— Он приехал один?
— Да. Первые несколько дней он провел у своего знакомого Штройса, врача, тоже интересовавшегося проблемами восточной медицины. Потом он попросил свою знакомую, которой предварительно дал на проезд деньги, слетать в Каракалпакию за Эркабаем. Штройс говорил, что Камал все вечера проводил дома, никуда не ходил. И хотя о его приезде в Вильнюс знали его знакомые, никто не пожелал с ним встретиться, чего раньше практически не могло быть.
— Дальше, пожалуйста.
— Когда приехал Эркабай, он тоже остановился у Штройса. Теперь стали раздаваться звонки. Эркабая благодарили за гостеприимство в Каракалпакии, приглашали в гости.
— Одного или вместе с Камалом?
— Вдвоем. Но Камал, как правило, отказывался от визитов, потому что эти люди не желали его видеть в те дни, когда Эркабая не было в Вильнюсе.
— Это достоверно известно?
— Да. Несколько раз он звонил мне, был откровенен, смущен случившимся. Жаловался на то, что Эркабаю не оказывается почет, соответствующий его возрасту. Потом он рассказал, как его унизили в доме Уромонаса...
— Художника?
— Да. Он тоже считался его учеником и даже несколько дней гостил у него в Таласе. Уромонас будто бы там жил бесплатно, получил у Эркабая деньги на проезд, что-то еще. По-моему, брюки. В пути он поистрепался... Дело не в этом. В доме Уромонаса возник острый разговор, в котором также приняли участие Пранас Лаурецкас, физик (он давно уже и заметно отходил от Камала), и Шлижюс. Пранас при всех заявил, что знания Камала весьма поверхностны и прочее. А когда Камал неэтично повел себя в отношении одной из присутствовавших, Уромонас пригрозил избить его. Так, по-моему, кончился тот вечер, когда Камал на улице случайно встретил Зигманта...
Обвиняемый МОЦКИС 3. Г., 29 лет, образование высшее, архитектор. Мера пресечения — подписка о невыезде.
— В конце марта, незадолго до того, как все случилось, на улице Антакальнё я случайно встретил Камала и Эркабая на стоянке такси. Я заметил, что Камал чем-то расстроен, Эркабай был, как всегда, невозмутим. Я понял, что с ними что-то произошло, спросил, в чем дело. Камал ответил, что несколько человек, которых я знаю, оскорбили его и теперь он не знает, кто остался ему другом, кто— нет. Моя жена и я всегда относились к Камалу с большим уважением, и он тоже никогда не причинил нам никакого вреда, держался корректно и вежливо. Кроме того, мне было известно, что он согласовал свой приезд в Вильнюс с моей женой, поэтому я предложил ему располагать нами. Камал смягчился, сказал: «В вас я всегда был уверен...» Я спросил, надолго ли он прибыл в Вильнюс. Он ответил, что должен расставить акценты в своих отношениях с людьми, которые повели себя не должным образом. Я поинтересовался также, как продвигается его научная работа, но Камал ответил, что сейчас у него другие заботы, и если мы не отменили своего приглашения, он хотел бы переехать к нам. В конце разговора, когда мы уже ехали в такси, он сказал, что вызвал в Вильнюс своих учеников-каратистов, которые помогут ему рассчитаться с обидчиками.
— Назвал ли Камал тех, кто должен был прибыть?
— Да. Шаншевич Максим, Сильвестров.
— Кого-нибудь еще? Припомните.
— Сабира Жанзакова.
Обвиняемый ШАНШЕВИЧ М. Г.
Продолжение допроса
— Это было вечером, в пятницу. Мать сказала, что меня разыскивал Сильвестров. Отношения у меня в семье в это время были натянутые, мы почти не разговаривали. Я знал, как матери не хочется, чтобы я снова встретился с Сильвестровым, но у нее свои принципы. Она очень гордилась принципиальностью, а я в этом видел еще один способ меня унизить. Поэтому я сразу при ней позвонил Сильвестрову. «Еще несколько минут и ты меня бы не застал, — сказал сен-сей. — Звонил Камал, просит меня и кого-нибудь из ребят срочно прилететь в Вильнюс, у него неприятности. Не знаешь, кто свободен?». «Я полечу, — сказал я, — у нас как раз сегодня стипендия». «Встретимся на аэровокзале через час, только не знаю, как с билетами». «Не беспокойся!..» Я заметил: стоило мне поехать к Камалу или Эркабаю или, скажем, они меня куда-нибудь посылали — всегда в автобусе, в самолете оказывались места, или был продукт, который им требовался. Так было и в этот раз — именно два билета на ближайший рейс! Редкая удача!
— А вам не кажется — то, что вы в Вильнюсе вместо нескольких дней находитесь уже год по вине Камала и Эркабая — это не такая уж удача!
— Я не подумал об этом.
— И впереди...
— Да, не подумал.
— Что вам рассказал Досымбетов в Вильнюсе? Что ему требовалось?
— Надо было проучить нескольких людей, демонстрирующих неуважение к нему и Эркабаю. Он пожалел, что мы приехали только вдвоем, но сказал, что завтра приедет еще и Сабир Жанзаков, который находится на съемках, но все равно приедет к нам.
— Где вы остановились в Вильнюсе?
— Нам предоставили площадь Лорет и Зигмант Моцкисы, у них двухкомнатная квартира в центре. В одной жили они сами, вторую, большую, уступили нам. Вчетвером мы спали на полу в спальных мешках.
— Как Камал предполагал проучить недругов?
— Он поручил мне поехать на другой день на Антакальнё, где жил Уромонас, и потребовать у него долг — сто рублей, которые Эркабай дал ему в Таласе. «Потом,— сказал Камал,— ты должен его ударить».
— Избить?
— Камал сказал «ударить»!
— Как вы себе представляли происходившее? Что это?
— Мне показалось, что Камал устраивал испытание нам, своим ученикам. Хотел знать, может ли он на нас положиться.
— Но ведь вы взрослый человек! А если бы Камал приказал вам избить вашу мать?
— Я верил Камалу. Я считал, что такой приказ он никогда не даст. А потом... Вы слышали о законе добровольного повиновения Учителю?
— Карма послушания?
— Потом то же испытание прошел и Сильвестров, несмотря на то, что он старше нас и ученый, кандидат наук...
— Как вы поступили в отношении Уромонаса?
— Он дал пятьдесят рублей, ста у него не нашлось. Объяснил, что должен Эркабаю именно пятьдесят, после чего я сказал: «Камал приказал тебя ударить...» «Что ж, — ответил Уромонас, — ударь, если тебе от этого будет легче...»
— После этого вы вернулись к Досымбетову?
— Все ему рассказал. В это время вместе с Камалом в комнате находился Сильвестров. Камал приказал: «Поедешь к Уромонасу, возьмешь пятьдесят рублей и ударишь его...»
— Это испытание вы прошли только на Уромонасе?
— Мы ездили еще к Михалаускасу.
— Ему тоже наносили удары?
— Да. Это, мне кажется, нужно было, чтобы перебороть себя. Михалаускас — двухметрового роста амбал, мог запросто подмять и Сильвестрова и меня.
— Чего вы хотели достигнуть, проходя испытание?
— Не знаю. Мне казалось... Вернее, Камал говорил, что, отказываясь от своего «я», переступив через него, получаешь высшую мудрость, что ли? Нирвану? Потом, находясь все это время здесь, в изоляторе, я спрашивал себя: «Может, мне просто лестно было, что я служу людям космоса, что ли? Являюсь их орудием. Ну, вроде научно-фантастических романов...
— В основном приказания Камала исполняли вы и Сильвестров?
— Один раз вместе с нами ходил муж Лорет Моцкиене — Зигмант, но он, по существу, только присутствовал, чтобы оказать символическое уважение Камалу.
— Вас не смущало то, что никто из бывших учеников Камала не оказал вам поддержки?
— Только вначале. Но потом появился Сабир Жанзаков. Это сразу подняло настроение. Сабир — известный актер, его везде узнавали, рассыпались в благодарностях, объяснялись в любви. Ему ни в чем не было отказа — крутили фильмы, когда он просил, прерывали обеденный перерыв, давали машины...
— Как Жанзаков реагировал на распоряжения Камала?
— Сабир в первую очередь пытался их смягчить, повлиять на Камала, но это не всегда у него получалось или получалось плохо. Наоборот, стоило Сабиру взять кого-то под защиту, Камал сразу же ужесточал приказание и поручал не кому-нибудь, а именно Сабиру, словно старался сломить его волю. Сделать так, чтобы Сабир все время делал обратное тому, что ему хотелось... В этом был его метод избавления от комплексов.
Потерпевший УРОМОНАС К. С., 27 лет, образование высшее, преподаватель рисования, г. Вильнюс.
— Кто из приезжавших по поручению Досымбетова наносил вам удары?
— Всего было три визита. Сначала приезжал Шаншевич, потом его тренер Сильвестров и он, затем они приезжали втроем. Третьим был Сабир Жанзаков. Кроме того, их сопровождал Зигмант Моцкис, у которого они остановились.
— Какой силы наносили удары?
— Жанзаков — чисто символически. Я считал, что ему стыдно за ту роль, которую он, известный, в общем-то, человек, играет при Камале и Эркабае. Шаншевич и Сильвестров довольно сильно ударили по лицу каждый.
— Нанесли ли вы ответные удары?
— Нет. Я вообще не драчун, считаю, что отказом от удара можно ранить человека сильнее, чем рукой. Я сказал Шаншевичу: «Ударь, если тебе от этого будет нравственная польза...»
— Что за долг Камалу у вас образовался?
— В долгу себя перед ними я не считаю. По приезде в Талас я, как и другие, отдал все имевшиеся у меня деньги и потом часть из них получил для обратного проезда, однако Камал, по-видимому, полагал, что я должен был оставить денег больше, имея в виду так называемый институт изучения человека, на создание которого собираются деньги.
— Но если создается институт, выделяются и фонды.
— Никто не решался сказать об этом вслух. Это означало бы открытое выступление против Камала.
— Речь шла еще о брюках...
— Действительно, Камал одолжил мне брюки, они были настолько старые, что я их выбросил в гараж. Их с трудом нашли, чтобы представить Камалу. Не думаю, чтобы все происшедшее у меня в квартире доставило ему удовольствие. Скорее, еще больше разозлило.
Обвиняемый МОЦКИС 3. Г.
Продолжение допроса
— На следующий день, в воскресенье, Камал встал поздно, от завтрака отказался, долго сидел в кресле у окна, ни с кем не разговаривал. Жена дала ему кофе, он перекинулся с нею несколькими фразами насчет погоды и вроде отошел. Но и потом весь день был злобен. Правда, со мной и женой, как с хозяевами, старался держаться корректно, на остальных же метал громы и молнии. Они разговаривали между собой вполголоса, старались не попадаться ему на глаза. Создавалос