— Эй, Глот, давай бабки, ща взбодримся.
Глотов невольно подтянул ноги и сел нормально. Умиротворения как не бывало. Опять стало тоскливо и гадко, он опять «вынырнул» в эту постыльную суету.
— Нет, — излишне резко сказал он и встал.
— Что нет? — искренне удивился Ленька.
— Без меня, — обронил Глотов через плечо уже у двери и повторил: — Без меня.
— Ух ты какой! — Едко произнес Ленька. — Заболел, что ль?..
Он добавил еще что-то вполголоса, и все, кто стоял рядом, громко и обидно засмеялись. Глотов остановился, едва заметно шевельнул плечом, словно развернуться хотел и продолжить разговор, только в других уже, более подходящих тонах, но не стал ничего этого делать, а только дернул болезненно щекой и с грохотом распахнул дверь.
В коридоре его догнал бригадир Зотов, крепкий сорокалетний мужик.
— Погоди. — Он придержал Глотова за локоть. Тот даже не обернулся, а локоть вырвал раздраженно. Зотов забежал тогда вперед и заглянул Глотову в лицо. Волосы у Зотова были мокрые и аккуратно причесаны, но на макушке смешно торчал петушиный хохолок. Глотов хмыкнул и остановился.
— Ну чего?
— Молодец, правильно, — серьезно и горячо заговорил бригадир. — Так им, пьянчужкам. Бросил, что ли?
Глотов нетерпеливо пожал плечами.
— Вот и хорошо, мы теперь вместе…
— Ладно, — оборвал его Глотов. — Вы уж как-нибудь одни. Я сам по себе.
— Да ты не понимаешь, — настырничал Зотов. — Это же государственное дело. Всем миром против пьянства.
Глотов сморщился обессиленно.
— Замучил ты меня. А я устал. Спать хочу. — Он отстранил Зотова и зашагал к проходной. «Не понимаешь, не понимаешь, — повторял он слова Зотова. — И, верно, не понимаю, ни черта не понимаю. Спать хочу, зараза такая».
— Не думал я, что ты такой, — в спину ему крикнул упорный Зотов.
И Глотов неожиданно обернулся и, прищурившись, сказал громко:
— Дай денег в долг, Зотов.
Бригадир недоуменно вытаращился на Глотова.
— Дашь на дашь, что ли? — наконец спросил он догадливо.
— Дурак ты, — Глотов сплюнул.
— Да не ерепенься, постой. — Что-то в Глотове, видать, нравилось бригадиру (Глотов и раньше это замечал), потому он и не обиделся на него. Он тактично осведомился:
— Совсем, что ль, на бобах?
— Совсем, — хмуро ответил Глотов.
— У меня, понимаешь ли, сейчас нету, — Зотов говорил искренне, и Глотов видел это по его неподдельному смущению, и неожиданно для себя он вдруг почувствовал что-то похожее на симпатию к этому человеку. Ему даже захотелось с ним поболтать, не по пьянке, а просто так, по-человечески, задушевно. Глотов вздохнул.
— Слушай, — обрадовался Зотов. — Ав кассе взаимопомощи?
— Я уже брал. Так скоро опять не дадут. У меня еще вычитают.
— Будь спок, — подмигнул ему бригадир. — Я поговорю с кем надо. Двести хватит?
Глотов машинально кивнул. Хотя можно было бы и побольше, но он же не какой-нибудь там нахал, он… «Жулик», — испуганно прошептал Глотов, повернулся и, оставив Зотова в изумлении, побежал к проходной.
Автобус был совсем пустой и ехал медленно и подолгу стоял на остановках, а людям, томившимся на остановках, не нужен был именно этот автобус, а нужен был другой, но водитель почему-то все равно стоял.
Глотов сел и стал смотреть в окно. Дом на другой стороне показался знакомым. Глотов вспомнил, что еще сегодня утром хотел зайти после Сени в этот дом, к Мишке, еще одному своему знакомцу по магазину. Мишка был парень ничего, всегда бодренький, веселый и обладавший одним неоценимым достоинством — его никогда не донимало похмелье.
Увидев его, Мишка поначалу обомлел и не хотел даже пускать, почти одиннадцать, у него все спят, но потом что-то прикинул, ухмыльнулся большим ртом и махнул, мол, давай проходи. Мишка работал лаборантом в каком-то НИИ, и поэтому Глотов не удивился, увидев на кухне какие-то колбочки, трубочки, резиновые и стеклянные змеевики.
Он удивился другому — мебель на кухне была такая, какую он только на картинке видел в журналах, да еще в квартире Жанки-официантки, что на третьем этаже его дома жила. Глотов ей как-то новый импортный замок вставлял. Красивая была мебель и, наверное, очень дорогая, бело-красная, глянцево поблескивающая, веселая и уютная. И Глотов подумал, что ему из такой кухни и уходить, наверное, не захотелось бы никогда.
Вот уж никак не мог представить, что у неряшливого Мишки такая мебель. Правда, Глотов всегда подозревал, что водятся у Мишки деньги. Когда ребята скидывались, Мишка обычно жался, кряхтел, цыкал, мотал головой и доставал мятый рубль, а то и просто мелочь. Но, бывало, когда разойдется, закрутятся у него мозги пьяным вихрем, вырывал из кармана по-барски то червонец, то четвертной, оправдываясь, мол, должок получил… Жена, что ль, зарабатывает? Хотя Мишка вроде говорил, что она нянька в детсаде, а там много не заработаешь.
Мишка ловко и привычно суетился по кухне, доставал из мягко открывающихся ящичков чашки, блюдца, конфеты и изредка кидал на Глотова хитрые взгляды. Глотов робко присел на краешек табуретки и смущенно сложил руки меж колен, будто он только что из глухой деревни приехал, в барский дом попал.
— Эх, Глотыч, Глотыч! — Мишка расставил чашки, налил воды в чайник, водрузил его на электрическую плиту. — Чего ручки сложил, как сиротка пропащая? Маешься, что ль? Долбануть охота? — глазки у Мишки были маленькие, черненькие, остренькие и совсем не увязывались с мягким и пористым, как губка, лицом.
— Да нет, — тихо ответил Глотов. — Я по делу.
Он страсть как не любил чего-то у кого-то просить, а сейчас и вовсе, когда увидал такое Мишкино богатство, заругал себя последними словами, что пришел.
— Ну ежели по делу, тады прощаю твою бесцеремонность, — с усмешливой серьезностью проговорил Мишка и пододвинул Глотову пачку «Космоса». Глотов поблагодарил кивком, но достал «Приму».
— Хорошо живешь, — сказал Глотов и стал сосредоточенно разминать сигарету. Он решил, что не будет ничего говорить Мишке про деньги, а придумает сейчас какую-нибудь чепуху, спросит его об этой чепухе и уйдет.
— А ты думал, — весело отозвался Мишка. — Мы не босяки какие вроде Сеньки-боксера или там Носатого, мы, понимаешь ли, интеллигентные люди. Наука великая вещь. Ежели мозги имеешь, прибыльная это штука. Главное — научиться соображать, что к чему, и из самого простого научного закона можно пользу извлекать, — Мишка глубоко затянулся, откинулся на спинку стула и победно посмотрел на Глотова. — Скоро я, Глотыч, большим человеком буду, оденусь, как лорд, тачку куплю, и будем мы с Лизаветой шикарно подкатывать к роскошным ресторанам. Иностранцы, артисты, музыка гремит, Лизка в мехах, а я в лакированных ботинках…
Глотов глядел на него во все глаза и ничего не мог понять.
— А для чего живем-то? — пьянея от собственного рассказа, продолжал Мишка. — Только для этого ведь и живем… — Тут он умолк разом, вытянув шею, повел носом, как натасканный охотничий пес, сдвинул брови, вскинулся и поскакал на цыпочках в коридор, и скрылся в каком-то чуланчике, негромко хлопнув дверью. Глотов тоже принюхался и уловил кисло-сладкий запашок. И почудилось ему, что этот запашок он знает уже тысячу лет. Глотов почесал ухо и опять принюхался. Мишка вернулся, сел и облегченно вздохнул — пухлые розовые губы его произвели звук, похожий на «тпру-у-у».
— Ну что за дело там у тебя? — Мишка потянулся к чайнику и снял его с плиты. — Давай шибче, а то спать охота.
А Глотов все размышлял. Наконец решился. Не жена эти деньги, выходит, зарабатывает, а он сам, и ничего страшного, если попрошу, вот если бы жена…
— Деньги нужны позарез, — Глотов почесал подбородок и потрогал шею, словно проверяя, отросла ли щетина за день.
— Деньги? — Мишка отставил чайник и удовлетворенно чему-то усмехнулся. — Очень нужны?
— Очень, очень нужны, хоть помирай! — И от стеснения Глотов наконец закурил.
— А то кранты? — Мишка что-то прикидывал, теребя щеку и глядя на Глотова.
— А то кранты, — обреченно кивнул Глотов.
— Должок, что ль? — не унимался Мишка.
Глотов понуро кивнул.
— Так, — протянул Мишка, потом повторил: — Так… Ну что ж. Сколько?
Глотов поднял глаза и с надеждой посмотрел на собеседника:
— Много… Ну сотни три-четыре…
Мишка присвистнул и покрутил головой, мол, даешь.
Глотов развел руками.
— Я тебе дам денег, — после небольшой паузы сказал Мишка. — Только…
— Я скоро отдам, заработаю и отдам, ты не беспокойся, — заспешил Глотов. Потому что на душе у него враз полегчало, и ужасно ему не хотелось, чтобы Мишка все перерешил из-за недоверия, из-за сроков или еще чего там.
— Только, — продолжал Мишка, — ты мне поможешь.
— Хорошо, конечно, — закивал Глотов.
— Пойдем, — сказал Мишка и поднялся.
Они подошли к тому самому чуланчику. Щелкнула щеколда, и дверь распахнулась. Густо и душно пахнуло тем самым ароматом. И Глотов вспомнил, так пахнет брага. Мать его в Утинове изредка варила самогон к разным семейным праздникам. Мишка зажег свет, и Глотов ошарашенно растопырил глаза. Почти весь чуланчик был заставлен пол-литровыми бутылками с белой мутноватой жидкостью. А в углу на табуретке самодовольно поблескивала никелированная, любовно сработанная емкость литров на десять, и из краника, что был приварен у самого дна, тоненькой струйкой лился самогон, в подставленное ведро.
— Высший класс, — Мишка повернулся к Глотову. — По последнему слову техники и науки, ни тебе змеевиков, ни жбанов, ни трубок и прочей чепухи. Комбайн. Производительность, как у лучших зарубежных фирм, только подкидывай сахарок, как дрова в печку. Прямо в институте сварганил.
Глотов прислонился к косяку двери и провел ладонью по лицу. Ему сделалось тошно. Больно заныло сердце, и стало трудно дышать. Сладкий терпковатый запах забивался в нос и горло.
А Мишка как ни в чем не бывало нагнулся и по-хозяйски чуть прикрутил кран и деловито поправил ведро. И Глотову вдруг неудержимо захотелось въехать Мишке по его толстому заду. Мишка выпрямился и сказал: