иже, Давид увидел, что это и не парочка вовсе, а целая троица – две оглобли с размазавшейся вокруг губ яркой помадой и низколобый брюнет, жертва спортзалов и протеиновых коктейлей.
Он вдруг услышал знакомый голос – Артем. Его лучший друг, в переднике на голое тело и неизвестно откуда взявшемся поварском колпаке, чинно восседал за кухонным столом, перед ним высилась внушительная горка кокаина, которую он ловко линовал на тонкие длинные полоски. Перед столом скопилась терпеливая очередь.
Было еще несколько знакомых ему лиц.
Девушка, с которой в прошлом году у него случился короткий, но приятный роман. Она была виджеем на кабельном канале. Вздернутый носик, озорная стрижка, сапфировые брекеты (из-за них он так и не решился на оральный секс), татуированная веточка сакуры на плоском загорелом животе, задорный смех, восемнадцать лет. Сейчас она с ногами забралась на диван и, обняв плюшевую подушку, что-то рассказывала компании длинноволосых небритых увальней, похожих на шерстящую окраинные клубы рок-команду лузеров (а их-то кто сюда привел?!).
Грудастая участница скандального реалити-шоу – ей повезло родиться красоткой, но не повезло родиться в Мухосранске. У нее было смазливое личико, хватка бультерьера и отчаянное желание стать постоянной герлфренд кого-нибудь богатого или известного (а лучше и то, и другое). Одно время она и за ним охотилась, но Давид быстро ее охолодил. Сколько в его двадцатилетней жизни было вот таких наивных полногрудых пираток, и не вспомнить сейчас! Иногда он приглашал ее на вечеринки, наблюдать за охотницей было интересно.
Телеведущий, постоянный посетитель его клуба со своим шведским бойфрендом. Эти, похоже, даже не были пьяны. Сидели, как всегда, в уголке, в глубоком кожаном кресле, о чем-то увлеченно ворковали. Ходили сплетни, что они специально съездили в Амстердам, чтобы зарегистрировать брак. Даже непонятно, зачем этой сладкой парочке вообще нужна тусовка, все равно ни с кем, кроме друг друга, не общаются.
Давид болезненно поморщился – голова ощущалась как гудящий огненный шар.
Его квартира напоминала гостиничный номер после посещения рок-звезды старого образца: все разгромлено, на стенах какие-то коричневые потеки, венецианское старинное зеркало треснуло, буковый паркет затоптан, кого-то стошнило на туркменский ковер, на люстре болтается чей-то не первой свежести бюстгальтер.
Как он мог все это допустить? А начиналось все так невинно. Он отмокал в джакузи и просматривал записную книжку в своем MACbook. Хотел пригласить кого-нибудь из многочисленных и безликих, как пластиковые тарелки, подружек. Посмотреть какой-нибудь фильм, заказать суши, заняться любовью. Такой вот одноразовый полусемейный вечер, тихий кайф. И вдруг позвонил Артем. «Я здесь с такой конфеткой у твоего подъезда стою! Можно? Она сейчас обзванивает подруг». Давид вяло согласился, про себя отметив, что в последнее время от Артема одни неприятности.
«Конфетка» оказалась громогласной фальшивой блондинкой хорошо за тридцать, обладательницей всех атрибутов неустроенной горожанки: голодный блеск в глазах, под которыми уже собралась сеточка тщательно замазанных морщин, смартфон за тысячу долларов и сумка за три рубля, французский педикюр, стойкая привычка говорить «на хуя?» вместо «почему?» и смотреть при этом на собеседника с хитрым ленинским прищуром – вот, мол, какая я свободная и лишенная комплексов смелая особа! Давида от таких дамочек всегда подташнивало. Артем же то ли был всеяден, то ли, как герой второго плана, привык к уцененному товару, то ли еще не вышел из возраста оглушающего спермотоксикоза.
– А может быть, обойдемся без конфеткиных подруг? – со вздохом попросил он.
– Да ты что, мы уже всех обзвонили! – запротестовал Артем. – Такая компашка собирается!
– Компашка? Сколько человек вы пригласили?
– Расслабься, всего немного. Не больше десяти. Ну, может быть, пятнадцати. Приедет джаз-бэнд, сыграют нам что-нибудь.
– Ненавижу джаз, – пробормотал Давид.
– Твоя любимая Сонечка тоже будет. Отведешь душу наконец.
– Уже отвел. На прошлой неделе.
– То-то я думал, что она так быстро лыжи к тебе смазала! Ну ничего, отвяжемся от нее как-нибудь. Кому-нибудь ее подсунем… Я травы привез. И четыре бутылки бургундского из папиного подвала спер.
Так все и началось. Давид решил плыть по течению. Пара косячков, бокал терпкого, пахнущего временем и солнцем вина – и вот уже многочисленные гости начали казаться ему самыми приятными на свете людьми. Он и сам не заметил, как отключился.
А теперь… Теперь в его квартире какой-то вертеп. А у него, между прочим, сосед – депутат Госдумы и папин хороший друг. Наверняка теперь настучит.
Он поплелся в ванную. Хотелось сунуть голову под струю ледяной воды и постоять так минут пять-десять. Давид толкнул дубовую дверь и остолбенел.
Золотистый итальянский кафель был залит кровью, как будто бы в его ванной резали свинью. В уголке, скрючившись и подтянув ноги к груди, лежала девушка. Ее джинсы и трусы спущены до колен, рубашка расстегнута, белые волосы свалялись и пропитаны кровью, голубые глаза широко распахнуты и невидяще смотрят в потолок. Похоже, кто-то разбил ей голову. Или она сама разбила ее о край раковины, не удержавшись на шатких каблуках. Разноцветные вспышки заплясали перед глазами Давида, в пространстве вокруг него будто бы разом кончился кислород. Сердце трепыхалось, как пойманный голубь, в голове кто-то колотил в звонкие литавры. Пошатнувшись, он упал на колени, поскользнулся на крови. Тугой ком подступил к горлу, и его вывернуло наизнанку.
Мгновенно протрезвев, Давид вскочил на ноги и захлопнул дверь в ванную. Нельзя допустить, чтобы это кто-то увидел. Ни в коем случае нельзя. Надо срочно выгнать всех этих так называемых гостей. Выпить крепкого кофе и спокойно подумать, что с этим делать. Позвонить в папину службу безопасности, наконец. Они что-нибудь придумают. Они уже дважды его отмазывали. Правда, оба раза речь шла всего лишь о наркотиках.
Сосредоточиться.
Успокоиться и сосредоточиться.
– Эй, ты что здесь делаешь? Тебе плохо? – прямо перед ним стоял успевший одеться Артем. – На тебе же лица нет!
– Все нормально, – выдавил Давид. – Немного перебрал.
– Мне надо в ванную.
– Сходи наверх. Меня сейчас стошнит.
– Да уж, ты словно вышел из клипа Майкла Джексона «Triller». Не надо было текилу с шампусиком мешать. Хочешь, провожу тебя на балкон?
– Не надо… Слушай, а ты видел здесь такую девушку… Высокая, блондинка, в джинсах и белой рубашке? – осмелился спросить он.
– Рубашка с драконом на спине? – уточнил Артем.
– Да, вроде бы. Кто она?
– Ты что, разыгрываешь меня?
– О чем ты? – похолодел Давид. С детства у него была великолепная интуиция.
– Ты правда ее не помнишь? Это же Лиза! Еще два часа назад ты называл ее своей girlfriend, – рассмеялся Артем. – А что ты так напрягаешься?
– Называл своей girlfreind? Но я правда вообще ничего не помню… У меня с ней что-то было?
– Она модель. Кажется, из «Point». Не помню, кто ее привел. Но ты сразу положил на нее глаз, – терпеливо объяснил Артем. – Ты весь вечер с ней провел. Кажется, пригласил ее с собой в Ниццу. Но сначала позвал в ванную… Нет, ты все-таки бледный какой-то. А что эта Лиза натворила-то? Сперла что-то? Как та филлипинская домработница, которая прихватила твои часы? За этими модельками – глаз да глаз!
Давид посмотрел на него, прикидывая. Ненадежный. Раздолбай. Эгоцентрист. Завистлив, у него хватает ума это скрывать, но не хватает таланта скрывать правдоподобно. С другой стороны – лучший друг. Они знакомы с восьми лет. Вместе учились в Швейцарии. Вместе попробовали курить, когда им было по одиннадцать. Вместе впервые в жизни купили гашиш, в Лондоне, у темнокожего уличного дилера на Picadilly Circus. Им было по тринадцать, когда они впервые изведали сладость секса. Купили проститутку, одну на двоих.
– Почему ты так странно на меня смотришь? – напрягся Артем. – Хочешь, я выгоню всех гостей? Сварю тебе кофе, и ты спокойно расскажешь, что случилось.
И тогда Давид решился.
– Гостей надо выгонять по-любому. Случилось вот что, – и приоткрыл дверь в ванную.
Артем решительно подался вперед, потом отшатнулся, издав странный звук – нечто среднее между шумным вдохом и утробным воплем. Чуть не сбил Давида с ног. Краски схлынули с его лица, скулы заострились, как у покойника. Даже губы побелели, а в уголках глаз собрались две невольные слезинки.
– Господи… – прошептал он. – Что же это?.. Как же это так?
Давид захлопнул дверь.
– Не знаю. Я ничего не помню. Вообще не помню эту Лизу. Наверное, я был совсем хорош, когда она пришла… Ты так и будешь тут стоять или поможешь мне?
Артем судорожно хватал воздух широко распахнутым ртом, как выброшенная на берег беспомощная пучеглазая рыба.
– Я… Да, конечно… А что надо сделать…
– Выгнать всех к чертовой матери! – закричал Давид.
Вот странно, но животный ужас Артема вдруг придал ему сил. Давид сам отправился в гостиную, не без труда разыскал под грудой чьей-то мятой одежды пульт, выключил музыку. Заорал:
– Внимание! Сейчас сюда приедет Госнаркоконтроль! У вас есть десять минут, чтобы спасти свои никчемные жопы!
Гости засуетились. У него было такое выражение лица, что все сразу ему поверили. Дом ожил. Хаотичное движение хмельных физиономий. Все носились по комнате, собирая свою одежду, сумки, зажигалки. Дебелая стриптизерка надела платье наоборот, в глубочайшем вырезе, предназначенном спине, просверкивали ее соски. Интересно, куда она в таком виде направится, подумал Давид. Кто-то торопливо с ним прощался, кто-то подскакивал, чтобы поцеловать его в щеку, кто-то вежливо спрашивал, не нужна ли помощь, однозначно рассчитывая на отрицательный ответ. Краем глаза он заметил, как его бывшая любовница – телеведущая с сакурой на животе – смахнула в сумку остатки кокаина. Наконец за последним гостем захлопнулась входная дверь, и Артем с Давидом остались одни.