Мрачная ночь настаивает на поиске ночлега. Решаем пройтись вдоль берега и найти место потише да подальше от людей. Шагаем во тьме по ухабистой тропинке через поле к огонькам вдали.
За нами идут двое, порядочно долго идут, это сильно нервирует меня… Очень хочу сбросить их с хвоста… Внезапно до меня доходит, что впереди – тупик. Из темноты посвечивают мутные огоньки дома-гаража на берегу. На крыльце постройки слышу шаги незнакомцев в паре метров за спиной. В виски бьет кровь.
Колочу в дверь, из щелки выгибается женщина, я мямлю, что мы сбились с дороги. Мужчины встали позади нас… Ждут с минуту и решают удалиться, рассеиваясь в нефтяной мгле…
Меня разбудила пронзительная сверлящая боль в животе, закручивающая внутренности в растущую дыру. Не успел я дернуть зиппер и вырваться из палатки, нечто стало выбираться из меня. Девственная чистота жилища утрачена, как и мое самообладание. Утром меня госпитализировали в больницу города Севан.
Осмотр пациента проводит доктор-джан – аккуратно подстриженный и выбритый мужчина со смоляными глазами и большим ровным греческим носом, ярко-белыми зубами с щелью между передней двойкой. Встретив на улице, без сомнения назвал бы офицером. Доктор-джан настаивает, что мне нужно стационарное лечение: «Я тебя не отпущу».
Я слегка опешил, но догадываюсь сказать, что денег у меня нет, хотя, по правде, курс лечения копеечный – 20 тыс. драмов (по тогдашнему курсу – 3 тыс. рублей). Итогом дипломатического спора становится решение отпустить меня после короткой терапии ценой в 7 тыс. драмов.
Определили в палату размером с кухню в хрущевке. Ставят капельницу с раствором натрия хлорида 0,9 % для промывки внутренностей. Такой капают при обезвоживании бухарикам после запоя.
– Ну как наш герой?
– Ничего.
– Ничего или ничего себе?! Клизму хочешь? И приятно, и полезно, – шутит док.
Вслед за ним в комнатку прокрадывается смуглая увесистая женщина-акушер, зовут ее Люся. Наклоняется ко мне и, потряхивая кудрями, шепчет:
– Вонцес?..
Она повторяет вопрос, я молчу.
– Лавем, – расплываясь улыбкой, кивает Люсия, давая понять, как нужно было ответить. Ее интересовало, все ли у меня в порядке.
Легкий жар ползет по телу, прощупывая живот, колени и постреливая в пальцах ног. За окном щебечут птицы, солнце облизывает зеленоватые воды Севана. В глазах завязла мутная пыль.
После трехчасовой терапии доктор выписывает меня, взяв обещание – позвонить и сообщить о своем состоянии. За прошедшие годы я так и не позвонил.
Не успев прийти в себя, я шагаю к высочайшей точке страны – четырехглавому четырехтысячнику Арагац – «Крыше Армении». До подножия вулкана подбрасывает Армен, по дороге посвятив, как делать прибыль в скотоводческом бизнесе.
– Одного теленка беру за 100 долларов. Год держу, взрослый 100 килограмм дает, продаю с него мяса на 600 долларов.
Армен демонстрирует «магию» Арагаца – его незаведенный автомобиль ползет по дороге вверх[88]. Ниже по склону расположилась древняя крепость Амберд. Когда ученые проводили там раскопки, «нашли лаваш XIII века, его можно было размочить и съесть», – хвастается Армен. А чтоб мы окончательно одурели от аномалий горы, добавляет: тут в советское время первое лазерное оружие создавалось. Речь идет о станции изучения космических лучей на высоте 3,2 тыс. метров, построенной в 1943-м в рамках секретной атомной программы по созданию ядерного оружия. Теперь станцию используют для наблюдения за грозами и космическим излучением[89].
Дорога прекращается у голубого озера Кари, окруженного желтыми и сиреневыми юбками цветов и островками снежных бугорков. В ресторанчике на берегу подают хаш (от слова «варить» – хашел). Большая миска бульона с плавающим коровьим копытом. Теплый холодец. Копыто из кипятка изымают и приземляют в отдельную тарелку. Бульон напрочь засыпают лавашами, пока содержимое не перестает быть супом, затем добавляют пол-ложки соли и чеснок. Говорят, можно есть…
Затемно повыползали из палатки, бредем мимо цветочных полей и снежных островков. Из-под ног скатываются волнами и осыпаются мелкие камни. Тропа кончается. Приходится лезть по метровым валунам, чтобы на вершине склона застать пронзительный леденящий ветер.
Взяв южную и западную вершины, направляемся к главной – северной. Дорога к ней ведет через кратер вулкана, белую каменистую чашу диаметром пять-семь километров, набитую снегом, как рожок сливочным мороженым, с ягодкой по центру – высокогорным озером, запертым в снегах.
Надо прошагать кратер насквозь. Для безопасности связываемся веревкой. Идем долго. Кажется, слышу вой собак – наверное, задувает ветер. Сдавливает виски. Горняшка.
Разгоряченный, с кипящей хмельной головой, я не вполне соображаю, что делать. В желудок проваливаются три таблетки анальгина.
Держим шаг и оказываемся у подножия горы. Чудится, до вершины рукой подать. Но ближе к финишу тропа берет резкий подъем. Ботинки скользят по мелким камням. Я тащусь, опираясь на палку.
Камрад убежал и скрылся за скалами. Меня охватывает паника. Приходится припасть к земле. Не смотреть вниз. Продолжаю перебирать ногами. Вершина?!
Пора назад… Мы скользим по россыпи камней и валунов. Катимся по сыпучему склону будто на лыжах. Ноги по щиколотку проседают в зыбком каменном месиве.
Страх разбухает после увиденной эсэмэски от ереванского гида Сергея Бельмондо, что устроил нам платную экскурсию по армянской столице и ждал продолжения. Я сказал, что напишу позже, если решим снова встретиться. А когда он стал настаивать, отрезал, что говорить не могу – иду на Арагац.
– Будьте прокляты! Слышишь, Андрей? Тем более вы в горах Арагаца!
Подташнивает. Надо отогнать суеверные мысли. Продолжить шаг. Это самый надежный и безопасный способ выбраться с горы.
Действуешь, если не слишком зациклен на себе, если можешь потерять себя и довериться процессу. Дорога сама поведет, и ты никогда заранее не поймешь, через какие дебри и кустарники она протянется. Высокомерный боится действовать, чтобы не оказаться посредственностью в глазах других, чтобы не позволить им разрушить иллюзию собственной уникальности, в которую он безумно верит.
Легче назвать себя бездарностью и пустым местом, перехватив у окружающих право критиковать себя и сделать это за них. Так поступает высокомерный, используя самокритику как форму социальной защиты и позволяя себе оставаться в коконе собственных фантазий.
Держим путь на юг с Мишей на «Газели» с пятикилограммовыми арбузами, которые он растил для продажи на столичных рынках. В супермаркетах таких малышей не берут, требуют 8–12-килограммовых. «Вот как ваши Ашан-машан».
Лето у Михи напряженное: надо зарабатывать, чтоб перекрыть конские кредиты в 24 %. А отдыхать Миша будет зимой – «праздновать всем селом» и «готовить шашлык-машлык».
Приняв в подарок один арбуз, раскланялись.
Пересаживаемся с автодороги на железную. Дальше – по Араратской долине, самой плодородной и густонаселенной части страны. За окном – двуглавый Арарат, его заснеженные вершины, называемые в Армении Сис и Масис, видно из окна поезда. Но добраться до них не получится: граница с Турцией закрыта из-за недружественных отношений между странами (в 2022-м наметилась возможность открытия границы для иностранцев[90]). Правда, «Мегафон», игнорируя политические конфликты, поздравляет с прибытием на ту сторону: «Привет, или, как здесь говорят, мэрхаба! Добро пожаловать в Турцию!»
Выходим на пыльном полустанке, попутками подбираемся к госгранице, за которой вырастает снежный морщинистый купол библейского вулкана. Встаем с палаткой у монастыря из вулканического камня Хор Вирап. Братан Вартан, к которому падаем в кабину, говорит, ночевать здесь опасно: скорпионы, шакалы, волки, хулиганы… Но пути назад нет.
Реальной проблемой становится возникший вдруг штормовой ветер, грозящий уволочь палатку вместе с нами. Резиновое жилище стоит не пристегнутым колышками – на плоских камнях. Мы обкладываем палатку валунами и распихиваем рюкзаки по сторонам, чтобы придавить жилье к земле.
Утром двинулись на юго-восток, к границе с Нахичеванью, осколку территории Азербайджана. Это самый безлюдный край Армении. В придорожных кафешках на обочине трассы под пыльными шезлонгами дальнобои глушат свежемолотый кофе. Водитель Арам, седой мужчина с усами как у Грудинина, из приграничного городка Горис развозит зерно. Говорит, работа непостоянная, приходится суетиться на стороне: чтобы жить в достатке, ему нужно 600 тыс. драмов в месяц.
Арам говорит, премьер дал команду взяточников строго наказывать. Теперь народ шутит, что Пашинян сам ходит по врачам, строителям, чиновникам и всех просит взятки не брать. Те, разумеется, от злого умысла отказываются.
Дальнобои – народ расчетливый. Водитель по имени Хачик рассказывает о расходах, требуемых к учету в Армении: один камень туфа (основной строительный материал в стране) – 200 драмов. Один киловатт энергии – 45. Штраф за убитого медведя – 3 млн драмов. Откосить от армии – 5 млн. Хачик откосил. За него служил брат – в Нагорном Карабахе.
Докатили до курортного Джермука, название которого в переводе означает «теплый минеральный источник». Этим он и знаменит – минералку из Джермука можно найти во многих российских ретейлерах.
За поиском ночлега среди цветистых аллей знакомимся с 50-летним альпинистом Вазгеном родом из Узбекистана. Первым языком он называет русский. Но думает на английском – тридцать лет жизни в США.
Вазген – эмигрант «политический», покинул Страну Советов в 1987-м. Ему дали 48 часов, чтобы убраться. С тех пор живет по принципу: «