– Заинька, съешь вкусненькое пирожное, – предлагает Машка постоянно сидящей на диете Ольге.
– Дашка, – кричит Зайка вечером, – бросила тебе на подушку пару любовных романчиков.
А я на дух не переношу слюнявую чепуху, предпочитая детективы.
– Кешик, – иногда забываюсь я и протягиваю сыну тарелку, – съешь ягодку!
Аркашка, который идет красными пятнами, когда просто смотрит на клубнику, быстро убегает.
Чаще всего мы сдерживаемся, иногда начинаем орать и ругаться. Есть только одно, в чем солидарна вся семья, – мы хором ненавидим Ефима Ивановича, а он-то как раз и явился в гости.
Сколько лет этому крепкому мужику, большому любителю выпивки, красивых женщин и вкусной еды, не знает никто. Когда-то кем-то упоминался год его рождения, вроде бы 1906-й, но Ефим Иванович, как престарелая кокетка, скрывает возраст и двадцать лет подряд празднует свою шестьдесят пятую годовщину. Впрочем, он и выглядит не старше шестидесяти. Прямой, сухопарый, с быстрыми движениями и яркими глазами.
Это мой бывший свекор. Вернее, первый муж моей свекрови Элеоноры Яковлевны, матери Костика, отца Аркадия. Понятно объяснила? Нора расплевалась с Ефимом еще в конце сороковых годов, выйдя замуж за блестящего военного и родив от него сына. В браке с Ефимом детей не было. Бывший муж быстренько женился вновь и уехал в Сочи. Но поскольку около одной жены Ефим Иванович просто не способен продержаться больше трех лет, его жизнь – цепь бесконечных разводов. Здесь он переплюнул меня – не то девять, не то восемь браков и куча коротких связей.
Поскольку Ефим каждый раз оставлял жилплощадь брошенной супруге, он был вынужден переезжать. Обретался ловелас в самых разных городах: Сочи, Ялте, Минске, Тбилиси, Баку. Последние годы осел в Петербурге. Но каждую осень всенепременно приезжал к Элеоноре Яковлевне в гости. Нора стоически терпела его визиты, а после ее кончины Ефим Иванович достался мне.
Костик его на дух не выносит и просто не пускает старика на порог. Мы тоже кривимся при виде бывшего актера, но проклятое воспитание не позволяет указать на дверь.
– Так кто обоссался у входа? – вопрошал Ефим, блестя глазами.
– Здравствуйте, – пролепетала Зайка, опомнившаяся раньше других.
– Привет, – небрежно бросил гость, бесцеремонно обшаривая глазами ее складненькую фигурку, – пора на диету садиться, эк тебя с прошлой осени разнесло, прямо галифе висят!
Он специально, как всегда, сказал гадость, но в минуту опасности домашние сплачиваются, и только что оравшая на Ольгу Манюня кинулась на защиту невестки.
– Добрый вечер, дедушка Фима! Правда, здорово, что Зайка поправилась? Она так хотела, просто мечтала, каждый вечер пиво пила… А ты будешь у нас свое девяностопятилетие праздновать?
Старик перекосился. Он крайне нервно относится к упоминанию его возраста. Маняша глядела на Ефима бесхитростным детским взором. Девочка великолепно знает, что молодящийся Казанова использует всяческие ухищрения, борясь с подступающей старостью: красит волосы и брови. Впрочем, сходивший с ним один раз в баню Кешка убедился, что окрашиванию подвергаются и более интимные места. Поэтому Маша всегда называет греховодника только дедушкой, чем бесит его до белых глаз.
Кое-как поставив на место торшер, Миша с Кешкой ощупали Хуча и, убедившись, что мопс цел и невредим, сели к столу. Ефим Иванович не испытывает к животным никакой нежности, поэтому, когда ласковый Хучик поставил лапки ему на колено, мужик сердито проговорил:
– Иди, иди, крыса! Собакам у стола не место.
Впрочем, наши псы тоже недолюбливали старика, и Банди при этих словах начал тихо порыкивать. Но Ефим уже заметил Мишу и спросил:
– Даша, знакомь с хахалем.
– Мишенька – жених Гали, – быстро сообщила Маня.
– Ты, я вижу, все болтаешь без остановки, – не унимался гость.
– Конечно, дедушка Фима, – отозвался Кеша, – Манечка очень приветливая девочка, вы, как всегда, правы. Вам положить котлет? Впрочем, извините, забыл. В прошлый раз вы говорили, что после девяностолетия перестали есть мясо.
Ефим побагровел. Еще не так давно он безнаказанно подшучивал над детьми, но теперь они выросли и превратились в достойных соперников.
– А я думал, – снова пошел в атаку старик, – Дарья совсем очумела и опять под венец собралась. Хотя ясно, что ничего хорошего не выйдет, вековать ей век жалмеркой.
– Зачем Даше муж? – изумилась Зайка. – Дети есть, любовников навалом, а денег у самой столько, что на десять жизней хватит. При таком раскладе лучше одной – сама себе хозяйка!
При упоминании о моем богатстве Ефим Иванович поскучнел. У него есть несколько страстишек, в частности, карты и бега. Но, говорят, если везет в любви, то не жди удачи в игре. Поэтому дедуля постоянно проигрывается и явно хочет сейчас попросить у меня тысчонку-другую.
Дедок принялся улыбаться, обнажая безупречно сделанные съемные протезы, и тут заметил тихо сидящую Галю.
– Позвольте представиться, дорогая, Фима, киноактер.
Он и впрямь снялся в трех-четырех лентах, не имевших особого успеха. Всю жизнь в основном озвучивал роли за кадром.
Галочка порозовела. Казанова взял ее за руку и поцеловал у запястья.
– Какие чудесные духи, – закатил глаза старик.
– Я не душусь, – пролепетала окончательно смутившаяся женщина.
– Значит, ваша кожа изумительно пахнет, невероятно сексуально!
Галя сделалась цвета свеклы. Ефим галантно усмехался, Миша принялся нервно накручивать волосы на палец, Аркашка сжал зубы так, что на щеках заходили желваки. Зайка быстренько выскользнула из столовой, я за ней. Кажется, в ближайшее время дома станет жарко.
Сон убегает от меня всякий раз, когда голова заполняется мыслями. И сегодня я просто извертелась в кровати, скидывая одеяло и без конца переворачивая подушку. Наконец закурила и попыталась разложить все по полочкам.
Труп Никитина, почему-то оказавшийся в моем багажнике. Базиль Корзинкин, связанный с Алексеем Ивановичем деловыми узами, исчез бесследно. Майя Колосова убита, таинственная Вера Ивановна и внезапно разбогатевшая Ниночка… Что делала Самохвалова вместе с Базилем в заброшенной Горловке? Искала клад? Он такой дурак, что взял с собой чужую женщину? Хотя почему чужую? Может, Ниночка и есть та таинственная любовница, ради которой престарелый идиот бросил Сюзетту? Интересно, нашли ли они «хованку»? И еще – если Алексей Иванович и Вера Ивановна на самом деле дети Трофима, значит, они родственники Корзинкина. Знал ли об этом Базиль? Куда он, в конце концов, подевался? Может, отправился с Ниночкой в Птичий?
Я решительно выбросила окурок в сад и глянула на будильник – два часа. В Париже полночь, скорей всего Сюзетта не спит, она редко укладывается раньше часа.
Сюзи и впрямь сразу схватила трубку.
– Дашка! Где Базиль?
– Послушай, супруг говорил что-нибудь о московских родственниках?
– Нет у него никаких родичей, – закричала подруга, – только дед и был. Ищи Базиля, умоляю, – и она заплакала.
Кое-как успокоив бедняжку, я дала отбой. Значит, Базиль ничего не знал! Ладно, завтра смотаюсь в Птичий, потом попробую выяснить правду о Никитиных.
К Птичьему ведет Рижское шоссе, а название он получил, наверное, от находящейся неподалеку птицефабрики. Маленький, сонный городок с парой ларьков на вокзальной площади. Я притормозила возле замерзшего торговца и спросила:
– Тут где-то колония, лагерь заключенных.
– Езжай по трамвайным путям до круга, – сообщил мужик.
Минут через десять я подкатила к небольшому облупившемуся кирпичному зданию. За тяжелой дверью оказалась решетка и табличка: «Больше двух не входить». Рядом звонок. Он отозвался на нажатие противным дребезжащим звуком. Послышался щелчок, вход открыт.
Я оказалась в небольшом тамбурчике. Впереди еще одна запертая дверь, справа железная клетка с дежурным.
– Чего вам? – осведомился круглощекий паренек.
Я тщательно подготовилась к встрече с отцом Ниночки, поэтому вытащила красивое темно-бордовое удостоверение с надписью «Телевидение» и сунула в маленькое окошечко. Дежурный повертел документ и робко спросил:
– А чего надо-то?
– Вашего начальника, господина Самохвалова.
Парнишка ушел в соседнее помещение, и я услышала тихое шуршание диска. Буквально через секунду в тамбурчик вошел рослый мужик, настоящий красавец. Все при нем – рост под два метра, широкие плечи, узкая талия.
Возраст определить трудно, около пятидесяти, а цвет лица изумительный. Конечно, живет на свежем воздухе, и забот, наверное, никаких. Начальник приветливо улыбнулся, и я с завистью отметила, какие у него отличные белые, крепкие зубы, такими только орехи колоть. Не то что мои – сплошь пломбы да штифты.
– Кто тут у нас с телевидения?
Я улыбнулась в ответ.
– Программа «Герой дня», вот хотим побеседовать.
По чисто выметенной лестнице поднялись на второй этаж, и начальник галантно пропустил даму вперед. Кабинет поражал великолепием. На полу яркий ковер, в углу большой телевизор с видиком. На письменном столе подставка для ручек, напоминающая надгробный камень, и отличная лампа, гнущаяся в разные стороны. У окна примостился двухкамерный «Бош», на нем большой моноблок с СД-плейером. Да, а еще говорят, что колонии бедствуют!
– Люблю вашу передачу, – продолжал мужик, – но к нам зачем?
– Да вот, – развела я руками, – решила показать не только знаменитостей, но и простых людей. К тому же сейчас перед средствами массовой информации поставлена благородная задача – сформировать у зрителя положительный образ сотрудника МВД, поэтому и выбрали вас. Не скрою, начальство присоветовало.
– Вроде программу другая ведет, – пробормотал милиционер, – такая болтливая, с длинными волосами.
– Правильно, – успокоила я подозрительного дядьку, – Зайцева. Только она выезжает непосредственно на передачу, а мы делаем черновую работу. Осматриваем место съемки, готовим героя, узнаем интересные подробности. Давайте сразу и начнем. Представьтесь, пожалуйста.