— О да, я захожу сюда довольно часто, — небрежным тоном ответил доктор.
— Тут бывает один молодой человек, который приходит наводить порядок, — сказал Том. — Я как-то встретил его здесь.
— Да, с ним договорились, чтобы он поддерживал здесь чистоту и порядок. Такому мавзолею нужен присмотр.
Как будто это касается его лично, подумал Том, которого раздражал тон доктора. Как будто мавзолей — его собственность! А что, собственно, он так разозлился? У доктора не меньше прав входить в мавзолей, чем у любого другого. Даже больше, если говорить честно, потому что он давно живет в поселке и, наверное, был знаком с последними из де Тэнкервиллов.
— Вы знали… — спросил было Том, указывая на окружающие их мраморные фигуры.
— Этих, конечно, нет. Но я знал девочек и мисс Верикер — она любила сюда приходить.
— Мисс Верикер? — не понял Том.
— Последняя гувернантка.
— А! — Мысли Тома вернулись к семнадцатому веку, где он не мог припомнить такой фамилии. — Мисс Верикер — последняя гувернантка, как грустно это звучит. Она учила девочек из усадьбы.
— Да, в те дни она была совсем молодой.
— И любила приходить сюда? Странно для молодой женщины.
— Видите ли, она принимала интересы семьи близко к сердцу. На пасху она обязательно приносила сюда цветы да и в другие праздники тоже… Я прогуливался по кладбищу и решил заглянуть в мавзолей. Забавно, что мы встретились здесь, — добавил доктор теперь уже более мягким тоном, — но в конце концов мы с вами, можно сказать, занимаемся одним и тем же делом, не правда ли?
— Пожалуй, да, — согласился Том, но в то время, как у доктора в приемной всегда толпился народ, кабинет ректора пустовал, очереди туда не было. Значит, разница существовала. Тем не менее возникла возможность объединить усилия, причем на деле и на пользу, ибо Тому пришло в голову попросить доктора Геллибранда выступить на одном из зимних заседаний их исторического общества. «Смерть в прежние времена» или что-нибудь в этом роде? Доктор сумеет выбрать интересную тему, не сомневался он.
Конечно, сказал доктор Геллибранд, он сделает это с удовольствием, и они вместе вышли из мавзолея, испытывая удовлетворение, как будто их встреча оказалась полезной для общества. Значит, вопрос: «Вы часто сюда приходите?» — пришелся весьма кстати, решил Том.
Возвращаясь к своему, как он его называл, одинокому ленчу — и в самом деле, теперь, когда Дафна уехала, он был совсем одинок, — он бросил взгляд вдоль улицы и увидел, как Эмма входит в свой дом, держа в руках письмо, а может быть, открытку. Не будь она так, как ему показалось, увлечена теми новостями, что были в этом почтовом отправлении, он пригласил бы ее в бар. По крайней мере, ему представилось, что он поступил бы таким образом — на самом же деле он бы скорей всего промолчал и не воспользовался представившейся возможностью. Зато завтра их ждет интересный день — день летней экскурсии исторического общества, кстати, и погода обещает быть отличной. В наши дни духовенство в своих молитвах редко поминает о погоде, ибо есть о чем просить, кроме яркого солнца.
14
Том заранее знал, что на летнюю экскурсию общества любителей истории поедут в основном пожилые и среднего возраста женщины из окрестных поселков — «исторические дамы Тома» называла их Дафна. Мэри, Дженет, Лейла, Дамарис, Эйлса, Мертл и Хестер — он знал их всех по именам, и они, несомненно, составляли костяк общества. Разумеется, будет и несколько дам из его собственного поселка: мисс Ли и мисс Гранди (которые не были для него Оливией и Флавией), жена доктора Шрабсоула Эвис и ее мать (Магдален?) и, наконец, надеялся он, Эмма Ховик, в ее роли социолога, изучающего сельскую жизнь. Две-три деревенские женщины тоже едут с ними, но не потому, что их интересует местная история, а просто чтобы проехаться в автобусе. В их числе и миссис Дайер, которая считала необходимым принимать участие в любом мероприятии, а может, и потакать ректору в его ребячьем увлечении стариной и людьми, захороненными в шерстяной одежде.
Единственным мужчиной в этой компании, не считая Тома, был Адам Принс, одетый в джинсы (более удачно купленные, чем те, которые он пожертвовал на распродажу).
— В этом году у нас столько солнца, что вашей сестре вряд ли стоило так далеко уезжать, — сказал он Тому.
— Но Дафна ездит в Грецию не только из-за солнца, — отозвался Том. — Ей просто необходимо менять обстановку.
— Да, всем нам, а особенно женщинам, время от времени не мешает это делать, — согласился Адам. Он, по-видимому, до сих пор не забыл женщин, которые работали у него в ту пору, когда он был приходским священником, ибо загадочно улыбнулся, и Том решил, что сейчас он начнет рассказывать о каком-нибудь случае из своей прежней практики. Но Адам заговорил о погоде — как, мол, им повезло, что выдался такой чудесный день.
— Надеюсь, мы отыщем тенистое местечко, чтобы попить чаю, — заметила миссис Дайер, — не то не миновать нам солнечного удара.
— В нашем умеренном климате, миссис Дайер, вряд ли такое может случиться, — заверил ее Адам.
Том не был в этом убежден, но вспомнил, что на территории Сидихед-парка, куда они направлялись, есть много деревьев, под сенью которых вполне можно расположиться на чай.
Миссис Дайер принялась рассказывать о «страшном происшествии», случившемся во время экскурсии, предпринятой ассоциацией пожилых людей («Бодрыми старцами») из соседнего поселка в такой же жаркий день. На обратном пути они заметили, что один из экскурсантов почему-то упорно молчит, не присоединяясь к общему хору.
— И знаете что? — Миссис Дайер ждала ответа.
— Он умер? — догадалась Эмма. — Или это была женщина?
— Нет, это был старый джентльмен.
— Так я и знала. Женщина как следует бы подумала, стоит ли доставлять посторонним столько хлопот смертью на экскурсии.
— О, мисс Ховик, не кажется ли вам, что вы несколько к нам несправедливы? — возразил Адам.
— Он сидел на своем месте, — продолжала свой рассказ миссис Дайер, чувствуя, что про нее вот-вот забудут, — сидел неподвижно, рот у него был открыт — они думали, что он спит.
— А он умер, — повторила Эмма.
— Они не знали, что делать — остановить автобус или нет.
— Да и где остановиться — вот в чем проблема, — подхватила Эмма. — Только и видишь объявления: «Автобусам останавливаться запрещается».
— В подобных обстоятельствах лучше всего вернуться домой, — сказал Адам. — Надеюсь, они так и поступили?
Вопрос, поставленный ребром, несколько смутил миссис Дайер, и она стала объяснять, что поскольку все это случилось в другом поселке, то откуда ей, мол, знать, как они там поступили.
— Уж петь-то они, наверное, перестали, когда увидели, что произошло, — заметил Адам. — Или, вполне возможно, история эту подробность не зафиксировала?
— Интересно, за какие промахи в описании событий будут ругать нас будущие историки? — спросил Том. — Все фиксировать невозможно. — Он припомнил, как несколько членов их общества ходили с магнитофонами по деревням в попытке запечатлеть «непосредственность» происходящих событий на месте, но результаты пока вызывали только разочарование. Им не хватало, чувствовал он, колоритности à Вуда, Обри и Хирна. Быть может, в силу роста благосостояния и потребления общества в целом мы все сейчас живем более или менее одинаково и потому однообразно. Кроме того, о нас заботятся от колыбели до могилы, — не так ли? — а в силу этого…
Автобус подкатил к весьма живописному въезду, по обе стороны которого красовались какие-то непонятные каменные звери — не то львы, морды которых были стерты временем, не то странные мифические твари. Водитель сказал что-то привратнику, и автобус медленно покатился по аллее, затененной густой листвой, но неровной и в ямах. Владелец поместья лишь недавно открыл свой дом и парк для публики.
— Могли бы разровнять дорогу, — заметила миссис Дайер, когда автобус особенно сильно тряхнуло. — Пить чай будем здесь? — И она подозрительно вгляделась в темные кущи.
— Зато тени здесь, миссис Дайер, сколько душе угодно, — весело откликнулся Том. Стоя в конце автобуса, он испытывал чувство раскованности. Из опыта подобных экскурсий он знал, что далеко не все пожелают сопровождать его, когда поведут показывать дом, — одни предпочтут погулять в парке, другие — посидеть в тени деревьев, — а поэтому надеялся на возможность побеседовать с Эммой и был искренне рад, увидев, что она, похожая на школьницу в своем синем с белым ситцевом платье, стоит и терпеливо ждет начала тура по дому.
Эмма же казалась терпеливой только потому, что мысли ее были заняты полученным накануне от Грэма Петтифера письмом с изложенной в нем довольно странной новостью. Он писал о своем желании «уйти от дел», чтобы иметь возможность «заняться» книгой, над которой сейчас работает. Он не упомянул о желании увидеться с ней, хотя удивительное известие в конце письма свидетельствовало о стремлении быть рядом, если не о большем, ибо он, словно мимоходом, заключал: «Оставшуюся часть лета я проживу в доме, который арендовал в ваших краях, — решил, обязан предупредить тебя!» Выражение это было несколько двусмысленным, ибо после пресного вечера в день праздника цветов она просто не представляла, какими станут в будущем их отношения. И где находится этот дом, который он арендовал? Почему он не попросил ее подыскать ему что-либо подходящее? Единственным пустовавшим домом, который она сумела припомнить, была лесная сторожка. Неужели именно она?
— У вас есть морозильник, мисс Ховик? — ворвался в ее мысли голос Магдален Рейвен. Странный вопрос в ту минуту, когда они рассматривают вышивки эпохи короля Иакова I на занавесях, но что же тогда сказать по поводу размышлений Эммы о Грэме Петтифере?
— У меня? Морозильник? Нет, у меня нет морозильника.
— Мамочка, зачем ей морозильник, когда она живет одна? — раздраженно вмешалась Эвис. — В верхней части холодильника — как у тебя, помнишь? — можно держать продукты целых три месяца, что очень удобно, но нам этого мало. Нам нужен большой морозильник, чтобы хранить мясо, овощи и фрукты из нашего сада, и я всегда готовлю лишнюю кастрюлю, а пироги, а хлеб…