Конечно, когда немцы повылезали из землянок, силы стали неравными и разведчики были вынуждены отходить. Отход прикрывала группа Кашутина, а Радышевцев тащил за собой пленного «языка», как узнали позже, немецкого офицера Карла Курта.
Когда вернулись на катера, комиссар велел обыскать пленного. Нашли недописанное письмо Курта, и при свете керосиновой лампы переводчик, смеясь, прочитал его. Тот настойчиво просил родных застраховать имущество от пожара и переживал о том, что нельзя застраховаться от налётов русских диверсантов. Бойцы слушали и смеялись над немцем:
«… А ещё мне бы застраховаться от ужасного холода. Боюсь, мама, что когда-нибудь у меня замёрзнут кишки в животе!»
Что ещё развеселило нашу разведку, так это немецкая почта, добытая в окопах 19 горно-егерского корпуса. В 1942 году разведчики-десантники перехватили письма немца Герхарда Вальтера Клёвера из 6-ой горнострелковой дивизии. Он так писал родным:
«Здесь лежит глубокий снег, болотные ямы и низменности замёрзли. Иногдазаметает по самую крышу. Мы постоянно откапываемся от снега. Русские часто стреляют из пушек и миномётов. Здесь только горы и снег. Населения здесь нет. Ближайшее поселение в 60 км. позади нас и, конечно же, в 40 км. перед нами, но туда попасть нельзя, там русские … Путаница из-за белой маскировки с обеих сторон…
А ещё нашли его дневник:
30. 10. 41 год. Питание плохое, быстро остывает. Пришли, пожалуйста, каких-нибудь крепких горячительных напитков. Ещё кубиков для супа «Магги», если есть в продаже.
25. 1. 42 год. Сегодня мне доктор сделал укол от тифа, плохо себя чувствую. Мы носим воду из замёрзшего озера, но в нём плавают части тел русских и трупы животных. Мы не погребаем их. Около нас лежат ещё 3 самолёта. Одна машина не пробила лёд при посадке и проскользнула по льду озера. Пилот, полностью промёрзший, сидел в кабине, и сторожил самолёт. Редкая по своей отвратительности картина.
12. 3. 42 год. Моя пятка обморожена. Сапог был немного надорван, и я получил обморожение второй степени. Снова дали о себе знать паразиты. На сегодняшней охоте поймал 38 штук. Все люди чешутся.
7. 5. 42 год. Продолжительная атака русских на наш пункт обороны. Мы окружены. Нет снабжения. На человека 1 плитка шоколада.
9. 5. 42 год. Прорыв сквозь окружение, и возвращение на свои позиции, 16 убитых и 12 раненных. В плен попали русские женщины и дети 12 лет, они управляли оленьими упряжками».
Немцы в своём наступательном порыве остановились на хребте Муста-Тунтури и стали строить оборонительные сооружения, готовясь к следующему сезону, а в море сновали их подлодки, выискивая свои жертвы.
Глава 13. Остров Домашний в 42-м году
Так кто сказал, что злобен снег,
Неласковы края?
Нет, врёшь, я – русский человек,
Здесь – Родина моя!
П. Н. Шубин
Полярники на метеостанции «остров Домашний» пережили уже вторую зимовку и теперь надеялись, что их сменят. Однако все ожидания давно закончились, Борис Кремер, начальник станции, понял, что его группу уже не заменят. Война пришла в Арктику и стали поступать тревожные сообщения. Скворцов при свете керосиновой лампы записал карандашом:
«25 августа 1942 г. Утром услышал по радио: «мыс Желания говорит Диксону, что на их станцию напала вражеская подводная лодка. Обстреляла и разрушила несколько зданий, остался целым только один домик. Радиостанция осталась цела».
И на следующий день …:
«26 августа 1942 г. Опять слышу радиопередачу одной из станций о том, что радист слышал орудийные залпы. В тот же день из обрывочных фраз, слышанных по радио, узнаём, что вспомогательный крейсер противника совершил нападение на ледокольный пароход «Сибиряков», на котором уже выехала к нам смена».
«Ах, вот что случилось с пароходом», – мучительно подумал Кремер, и объявил:
– Видно погиб «Сибиряков», на нём должна была прибыть наша смена во главе с Шаршавиным», и нам придётся остаться на вторую смену.
– Что нас ждёт? Голодная смерть? – прошептал Шенцов слабым голосом. – Хоть провизия и дрянная, но и та заканчивается.
– Ничего старина, мы продержимся, – успокаивал Скворцов, разболевшегося товарища, и покачал головой. – А немцы-то совсем обнаглели, жгут всё подряд. Полежи немножко, а я сделаю запись в дневнике.
«28 августа 1942 г. Война докатилась и до Арктики. По радио узнаём о нападении вражеского крейсера на полярную станцию о. Диксон. Его передатчики с этого дня перестали работать – видимо, выведена из строя радиостанция».
Один за другим шли тревожные дни. Из радиорубки пришёл мрачный Кремер и сообщил о полученной от Сидорина шифровке, а Скворцов сразу пометил в своём дневнике:
«30 августа 1942 г. Сегодняшняя телеграмма т. Сидорина (начальник полярной станции о. Диксон) зимовщикам острова Правда окончательно подтвердила наши опасения. На запрос: выехали ли такие-то зимовщики на ледокольном пароходе «Сибиряков», пришёл ответ всего в одно слово – да. Это слово ясно говорит о том, что «Сибиряков» погиб. Тяжело на душе».
Скворцов, работая в радиорубке станции, перехватил обрывочные фразы станции острова Уединения: «В рубку попали снаряды, работаю «аварийкой». На запрос Челюскина: есть ли жертвы, Уединение отвечает – пока ничего сказать не могу, люди целы. Ещё один налёт фашистских пиратов на беззащитную станцию. Вечером на вызовы Челюскина – Уединение не отвечает».
«Гады, эти фрицы!» – разозлился Скворцов и, увидев вошедшего Кремера, спросил:
– Что же наши корабли и подлодки не могут унять этих немцев, которые нападают на беззащитные наши станции?
Кремер ответил не сразу:
– Наши станции гражданские и сейчас их стараются вооружить, а пока немцы жгут их безнаказанно!
– А если к нам придут? – задал Скворцов вопрос, давно крутящийся в голове. – Чем будем защищаться? И потом, долго ли мы будем голодать?
– Не беспокойся, надеюсь, не придут, а продовольствие я просил доставить нам самолётом, – как мог, успокаивал Кремер.
Неожиданно в небе появился гидросамолёт.
– Ага, к нам летит пилот Черевичный, – закричал Кремер и замахал руками. – Долетел-таки! Молодец!
Гидросамолёт покачал крыльями, сбросил несколько ящиков с провизией и улетел. К несчастью, почти все ящики разбились о береговые камни и долгое время разлетевшаяся мука, разбитые консервные банки украшали побережье острова Домашний. Но море смиловалось, и к берегу прибился ящик с американской колбасой.
– Хоть что-то! – пошутил Скворцов, притащив этот ящик. – А так, хоть помирай.
В это время механику Шенцову стало совсем плохо, и он уже не вставал. Врач с мыса Челюскин радировал:
«Возможен острый нефрит. Нужна диета, исключить соль и нужно медвежье сало».
На почве «колбасной диеты» Шенцова рвало, к тому же обострилась цинга и он весь в жару лепетал:
– Я видел немецкую подлодку, и её кормовое орудие было направлено прямо на нашу станцию. Да, да честное слово!
– Успокойся, – присел к нему Скворцов. – Тебе это почудилось.
А сам подумал: «В прошлом году я сам видел вдали силуэт подлодки, видно, она вела разведку».
– Я перехватывал несколько зашифрованных сообщений о подлодках немцев, – вдруг вспомнил Кремер. – Начальство говорило, что это шифровки с немецких разведывательных самолётов. Чтобы это могло значить?
Глава 14. Гамбит парашютиста
И действительно, понеслись радиопередачи и, как оказалось, с разведывательных самолётов немцев. Для осуществления диверсионной операции, известной как «Гамбит парашютиста», Александр Целлариус, начальник таллинского подразделения военной разведки «Абверштелле-Ревал» направил в Заполярье разведывательные самолёты, которые поддерживали радиосвязь с наземными информаторами.
По планам немецкого командования, в рамках этой операции должна была быть осуществлена заброска воздушных десантов, состоящих из немцев, финнов и русских военнопленных, в районы Коноши, Няндомы, Каргополя и Плесецка. Их задачей было захватить железнодорожную станцию Коноша, что позволило бы перерезать Северную железную дорогу и парализовать движение воинских поездов, следующих на Мурманск.
Кроме того, планировалось освободить заключённых, в числе которых были эстонцев, из исправительно-трудовых лагерей и создать из них повстанческую армию на этой территории. Операция «Гамбит парашютиста» началась.
***
В конце августа 1942 года в небе над Северной железной дорогой были замечены два немецких самолёта. Красноармейцы сразу приступили к прочёсыванию леса в этом районе, и 2 сентября они обнаружили 7 грузовых контейнеров, выброшенных из самолётов.
– Смотри-ка, четыре контейнера уже пустые, – заметил младший сержант Мищенко, – а остальные не раскрыты и, как видите, с полным военным снаряжением.
– Да тут всёго полным-полно! – кричали удивлённые красноармейцы. – Есть и оружие, патроны, резиновые лодки, взрывчатка и прочее снаряжение и много продовольствия.
– Видать, здесь на Северной железной дороге, немцами готовиться что-то масштабное, – решил Мищенко и приказал радировать:
«Предполагаю, что с самолётов было сброшено оружие и снаряжение на две диверсионные группы немцев…»
Роем понеслись тревожные радиограммы, и в том числе:
«1 сентября 1942 года в районе Коноши замечены два «юнкерса». Пеленгаторы засекли работу двух неизвестных радиостанций».
Центр ГКО, получив эту радиограмму, срочно послал туда оперативно-розыскные группы, но парашютисты словно растворились в лесу.
4 сентября 1942 года в Каргопольском районе немецкие самолёты сбросили ещё одну группу парашютистов. Когда их поймали, то выяснили, что они из числа военнопленных, и заброшены для выбора площадок для посадки гидросамолётов на поверхность озера Лача.
В Центр вновь понеслись сообщения:
«5 сентября в Плесецком районе на станции Шелекса, на 941-м километре Северной железной дороге (СЖД) в результате подрыва рельсов, произошло крушение товарного поезда, в результате чего паровоз и четыре вагона сошли с рельс. Пожар в остальных вагонах потушен. Машинист паровоза застрелен, а его помощник пропал. В этот же день в 10 километр