Катя сбежала в храм, на вечернюю. Сегодня – канун Рождества. Я подтягиваюсь позже из любопытства. Приземистая церквушка, сложенная срубом из бревен, отгородилась от спальных построек редутами снега. Внутри – иконостас, похожий на фанерные перегородки в малогабаритных хрущевках, иконы – будто гигантские плакаты из 90-х, замена обоям. Тесно, но уютно.
Выхожу на студеный воздух. Поселок в анабиозе. Спит. Моргают гирлянды за замерзшими стеклами пятиэтажек и деревянных бараков. Под окнами сгорбились белые сугробы. На железе автобусной остановки нацарапали «А. У. Е.».[27] Север Карелии. Рождество.
Кажется, я часто обманывался в своих ожиданиях, вынашивая идею фикс: сменить город, деятельность, вуз, превозмочь. И носишь ты эту мысль, как ребенка, спишь с ней, завтракаешь, срастаясь с ней корнями и нейронами, не вполне понимая ее исконного происхождения… И приходит тот самый день. Да, когда идея фикс становится не менее реальной, чем склероз вашей бабушки.
Дальше: развилка, развязка, закваска.
Мимолетный восторг и шаг в прекрасное далеко. А там не всегда удается найти то, чего ты ждал, можно угодить в капкан… Мечты опасны, имеют свойство материализоваться. Может, Ванечка подхватил чужие желания, впитал и переварил их, усвоил да присвоил.
И живешь ты такой прекрасный с чьей-то, может, чужой мечтой. И дышишь ты, такой чудесный, этим воздухом в надежде на то, что в один день, прекрасный день, все изменится. И ты изменишься. Даже не подозревая, что живешь то ли за того парня, то ли за Тайлера Дердена.
Ночь. Из села затемно уходит поезд на север. За окном – белесые брюшья сопок, обросшие хвойным лесом, сползающим к мрачно-синей глади озер.
Из завьюженного ж/д вокзала Апатит добираемся до соседнего Кировска, освещающего из окон пятиэтажек склоны Хибинских гор. Затемно уходим вглубь горного массива, вооружившись палками и снегоступами. Без них, кажется, можно провалиться в белую толщу по грудь или с головой. Пелена плотной марлей застилает глаза. По рукам хлещет штормовой ветер 20 м/с. МЧС рекомендует не появляться в горах из-за высокой лавиноопасности. Но мы остаемся здесь, пробираемся все дальше.
Белое небо и белые склоны слиплись жвачкой. Граница их стала неразличима. Продвигаемся на ощупь по ущелью к перевалу Рамзая. С обеих сторон над склонами нависли набухшие снежные шапки, если обвалятся лавиной – шансов выбраться не оставят.
Риск быть погребенными под толщей снега, не найденными в белой тьме заставил вскоре повернуть назад. Мы ведь без рации и, конечно, не регистрировались в МЧС на случай ЧП…
В тебе слишком мало еще ребенка, чтобы играть в игры. Ребенок изучает, что можно, а что нельзя, он проверяет границы. Ты перестал выбегать за ворота, и игра потеряла всякий смысл.
Из Хибин в Мурманск выбираемся попутками. За рулем – оптимистичный паренек, занятый обслуживанием дорог. Уверяет, что регион обязан процветать благодаря расположению: именно здесь начинается Северный морской путь (СМП) – кратчайший маршрут по морю, связывающий Европу и Азию. Чтобы добраться из Южной Кореи в Англию традиционным путем через Суэцкий канал, придется преодолеть 23 тыс. километров по воде, по СМП почти вдвое меньше – 14 тыс. километров[28].
Правда, вода в СМП открыта только два – четыре месяца в году. В остальное время восточная часть маршрута занята трехметровыми льдами. А для их преодоления нужен атомный ледокольный флот, и он строится – уже готовы семь таких судов. Ни у кого, кроме России, таких ледоколов нет. Потому что нет задачи их строить и обеспечивать круглогодичное судоходство среди льдов[29].
Мурманск – прибрежные сопки у берега, занятые лесом блекло-серых панелек, которые, будто сторожевые собаки, рамками окон глядят в ночь. Мурманск – единственный в России незамерзающий порт и крупнейший в мире город за Северным полярным кругом. Причины этого явления мне не раз за кухонными переговорами объяснял отец, поглядывая то на меня, то на дымящий в кружке чай:
– А ты знаешь, почему Мурманск не замерзает, а, Андрюх?.. Все дело в теплом течении Северо-Атлантическом, это продолжение Гольфстрима, вот с ним скандинавам повезло. В Восточном полушарии наоборот: из Северного Ледовитого океана выходит холодное Курильское течение, весь наш Дальний Восток омывает – от Чукотки с Камчаткой до Приморья… Поэтому там холодно… Вот если бы в другом направлении течение двигалось… Владивосток бы курортом был, теплее Сочи… В СССР план был, проект: построить плотину и перекрыть Берингов пролив, закупорить Северный Ледовитый океан… Это бы изменило климат на всей планете…
Наверняка.
Но сбыться этим планам не суждено было. А вот мурманский порт, где разворачивать реки вспять необходимости не было, построили, причем еще в России императора Николая II. Планировали-то еще при его батюшке Александре III, даже место выбрали – в 30 километрах севернее Мурманска, поближе к выходу в океан.
Это был еще дикий край, оторванный от основной России; дорог от Петербурга к мурманскому побережью, по которым мы теперь едем, не было: ни железнодорожной, ни автомобильной. Тысячу километров занимали скалы, хвойные леса, усеянные озерами и болотами, как черными пятнами шкура долматина. Редкие поселения можно было найти только вдоль морского побережья. А в глубине полуострова – тайга.
Разведывать обстановку к забытым берегам отправился целый министр финансов Сергей Витте. Он понял стратегическое значение полуострова для России – овладение Северным Ледовитым океаном. Но для этого нужно было построить порты, торговый и военный, город при них, который бы их обслуживал, и дорогу туда. Император Александр III, кажется, согласился, но распоряжений по строительству не отдал – умер.
Витте своего все-таки добился, причем не через императора, а через Государственный совет. Порт начали строить, правда не военный, только торговый. Железную дорогу отложили до лучших времен… А настали худшие: началась Первая мировая война. Россия к ней оказалась не готова, недооценили масштаб и длительность противостояния. Впрочем, никто не был готов к такой войне.
Россия только с началом кампании мобилизовала 5,3 млн человек. Всех их надо было одеть, обуть и вооружить, а это миллионы сапог и десятки миллионов метров «серошинельного сукна» для униформы. Да еще обеспечить транспортом и снабдить боеприпасами. Произвести столько было невозможно. В стране таких мощностей не было. Закупали где только можно: во Франции, Англии, затем в Японии и США.
Нужно было вообще все! Самолеты, мотоциклы, станки, вагоны, паровозы, пулеметы, винтовки, гранаты, взрывчатки, средства связи… Не хватало снарядов и патронов… колючей проволоки… униформы… В России выдавали 17 млн метров «серошинельного сукна» в год, а армии было мало! Требовалось еще 5,7 млн – везли из-за океана американское сукно. И все бы ничего. Но противники блокировали основные каналы поставок товаров в Россию – Черное море и Балтийское.
Ситуация на фронте переменилась в 1915-м чудовищно. Начался «снарядный голод», а за ним и Великое отступление. Поставки вооружений нужны были срочно! Оставалось единственное решение – везти через Северный Ледовитый океан. Здесь у России был единственный действующий порт – Архангельск. Но он замерзал, а Мурманск – нет! Вот и пришлось аврально тянуть ту самую железную дорогу. Тысячу километров путей в условиях Арктики проложили за полтора года!
Длинная северная дорога воевала за нас и во Второй мировой, спасая Россию.
Через Арктику в СССР конвоем шли вооружения, боеприпасы, транспортные средства, промышленное оборудование, нефтепродукты, сырье, продовольствие… Стране пришлось дорого заплатить за помощь союзников: Россия рассчиталась с США за поставленные в 1940-х годах товары только в 2006 году!
А ты все та же – лес, да поле,
Да плат узорный до бровей…
И невозможное возможно,
Дорога долгая легка…[30]
Из окна автомобиля Мурманская область предстает в трех ипостасях: Кольский промышленный, Кольский туристический и Кольский военный. Весь северный шельф океана усеян закрытыми городами. Это поселки, где базируется флот: Полярный, Видяево, Североморск и Североморск-3. Они закрыты, въезд по пропускам. Исключение – Териберка. Едва ли не единственная распахнутая для туристов дверь к берегам Северного Ледовитого океана. Раньше и она была закрытой.
Мрачная картина Андрея Звягинцева о жизни в русской глубинке прославила деревню, сюда едут со всех концов России и из Китая[31]. Из Мурманска в Териберку есть автобус, но рейс часто отменяют в силу непогоды: 120-километровую дорогу заметает, ежечасно на дорожном полотне вырастают плотные сугробы. Пробиться через них можно только на высокой скорости, иначе встрянешь.
Несколько раз за день по трассе проезжает снегоуборочная машина. Нужно подловить момент и проехать вслед за ней, пока дорогу снова не присыпало. Дело осложняется тем, что, как только портится погода – а происходит это мгновенно, – видимость падает до метра. Мы не знали, доедем или нет.
Утром топчемся у развязки на Териберку, ждем попутку. Редкие машины просвистывают, лишая нас надежды на успех в самом начале пути. Здесь, на краю земли, застопинг потребовал инновационных решений, пришлось воспользоваться указателем как маяком: я влезаю на него и поднимаю ногу для приседания пистолетиком. Первый же водитель, охренев от такого исполнения, приглашает в машину.
В белой мгле колеса то и дело цепляют снежные горки, застревают и прокручиваются, пару раз машину заносит, но выскакиваем.