робирающим до самых глубин души. Взгляд уходил вдаль, словно видел недоступное обычному человеку. Глаза разгорались ярким оранжевым светом, а туманные крылья расправлялись, вздымаясь в пустые небеса.
Но теперь её образ, занимающий всё поле зрения, та самая странная оптическая иллюзия, не подавлял и не пугал. Для меня, паладина, он служил источником душевного покоя, какого-то детского светлого и наивного восторга, яркого и тёплого, как первый солнечный луч, скользящий по коже ранним летним утром.
Я знал, что послужило причиной этих изменений. И был горд и счастлив, что этой причиной стал я.
Мои родители были крепко верующими людьми и постоянно посещали церковь. Мне, маленькому Ули, приходилось ходить туда вместе с ними. Мне нравилось рассматривать витражи, статуэтки и фрески, но сами службы меня не особо трогали. Ну а когда я подрос, когда наконец-то прочитал Библию самостоятельно, то не смог её принять. Слишком много натяжек и противоречий для человека из просвещённого ХХ века, слишком мелочной и жестокой мне показалась древнеиудейская версия всемогущего и всезнающего божества. Тогда он казался не более настоящим, чем древнеримские или древнегреческие. Таким образом, я стал атеистом.
Теперь же, обладая новыми знаниями, новым представлением о мироустройстве, я понимаю, что возможно, был сильно неправ. Что авраамический бог действительно мог существовать. И что он действительно мог быть мелочным и жестоким, и одновременно — всепрощающим и великодушным. Первобытная кровавая дикость Ветхого Завета, ничуть не противоречила гуманизму и доброте Нового. Тора, Библия и Коран, описывая одного и того же бога, наделяли существованием многие грани, многие аспекты. Ведь как бог влияет на своих последователей, так и последователи влияют на бога.
Ну а может, я опять ошибаюсь, и на Земле отсутствует не только магия. Возможно, божественные чудеса являются лишь продуктом сознания древних дикарей, переработкой через их восприятие каких-либо природных явлений. И богов у нас не существует. Ну а есть вероятность, что все чудеса, описанные в различных священных текстах, действительно происходили. Но затем они по каким-то причинам прекратились. Возможно, боги на Земле были, но произошло какое-то событие, убравшее их из мироустройства. И документальные исторические хроники, оформленные в виде священных книг, превратились в сборники сказочек и преданий, искажаемых многочисленными переписываниями и переводами.
Впрочем, подобные материи волнуют меня намного меньше, чем лишний вес или всемогущий психопат-вивисектор, устроивший мне лоботомию. С моей приверженностью к атеизму покончено: окончательно, бесповоротно и навсегда. Я стал жрецом, священником, воином бога — называйте меня, как хотите. Я нашёл себя в служении Ирулин, моими Символами стали закрытое око и туманное крыло, Аттрибутами — цветок каралии и перо ночного странника, даже если таких цветка и птицы в этом мире не существует. Возможно, это — обычное рвение неофита, переквалифицировавшегося атеиста, но я готов приложить все силы, отдать, если понадобится, жизнь, для служения своей богине.
Кто-то бы сказал, что я сменил одно рабство на другое. Что мне промыли мозги, только на этот раз сделали тоньше, незаметней. Что я всего лишь сменил хозяина, оставшись таким же рабом. Подобные мысли порой посещают и меня самого — слишком быстро и слишком искренне я принял Ирулин, слишком большую часть души посвятил ей, слишком легко отбросил свою несуществующую независимость. Но сам факт наличия этих сомнений говорит, что я остался собой и критически воспринимаю действительность. И вместо слепого поклонения осознанно вступаю на путь служения.
Но чтобы служить, чтобы нести свет её веры, мне необходимо обрести свободу. И даже если я неспособен освободить Ирулин, ведь подобное не под силу никому на свете, то могу хотя бы сделать её сильнее. Светом моей веры, белым и лиловым, оком и крылом, цветком каралии и пером ночного странника, любовью и теплом — всеми самыми сильными чувствами моей изувеченной души.
Я существую только в кратком промежутке времени, в глубинах сознания услужливого животного. И для того, чтобы сделать хоть что-то, мне нужна связь с реальностью — больше возможностей, больше вариантов, больше часов в сутках. Нриз должен исчезнуть, а Ульрих Зиберт — возродиться. Неподъёмная задача, невыполнимый квест, который я дал себе самому.
Встречайте: Ульрих Зиберт, рыцарь порабощённой женщины и священник умирающего бога. Солдат безнадёжной войны, воин проигранной битвы и паладин бессилия.
Если посмотреть на мою госпожу взглядом мужчины, то она — воплощение красоты, чувственности и эротизма. Она прекрасна и экзотична, возбуждающа и желанна. Но при взгляде на неё я совсем не чувствовал вожделения, вместо этого испытывая только глубокую любовь и заботу. Мы — лишь двое одиноких существ, застрявших в жестокости этого мира, цепляющиеся друг за друга в попытках спастись от одиночества и забвения. Между нами нерушимая связь, сильнее чем дружба и глубже чем просто любовь, и через эту связь я ощущаю, что стоит мне сделать шаг — она не ответит словом отказа. Мы можем стать друг другу даже ближе, чем являемся сейчас, воссоединиться не только душевно, но и телесно. Но я не делаю этого шага. Ведь сделав его, я всё испорчу, нарушу хрупкое положение вещей, разорву наши узы. Возможно, всё будет хорошо. Возможно, новое, что придёт на смену, станет лучше, крепче и сильнее. Но я не хочу, не желаю, чтобы всё происходило именно так.
Я люблю свою богиню. Но пока мы оба несвободны, пока наши действия диктуются отчаянием и безнадёжностью, этой любви суждено остаться платонической. Поэтому я просто смотрю на её лицо, слушаю её голос, наслаждаюсь её компанией. И строю планы.
— У него же идеальная память! Он может вспомнить дословно разговор, происходивший шестьдесят лет назад, воспроизвести даже интонации и выражения лица!
Богиня улыбнулась:
— Но тем не менее он не может удержать в памяти события текущего утра. Ты мой жрец и служитель, а значит, должен обладать инстинктивным пониманием доступных тебе сил. Но, видимо, наша связь оказалась слишком необычной, слишком резко и внезапно она образовалась. Возможно, ты осознаешь всё позже. Ну а пока что я расскажу тебе сама. Что ты знаешь о Праве бога?
Я глупо улыбнулся и демонстративно почесал затылок. От этой пантомимы Ирулин закатила глаза.
— Не дурачься, мы говорим о важных вещах.
— Простите. Знаю очень мало, большей частью догадываюсь из контекста. Возможно, у Эгора есть какие-то книги по этой теме, но этот слизняк их не читал.
— Не стоит так о себе. Он — это ты. Изувеченный, опустошённый и изменённый. Но всё равно ты. У него просто не было выбора. Не больше, чем жить или умереть для человека, которому в вашем мире пускают в лоб… пулю?
— Да, пулю. Кинетическое оружие, основанное на детонации пороха. Быстро движущийся кусочек металла. Я понимаю, но до сих пор не могу принять, что он — это я.
— Когда-нибудь тебе придётся это сделать. Но вернёмся к Праву. Расскажи, что ты знаешь и о чём догадываешься.
— Право — это сила бога. Область, в которой он может совершать чудеса.
— Да, Право — область могущества. Аспекты, которыми он может повелевать. Узкие границы, пределы которых он не может переступить. Ты должен понять, что боги одновременно и всемогущи, и очень ограниченны. И чем уже эти границы, тем больше у бога могущества в их пределах. Разумеется, если оставить в стороне остальные факторы, типа количества верующих и силы их веры.
— Госпожа, а что вы скажете о богах… как бы сказать… широкого профиля действия? Всемогущих и всеведущих?
— Я о таких не слышала. Но, уверена, что ничего хорошего из этого не выйдет. Границы и самоидентификация. Понимание собственного «я». Я есть сон. Я есть покой и исцеление в этом сне. Крахарас тоже повелевает сном, но его Аспекты — страхи и кошмары. Он не может принести покой, ну а я — причинить во сне вред. Мы одновременно и похожи, и абсолютно различны. Мы знаем и понимаем, кто мы есть. Так что же случится с богом, чьё Право — всё?
— Ему понадобится очень много верующих?
— Не только. Если он всё — он ничто. Без чётко заданных границ бог не может продолжать существование, неспособен оставаться мыслящим существом. Он превращается в силу природы и растворяется в окружающем мире. А теперь подумай, где могут пролегать эти границы?
Вопрос был не очень сложным, но в правильности ответа я сомневался.
— Думаю, их определяют верующие.
— Верно. Эти границы пролегают в рамках уже существующих явлений или концепций. И эти концепции не возникают из ниоткуда, а приходят из человеческих разумов. Как бы глупо ни звучало, но бог не может отвечать за неведомое.
Я нахмурился:
— А как насчёт разных загадок и тайн?
— О, бог может отвечать за тайны! Но только в рамках понимания прихожан. И давай вернёмся к твоему дневному «я».
— К Нризу.
— Как скажешь. Одно из главных правил сна: сон забывается. Некоторые особо яркие сновидения не стираются из памяти, человек их может помнить годами. Но обычно детали сна быстро покидают сознание, только что яркое и полное деталей видение становится всё более смутным и смутным, пока не развеивается утренним туманом.
— И этот аспект находится в границах вашего Права?
— Совершенно верно. В моих силах усилить его или отменить, помочь запомнить сон в мельчайших деталях или же полностью растворить его, убрать из сознания. Не самая главная из моих сил, но, как оказалось, одна из самых важных.
— Самая важная — та, что позволит вам обрести свободу, — возразил я. — Но мы с Нризом существуем в разных мирах и совершенно не пересекаемся.
— Это не так. Вернее, не совсем так. Я — Хозяйка Зыбкой Грани. И на самой границе между сном и бодрствованием, когда ты уже не спишь, но ещё не проснулся, ваши мысли чувства и желания становятся едиными.
— То есть я могу влиять на внешний мир?
— В ограниченных рамках. У него остаются свои устремления, которые изменить невозможно. Но…