а вам она зачем?
– Книгу взяла в библиотеке и не отдает.
Ира рассмеялась.
– Небось потеряла, да не стесняйтесь, требуйте денег, у нее баксов немерено. Здорово устроилась, бешеные бабки загребает.
– Где же трудится?
– В турагентстве. Ее Верка пристроила.
– Кто?
Желание посплетничать об удачливой товарке просто раздирало простодушную Ирочку, и девушка спросила:
– Вы не торопитесь?
– Ничуть.
– Давайте кофе выпьем, а то с утра реферат пишу, даже вниз не спускалась. Я ведь не Самохвалова, никто зачет автоматом не поставит.
– А ей ставят?
Девчонка дернула плечиком.
– Еще как, по первому требованию.
– Почему?
Ирина аккуратно насыпала коричневые гранулы в пластиковые чашечки и пробормотала:
– Да уж есть за что.
– Небось все отлично знает, – подначила я ее.
Девушка покраснела от злости.
– Знания тут совершенно ни при чем. Просто почти все преподаватели у Веры в долгу.
– Деньги им дает?
Ирочка хлебнула отвратительный растворимый напиток и злобно прошипела:
– Дает, но другое.
– Что? – не отставала я, походя выкладывая на стол сто долларов. – Что дает Вера?
– А вы, случаем, не из милиции? – опасливо осведомилась девица.
Я кивнула на зеленую бумажку.
– Вам менты когда-нибудь баксы предлагали?
– Да уж, – признала верность аргумента Ирочка, – они сами за стольник удавятся. А Нинке не донесете, что я рассказала?
Ирина вздохнула и принялась самозабвенно выбалтывать чужие тайны.
Их институт еще несколько лет тому назад был всего лишь заштатным техникумом с убогими преподавателями. Поступали туда все подряд – конкурса никакого, впрочем, и образования не давали. Выпускали полуграмотных бухгалтеров да никому не нужных специалистов, загадочно именовавшихся «операторами машинного управления». Но вдруг положение вещей кардинально изменилось. Ректором стал сорокалетний честолюбивый Андрей Кортнев. Через полгода свежеиспеченный начальник выгнал почти всех прежних преподавательниц с астматическим дыханием и бифокальными очками. На их место пригласил молодых и рьяных, сплошь мужчин между тридцатью и сорока. Изменился и профиль техникума, теперь он стал называться ни больше ни меньше – академией.
Бухгалтерское дело осталось, но занимало в расписании скромные часы, его потеснили в сетке занятий новые, модные предметы: рекламоведение, социология, психология, основы менеджмента, английский язык.
Выпускники школ валом повалили в обновленное учебное заведение. Кортнев не зря преподавал искусство рекламы. Пара статей в скандальных газетах, несколько передач по радио, выступление в программе «Герой дня»… Спустя год об академии не знал только слепоглухонемой инвалид.
Открылось, естественно, и платное отделение. Кстати, деньги там брали вполне подъемные, и недостатка в желающих учиться не было.
Ирочка и Нинка поступали вместе. Обе золотые медалистки из малюсенького городка со смешным названием Птичий. Скорее, как говорили раньше, это был поселок городского типа. Школа одна, и девчонки соперничали с первого класса. Ире лучше давались гуманитарные предметы, Нине – математика. Им бы подружиться да помогать друг другу на контрольных, ан нет. Сидели в разных углах класса и ревностно следили друг за другом. Самое смешное, что девчонки были невероятно похожи во всем. Ирин папа возглавлял районное управление милиции, Нинин – начальник лагеря для заключенных. Отцы частенько пересекались по работе, дружили, ходили вместе в баню и на охоту. Мамы тоже находили общие интересы. Ирочкина – стоматолог, Нинина – гинеколог.
А вот дочери совершенно не хотели становиться подружками. Но судьба словно сталкивала их все время лбами. Сначала одновременно влюбились в Олега Колесникова и молча страдали, глядя, как он провожает до дома другую, затем обе неожиданно стали сиротами. В мае прямо на работе от сердечного приступа умерла мама Иры, спустя полгода попала под грузовик Нинина. Но и общее горе не сблизило девушек. Поступать в институт они ехали в Москву порознь, хотя отцы и посадили их в одно купе.
В столице потекла иная жизнь. Дома, в Птичьем, они были представительницами местной элиты, принадлежали, так сказать, к золотой молодежи. Прекрасно одетые, хорошо обеспеченные…
В Москве вдруг выяснилось, что на элиту они не тянут. Трикотажные костюмчики, купленные у коробейников, здесь носила беднота, денег, присылаемых заботливыми папами, едва хватало на неделю. Москвички с платного отделения щеголяли в черненьких обтягивающих брючках и простеньких маечках с надписью «Naf-Naf». Ирочка заглянула в магазин с одноименным названием и лишилась дара речи – непрезентабельная футболочка стоила около четырех тысяч. На дискотеках они частенько стояли в сторонке, мальчишки предпочитали иметь дело с ухоженными столичными штучками.
Но на втором курсе жизнь Нины разительно переменилась. На лето девушка не поехала домой, сообщив друзьям и знакомым, что остается на практику. Ирочка, вернувшаяся под родительское крыло, хмыкнула, но не выдала врунью. Зато в сентябре ее поджидал удар.
Первого числа Нинка заявилась на занятия в роскошных джинсах «Труссарди» и красненькой кофточке «Naf-Naf». Небрежно помахивая роскошной кожаной сумкой, села возле местной королевы красоты Алисы Комаровой. Алиска, раньше старательно не замечавшая провинциалок, принялась болтать с Ниной. Ирочка молча сидела в соседнем ряду, исходя банальной черной завистью.