— Будешь? — он будто только что вспомнил о ней. — Или нет, лучше поехали в клуб.
— В клуб? — предложение прозвучало уж слишком неожиданно. — Завтра же с утра на работу.
И у нее создалось ощущение, что он снова не расслышал или глубоко задумался. Опять налил коньяк, но теперь пристально рассматривал янтарную жидкость.
— Вадим! — позвала она приближаясь.
— Яна, — ответил он вдруг ненормально бодрым тоном и показал язык.
Похожие переклички у них начались в Милане, но… совсем не так.
— Что-то случилось?
Он посмотрел на нее зло, прищурился.
— С чего ты взяла? Все отлично. В общем, или поехали веселиться, или уматывай отсюда. Надоело сидеть.
Яна только усмехнулась. Даже если деловой звонок был неприятным — это не дает ему права с ней так разговаривать. Она-то думала, что он сдерживает страсть, а оказалось, что все, что он сдерживал — раздражение. Молча направилась в прихожую и схватила куртку.
— Это… Ян, — услышала уже за спиной. — Ты не обижайся, я просто устал.
Но когда она обернулась, он продолжал пялиться в свой стакан. Яна ушла, а такси вызвала только на улице. И уже позже, сидя в теплом салоне, вдруг поняла, что сделала что-то неправильно. Это был хороший вечер — ей не показалось, а потом случилось нечто такое, что сделало вечер плохим. И это не имело к ней никакого отношения, но уехать, не выяснив, она теперь просто не могла.
— Пожалуйста, поворачивайте обратно, — попросила она водителя и тут же набрала домашний номер, чтобы предупредить, что вернется или очень поздно, или останется у Вадима. Папа хохотнул, но разрешил ей эту вольность.
Через пятнадцать минут бесполезного насилия над звонком под лай Бобика она уже решила, что Вадим за время ее отсутствия собрался и уехал в клуб, как и хотел. Но наконец-то замок щелкнул — и тогда она убедилась, что интуиция не подвела. С хозяином квартиры что-то было не так — он не был пьян или зол, он просто был совсем другим. Похожее состояние она уже видела, когда Вадим узнал о рождении сына. Совсем иначе, кроме звенящего напряжения, но и его достаточно.
— Я решила принять твое приглашение, если не возражаешь! — заявила с порога Яна.
— Не сегодня. Пожалуйста.
— Вадим, что случилось?
Он устало улыбнулся.
— Если честно, то ничего страшного не случилось, я даже не понимаю, что на меня нашло. Наверное, переработал в последнее время. Мне еще и тридцати нет, а уже изношен, как старик… Я буду нравиться тебе седым?
— Вадим, что случилось? — она не стала обращать внимания на его попытки отшутиться, а взяла за руку и уверенно посмотрела в глаза.
— Да говорю же — ничего особенного! — он снова начал злиться.
Она кивнула, потянула его в зал. Не позволила направиться к коньяку, выключила телевизор.
— Ты и правда устал, кто бы спорил. Пойдем спать тогда. Я тоже устала.
Яна и не думала о том, чтобы напоминать ему об обещании не приставать — в тот момент даже и мысли не возникло, что ему придет это в голову. Ничего страшного не произойдет, если она снова, как и в первый день их знакомства, проведет одетой ночь на его кровати. Он удивился ее поступку, попытался шутить, но потом сдался и просто откинулся на подушку. Отвернулся.
Яна привыкла ложиться чуть позже, поэтому не могла сразу уснуть. Она просто лежала на спине и рассматривала темноту вверху.
— Мой отец умер.
И больше ничего. Да и смысла задавать вопросы сейчас не было. Яна не удивилась — она как будто ожидала услышать именно это. Она просто перекатилась на бок и обняла его сзади, надеясь, что хоть такая поддержка облегчит его внутреннюю тяжесть. Умер человек, которого он всю жизнь искренне ненавидел. Умер тот, кто сделал его таким, каков он есть сейчас. Ушла последняя связь с его детством и матерью. И в таких сложных чувствах ненависть не бывает одинокой. Вадиму очень тяжело именно потому, в душе сейчас полный разброс: не будь ненависти — он бы заплакал, не будь любви — спокойно бы уснул.
На похороны Вадим все же отправился, потому что поддался совсем идиотской Яниной гипотезе о том, что якобы лучше попрощаться, чем не попрощаться. На самом деле, их прощание произошло давным-давно, когда Вадим выбрался из ада и отмежевался от этого конкретного человека. На кладбище собралось всего несколько людей, что было неудивительно. Отец умер в больнице от цирроза печени, одиноким, в чем сын его видел самую логичную закономерность.
Разошлись все тоже быстро, но Вадим все стоял и стоял, глядя на памятник с такой знакомой фотографией. Он ни о чем не думал, просто продолжал так стоять часами. И только потом, гораздо позже, уже в своей машине ощутил, как замерз. Это ничего. Пройдет. А пока ему нужен только отдых. Вадим выделил себе выходные, оставив Лизу за главную. В первый день он пил, а вечером пил еще больше с пришедшими и молчаливыми друзьями. Во второй спал. А на третий как будто даже стало немного легче. Настолько, что он откопал в каких-то закромах старую фотографию со свадьбы родителей. Поставил ее на тумбу — пусть видят, как он справляется со всем, что уже было, и со всем, что еще будет.
В пятницу он все же отправился в ночной клуб в поисках разового приключения. И уже затащив на все согласную жертву в мужской туалет, вдруг передумал. Ему показалось, что откуда-то из кабинки непременно должна высунуться любопытная мордашка Яны — ведь для той привычна слежка. Она просто обязана за ним следить, чтобы мир не рухнул. Девица успела оставить на его шее смачный засос, а потом была отшита и оставлена в одиночестве. Найдет, красавица, кому еще нужен минет, такая не пропадет.
Яна проиграла. Она поняла это со всей отчетливостью, когда держала в руках телефон. Если она позвонит, чтобы поинтересоваться его самочувствием — Вадим разозлится. Он не выносит жалости. И именно поэтому никогда не говорил о матери. А теперь не будет говорить и об отце. Поэтому она не звонила, но до боли в груди хотела, чтобы он сам позвонил ей. Попросить приехать или просто равнодушно поинтересоваться делами — неважно. Ей было жизненно необходимо, чтобы он позвонил, но телефон продолжал молчать.
И именно на этой мысли она и признала свое поражение. Можно влюбиться, можно восхищаться чьей-то внешностью или характером, можно хотеть поцелуев или ласк — все это с Яной уже случалось. А можно вот так просто — хотеть, чтобы конкретный человек в сложный период нуждался в тебе не меньше, чем ты в нем. И такое с ней было впервые. Слишком сложно, чтобы описать банальными «ревность» или «страсть». Слишком запутанно, чтобы проанализировать и сделать вывод. И только тут она поняла, о чем раньше говорил Вадим — вот это самое возникает так глубоко, что перестает иметь отношение к недостаткам, достоинствам, хорошим или плохим поступкам. Оно просто есть, и никаким анализом его не вытравить.
А он все не возвращался в ее жизнь, чтобы хоть как-то смягчить это жуткое существование порознь. После похорон он взял еще три дня для отдыха. Так скоро и практика закончится, не позволив начаться чему-то более важному.
И в одно утро он пришел в "Нефертити". Просто пришел — как ни в чем не бывало, такой же серьезный и уверенный в себе. Тут же разогнал всех встречающих по отделам, улыбнулся далеко стоявшей Яне искренне и широко, а потом потащил Елизавету Николаевну в свой кабинет. Яна не смогла бы сформулировать, чего конкретно ждала, но сейчас ей хотелось разрыдаться от разочарования.
Но потом ей все же удалось найти предлог, чтобы попасть к нему. Вадим тут же встал, подошел к ней, но предоставил право первого слова. А у Яны за истекшие без него дни накопился такой шквал мыслей, что их невозможно было озвучить. Поэтому она начала с самого нелепого:
— Ты как? — все знают, что такие вопросы всегда звучат глупо. И все равно их задают за неимением других.
— Хорошо. А ты как? — наверное, он просто пощадил ее самолюбие и поэтому не побоялся выглядеть таким же глупым.
А Яну в этот момент волной затопили и мысли, и наконец-то реализованное желание услышать его голос, и замершая от сладкого счастья душа. Поэтому она и не смогла сдержаться — потянулась и обняла.
— Неплохо было бы и меня ввести в курс дела, — заметил он, но прижал ее к себе. — Ян, что происходит?
И этот запах уже до дрожи ассоциировался у Яны с чем-то настоящим. С тем, что невозможно заменить ни на какой другой. И когда она только успела привыкнуть? Она не знала, как отшутиться, и не могла придумать ничего, что сейчас прозвучало бы нормально. Только зажмурила глаза на пару секунд, а потом открыла. Заметила на шее у Вадима что-то красное и, не думая, отодвинула ворот.
— Ого, какой свежий засос, — ее будто ледяной водой окатило, и поэтому мысли сразу пришли в полный порядок.
Она отодвинулась и улыбнулась, пытаясь не скривиться от отвращения. Вадим посмотрел в потолок, а потом на нее и произнес совершенно спокойно:
— И что? Если ревнуешь — скажи об этом. Если считаешь, что я тебе что-то должен — скажи об этом.
Он ровным счетом ничего не был ей должен. И уж тем более — не был обязан оправдывать какие-то внутренние ее ожидания. Яна, усилием удерживая улыбку на лице, молча пошла к двери.
— Ян, послушай…
Но ей больше ничего не хотелось слышать и даже смотреть на него. Она тихо прикрыла за собой дверь и поплелась подальше от человека, на котором по собственной глупости сконцентрировала свои мысли.
В отделе экономразвития она не могла не заметить, каким встревоженным и внимательным взглядом провожает ее Денис. Яне даже захотелось подойти к его столу и позвать сходить куда-нибудь вечером. Так смотрят, только когда влюблены — в этом нет сомнения. Но это было бы нечестно. Нельзя лечить собственную боль, причиняя боль другим. Просто окунуться в чужие чувства, забыться, ощутить себя нужной, но сложно после этого оставаться хорошим человеком. По какому принципу природа выбирает цель для гормонального всплеска, называемого влюбленностью? Почему не оставляет выбора? Если бы это можно было контролировать, то Денис был бы обречен на взаимность и счастье, а в сторону Вадима никто и никогда бы не посмотрел.