Женщину как раз привезли из операционной. Она без конца стонала, иногда переходя на крик, короткий обрубок ноги сиротливо смотрелся на фоне второй, длинной и красивой ноги. Медсестры забегали, налаживая капельницы. Очевидно, на каком-то этапе операции произошел сбой, и Алла сейчас просто умирала.
Эля выбралась из палаты ни жива ни мертва. Ее охватил ужас, в голове билась одна мысль – как убежать? И тут подоспела «уборщица».
– Что же, в отделении все такие лежат, как вы с Аллой?
– Не, там еще бандюков лечат.
– Кого? – не сразу поняла я.
– Ну бандитов, подстрелят кого или на нож поставят, так туда везут. Посторонних не пускают, двери всегда заперты. Говорят, до десяти тысяч долларов платят, – серьезно пояснила Эля, – может, врут. Только мужиков полно.
– Опиши Нину.
– Высокая, красивая, – принялась припоминать Эля, – на эту похожа, белую, руки-ноги гнутся!
– На кого?
– Кукла такая, забыла, как звать.
– Барби?
– Точно, вылитая Барби, кудрявенькая, глаза голубые, молодая совсем, чуть постарше меня.
В кухне стало невозможно дышать от дыма, и я распахнула форточку. Эля принялась судорожно зевать, пережитое волнение клонило в сон. Я уложила ее в маленькой комнатке на Денискиной кровати и стала поджидать Оксану. Морской свин Борька мирно дремал под батареей.
Сколько еще в Москве таких глупых, обманутых девчонок, без документов и денег, не нужных ни родным, ни государству? Ну ладно, Эля встретилась со мной, и я, конечно, помогу дурочке, но кто спасет остальных? Да таких, как Нина, следует публично сечь на базарной площади. Хотя, вероятно, она – не главное действующее лицо в данной истории. Вряд ли провинциальная студентка самостоятельно додумалась до криминального бизнеса. Скорей всего ее саму завербовали за большие деньги.
Ниночкина землячка, заклятая подруга детства Ира, злобно упомянула, что Самохвалову связывают какие-то таинственные дела с Верой Ивановной Никитиной. Может, дама и предложила такую выгодную подработку? И куда делся Базиль? Как он вообще связан со всем этим делом? Почему убили его компаньона Алексея Никитина? Каким образом Лола, владелица «Альбатроса», ухитряется устраивать «экзотические» туры по лагерям и тюрьмам? Нити тянутся из Москвы в Париж, может, Базиль тоже в игре? И где он, в конце концов? Достался ли ему клад?
Стаффордширская терьерица вдруг подскочила к батарее, выкатила носом свинку и понеслась в прихожую.
– Сейчас же выплюнь Борьку, – донесся Оксанин голос, – и кто здесь накурил?
Она быстро вошла в кухню и, не удивившись моему визиту, грохнула на пол набитые сумки.
– Сейчас рыбу сделаю, глянь, какая щука!
В этом вся Ксюта, сначала накормит до отвала и только потом спросит, что вы делаете у нее дома.
Услыхав историю Эли, подруга не слишком удивилась.
– Слышала о таком. Поймать мерзавцев крайне трудно. Небось история болезни насквозь фальшивая, анализы подтасованы. Представят дело так, будто саркому оперируют или рак молочной железы, не придерешься, все чин чинарем, комар носа не подточит. Убивала бы таких.
И она со злостью шлепнула рыбу о мойку. Почуяв, что хозяйка гневается, собаки предпочли убраться в комнату. Через минуту Рейчел прокралась назад и ухватила Борьку.
– Да брось ты его, – шлепнула Оксана стаффа тряпкой, – бедная свинка вся в слюнях.
Я дождалась и впрямь удивительно ароматной рыбы и порулила домой. За судьбу Эли можно пока не волноваться. Ксюта подержит ее пару дней у себя, а там купим паспорт и пристроим к кому-нибудь домработницей или няней.
Глава двадцать вторая
Утром проснулась от громового голоса Ефима. Пророкотав что-то на лестнице, он проследовал в столовую, стало тише. Часы показывали всего лишь восемь, но заснуть не удастся, и я побрела пить кофе.
Ефим Иванович смачно ел мюсли. Его безукоризненные зубы методично, словно жернова, перемалывали орехи, изюм и едва набухший геркулес. Глядя, как я с наслаждением пью горячий кофе, гость радостно отметил:
– Небось запорами мучаешься. Гадостью наливаешься.
Я не успела никак отреагировать на хамство, потому что к завтраку спустилась Галя, и дедок переключился на более достойный объект.
– Дорогая, – запел он сладким голосом, – не желаете сходить развлечься? Все сидите в четырех стенах, разве это хорошо в столь юном возрасте? Давайте отправимся прожигать жизнь, на бега, к примеру. Бывали когда-нибудь?
Женщина испуганно ответила:
– Нет.
Ефим пришел в недоумение.
– Ни разу не играли, не знаете, что такое тотализатор?
Галя отрицательно помотала головой.
– Ну надо же! – восхитился старик.
«И еще она никогда не жульничала в карты, не пила и не выходила девять раз замуж», – едва не сорвалось у меня с языка. Но Ефим Иванович тем временем не унимался.
– Тогда срочно собирайтесь, прямо сейчас поедем на ипподром.
– Зачем? – робко попробовала возразить Галя.
– Новичкам всегда везет, – плотоядно потирая руки, сообщил дедуля, – обязательно выиграешь. Давай, давай, иди одевайся, чего сидишь? Ноябрь на дворе, скоро прикроют малину!
Женщина покорно пошла к двери. Я в задумчивости поглядела на нее. Вот ведь клуша! Чуть кто прикрикнет, и готово, уже слушается. Хотя, может, ей и не вредно сходить развеяться, опять же Миша пусть хоть немного поревнует, ну ущипнет ее Ефим пару раз, не такая уж и беда!
А я поеду пока к таинственной Вере Ивановне и попробую очень осторожно и аккуратно потрясти тетку. Но сначала приму соответственный вид, сменю, как сейчас модно говорить, имидж.
В моем необъятном шкафу хранится масса всяческих нужных и ненужных вещей. Перетряхнув полки, нашла чудный прикид, бог весть как туда попал этот турецкий темно-сиреневый костюмчик, щедро сдобренный люрексом. Кажется, его забыла какая-то очередная гостья, а у меня рука не поднялась выбросить. Годы, проведенные в нищете, все-таки наложили отпечаток. Я влезла в широкую юбку и заколола пояс булавкой. Кофта тоже оказалась чуть великовата, но это даже к лучшему. В лифчик напихала ваты. Природа решила, что мне ни к чему пышный бюст, так что в случае необходимости я запросто могу сойти за мальчика-подростка. Но сегодня нужны пышные формы. Волосы стригу коротко, они у меня светло-русые, а глаза голубые. Поэтому натянула темно-каштановый парик из натуральных волос.
Так, теперь нужно заняться лицом. Нанесу-ка автозагар. Мазать надо неравномерно, тогда получится впечатление натуральной обветренной кожи. Темные тени под глаза, излюбленная народом кровавая помада, голубые веки, кирпичный румянец, угольные брови – да, теперь меня и мать родная не узнала бы. Остался последний штришок. Из крохотной коробочки достаю линзы, и, пожалуйста, из зеркала на меня глядит типичная жительница сельской местности с карими глазами, сделавшая ради визита в город праздничный макияж.
Такой бабе «Вольво» не годится. Поэтому докатила на своем автомобиле до площади трех вокзалов и пристроила его на платной стоянке. До института, где учится Нина, рукой подать, ну в крайности сяду в троллейбус. Но не успела сделать и пятнадцати шагов в сторону, как около притормозило такси. Высунулся паренек жуликоватого вида и осведомился:
– Эй, тетя, «Московский» ищешь? Садись, дешево отвезу.
Я поглядела на стоящее в ста метрах здание универмага и чуть не расхохоталась. Здорово загримировалась, если даже таксист принял за деревенщину и решил обмануть. Но наглецов следует учить, преподаватель во мне неистребим.
– Сделай милость, сыночек, добрось, а то растерялась в вашей Москве проклятой, ишь транспорту сколько.
– Не боись, – успокоил негодник, – мигом домчу.
И он принялся кружить по переулкам. Время от времени из моей груди вырывался боязливый крик:
– Ой, ой, сыночек, не так шибко, убьемся!
Парень хмыкал и накручивал баранку. Рейс длился минут десять. Наконец такси замерло у входа в универмаг.
– Сто рублей, – велел шофер.
Я подала монетку.
– Ну, бабка, – обалдел парень, – белены объелась, это же рубль!
– Именно столько стоит в Москве проехать несколько метров, которые отделяли место посадки от входа в магазин, – спокойно пояснила я.
– Ты чего?! – обозлился парень. – Катал почти полчаса.
– Не кататься садилась, а до места ехать, впрочем, если желаете, можем позвать милиционера в качестве третейского судьи, – сообщила я, выходя на улицу.
В следующий раз поостережется врать провинциалкам.
По коридорам института шла в самом радужном настроении – люблю, когда день удачно начинается. Как запряжешь, так и поедешь.
В учебной части за столами сидели несколько женщин. Они подняли глаза и обозрели неинтеллигентного вида лицо, потом отметили дешевую китайскую куртку с мехом «норки», грязные дутые сапоги и юбку с люрексом.
– Что хотите? – весьма нелюбезно осведомилась одна.
– Веру Ивановну как найти?
– Это я, – откликнулась дама.
– Здрассти, от Прохора приехала, из Горловки, уж думала, не найду.
– Ах от дедушки! – мигом оживилась Никитина, потом повернулась к коллегам и попросила: – Девочки, пойду гостью чайком угощу.
– Конечно, – хором ответили остальные, разом потерявшие ко мне всякий интерес.
Вера Ивановна завела меня в небольшую комнатку, села за стол и, не включив электрический чайник, резко спросила:
– Так зачем пожаловали?
Деловая дама, сразу быка за рога хватает. Но я тоже не промах и из образа не выйду, потому что это опасно.
– Да вот и не знаю прям, дело-то такое…
– Говорите, – велела Никитина, раскуривая прямо мне в лицо довольно вонючую коричневую сигарку.
Я принялась судорожно кашлять, причем не притворялась – терпеть не могу чужого дыма.
– Ну, быстрей, – поторопила Вера Ивановна, – на работе нахожусь.
– Прохор говорил, документики на дом ищете? Купчую крепость и прочее…
– Знаете, где лежат? – спокойно осведомилась дама.
– Да.
– Настоящие?
– А то, Авдотья сберегла. Отдала дочери, а та мне. Только незадача выходит.