Война не была объявлена, но вступила в права в 1991-м. Следы той войны по-прежнему играют в прятки на улицах карабахской столицы Степанакерта. Меж оконных глазниц панельных высоток торчат синяками на побитом лице черные пятна от осколков снарядов. Чистые выкрашенные балконы соседствуют с полуобвалившимися и разрушенными.
Меж окнами двух «свечек» на восьмом этаже провешена веревка. На ней покачивается белье. Тихо. В подвальчике курносый повар методично лепит национальные карабахские пироги женгялов хац с начинкой из зелени: листьев свеклы, кинзы, укропа, лука, армянского пермаджюка.
Следуя гастрономическим предпочтениям, заглянули в кафе, где делают пончики, – «Пятачок». Невысокий щетинистый официант в белой рубашке с короткими рукавами, узнав, что мы из России, спрашивает:
– У вас копейки имеются?.. Я коллекционирую…
Порывшись в карманах, я предложил незнакомцу три монеты от двух до десяти рублей. Внимательно осмотрев получку, он аккуратно опустил рубли в нагрудный кармашек и тихо удалился…
Вдали от центра, на отшибе городских окраин, одетых в вечернюю сумеречную дымку, мы ищем ночлег. Из-за панельных «свечек» торчат вершины холмов, укрытые густым лесом. Туда и решаем направиться – через полуброшенный частный сектор.
Поиски прерывают тут же.
– Где ночевать будете?
– Наверх, туда, где хач. Палатку поставим.
– А, ближе к Богу… Там опасно, шакалов много. Давайте на участке.
Пока ждали, в какой из дворов незнакомцы нас поселят, объявился неожиданный вариант: устроиться на карабахской базе геологов.
Там поведали, что земли республики вроде как богаты нефтью. Правда, по серьезке разведкой никто не занимался, якобы опасаясь дать Азербайджану лишний повод – природные ресурсы – для начала новой войны.
Война 1992–1994 годов закончилась победой армянского оружия – им удалось взять под контроль почти всю территорию Карабахской автономии, транспортные коридоры и прилегающие приграничные территории Азербайджана. Армян объединял лозунг «Миацум» – «Единение» (с карабахскими армянами).
Нагорный Карабах стал независимой республикой под протекторатом Армении. Конечно, независимость этого государственного образования тогда почти никто не признал: страны – члены ООН поддержали территориальную целостность Азербайджана.
Но одно дело – поддерживать формальную «целостность» и совсем другое – захватническую войну, без которой восстановить эту самую целостность невозможно. И как только Азербайджан рискнул взять реванш – его армия вторглась в Карабах в 2020-м, – многие европейские и американские города и регионы после десятилетий молчания вдруг признали независимость республики. Среди них: итальянский Милан, французский Вьен, канадский Лаваль, а также испанский регион Страна Басков[106].
Семь американских регионов вместе с 40-миллионной Калифорнией (крупнейший и один из богатейших штатов) призвали президента и Конгресс США признать независимость Нагорного Карабаха как территории, населенной преимущественно этническими армянами[107].
Но даже эта волна поддержки не привела к изменению ситуации «на земле». За последние тридцать лет лидеры самых могущественных держав, в том числе США, Франции и России, неоднократно пытались дипломатическим путем решить «карабахский вопрос», и это, очевидно, стоило бы Нобелевской премии. Но все переговоры провалились. Стороны оказались абсолютно непримиримыми, а их цели – взаимоисключающими. Если для армян Карабах, или Арцах, был и остается символом народного единства и неотделимой частью страны, то для Азербайджана – исконной территорией, находящейся под оккупацией армян, откуда были депортированы и изгнаны сотни тысяч азербайджанцев, соответственно – законной мишенью для завоевания.
Из кабины КамАЗа мы глазели на салатовые предгорья – линию горизонта, она же – линия фронта, за ней – линия окопов с солдатами, умирающими по разные ее стороны.
За баранкой небрежно курит кудрявый Махтар. Война застала его в 1990-х, на фронте он оставил отстрелянный мизинец левой руки. Из Степанакерта в Ереван Махтар везет зерно, чтоб заработать деньги на семью: у него жена и маленькие дети. Зерно выращивает сам и сам же продает. Говорит, с тонны берет 150 драмов. В кузове – 13–14 тонн. За день успевает сделать один-два рейса. Если хочет отдохнуть – отдыхает.
Под водительским креслом из-под груды кофт и одеял торчат горлышки пивных бутылок «Киликия» (бывший регион Армении, сегодня расположенный в Турции). Махтар открывает пиво об панель управления машины. Употребив содержимое, штатно-небрежно вышвыривает стекляшку в окно, прямо на автомобильное полотно, под колеса едущих следом.
Притормаживает у КамАЗа, вставшего на обочину из-за поломки. Махтар идет узнавать, чем помочь. Товарищи присаживаются на корточки друг против друга для обмена информацией.
Когда после длительной беседы выясняется, что проблему без специалистов не решить, Махтар вытаскивает из кабины портативную газовую плиту и варит на ней кофе в турке, затягиваясь сигаретой. Из кабины выкипает наваристый русский мат из блатных частушек: «Раскатала девка Даша на мой хуй свою губу. Но я ей ответил прямо: “Комсомолок не ебу!”».
Лихой неогражденный серпантин виляет колесами, вниз по склону – густые малахитовые джунгли волнами качаются к горизонту. За рулем внимательными черными глазами ведет дорогу Иван. Его худое «лермонтовское» лицо штрихпунктиром перебегает тонкая линия усиков.
Ваню обеспечивают две «Нивы», которые он сдает в аренду, имея с них 500 тыс. драмов в месяц. На жизнь хватает… Военным в Карабахе и то платят меньше.
– Те, что в частях сидят, получают по 100–150 тыс. драмов, кто на постах (на фронте. – Авт.) – 300–350 тыс. Со званиями высокими – больше. Призывники ничего не получают.
Со службы Ваньки в Карабахе минула десятка. Дембельнулся и запил, загулял… Говорит, это теперь с ним навсегда.
За лохматой зеленью холмов скрывается город-крепость Шуша, которую двести лет назад пыталась штурмовать персидская армия Аббаса-Мирзы. Но русские казаки и армянские воины крепость удержали[108]. В 1992-м захват Шуши фактически обеспечил армянским войскам победу в войне с Азербайджаном.
Нас, шагающих по обочине, пригласил в кабину военнослужащий, звали его Сурем.
– Подброшу, я до Шуши, – предложил зеленый, вышагивая из машины.
Объявив пятиминутный перекур, командир стал перебирать багажник, забитый снарягой: камуфляжем, палаткой, спальником и мешками цвета хаки.
Сурем служит в армии обороны Арцаха 22 года, его месячное жалованье – 320 тыс. драмов. Говорит, семью содержать можно, и оглядывается на маленького сына, скучающего на заднем.
Работа Сурема – держать пост на фронте, иначе – линии разграничения. Каждый день он видит войска Азербайджана. Случаются перестрелки. Но граница фронта на его памяти оставалась бездвижной: «Снайперы работают, каждый день кто-то умирает. Но я не боюсь» (разговор записан до войны 2020-го).
В городе Шуша война оглядывает приезжих из пустых оконных рам брошенных обугленных квартир. До войны 1992–1994-го у Нагорного Карабаха было две столицы: Степанакерт, населенный преимущественно армянами, и азербайджанский Шуши.
События 1990-х сместили баланс в пользу армян, десятки тысяч азербайджанцев вынужденно покинули город, оставляя родные дома, и стали беженцами. Сбежать из Карабаха удалось не всем. Известен случай массового расстрела беженцев – Ходжалинская резня[109].
В столовую, где мы ждем армянский суп спас, заглядывает приземистый мужчина в камуфляже. Быстрым волевым движением подшагивает к нашему столику, хватает стул и садится возле нас. После краткого приветствия достает из сумки пачку документов, цепким движением выдергивает нужную корочку и подвигает моему спутнику.
– На, читай.
Меня арканит паника, виски выстукивают чечетку, накипают кровью, я слышу мотор, что колотится в груди. Страх ареста. Западни. Наверняка он знает, что по дороге я фотографировал колонну военных… Об этом мог сообщить Сурем – вояка, что подбросил нас сюда. Или я был неосторожен, и зеленые поняли, что я наставил на них объектив… Что будет дальше?.. Задержат? Закроют в участке, в отстойнике без окон, в подвале… Отберут телефон и обе фотокамеры, проверят все снимки… Будут пытать ожиданием допроса или… Меня вызовет спецслужбист и будет спрашивать, что я здесь делаю, зачем и к кому приехал, сунет мне в лицо из-под плеча пойманные кадры военных и техники: «Твои?.. На хера снимал?»
Снимать здесь военных наверняка запрещено. Почти тридцать лет здесь война. Чаще – в замороженной фазе. Но угроза есть всегда. А значит, и условия военного времени. Если меня заподозрят в сборе данных в пользу врага – судьба незавидная.
В голове паническая буря разметает скучившиеся мысли, как ворох рыжих осенних листьев, сваленных на обочине. Удалить кадры? Но как? Выбросить флешки в дороге? Выскочить из кафе и бежать? Но куда?
Мучительную, душную паузу прерывает камрад, зачитывая надпись на корочке: «Казачество». Гость почтительно кивает, возвращая на место представительный документ.
Его зовут Армен, он майор казачьих войск, герой Арцаха. Родом из Бурятии. С началом войны за Нагорный Карабах переехал сюда с сибирскими казаками, здесь их тогда было 150 человек. Армен был командиром танка, точнее боевой машины БМП-2. Наводчиком у него был Серега, русский.
– Говорю механику: «Полный вперед!» И тот разгоняет сразу, – вспоминает Армен дерзкую боевую молодость.