– Ирочка, не кричи, мне и так плохо. – Главный сел в кресло и поник плечами, сидел сгорбившись, как старик.
– Прекрати немедленно. Скажи, что мне делать. Отдай распоряжение. Ты – главный редактор. Ты решаешь, – продолжала настаивать Ирина Михайловна.
– Ирочка, я устал, ужасно устал. От всего. Больше не могу. А кто у нас в библиотеке работает сейчас?
– Что? При чем здесь библиотека? Семен работает, как и всегда. А что? Имей в виду, он очень зол после того, как ты решил устроить ревизию и половину книг выбросил.
– Я не выбросил. Я же попросил отдать в другие библиотеки, фонды, раздать близким, – пытался оправдаться главный.
– Для Семена, считай, что выбросил и сжег, – отрезала Ирина Михайловна.
– Я всегда мечтал работать в библиотеке. Разбирать фонды, архивы или работать в книжном магазине в букинистическом отделе. Не могу больше. Сейчас придется опять разбираться с выбитым окном, а у меня нет сил. Не хочу. Иришечка, давай ты, а? Скажи, что я заболел, грипп, температура сорок. Я не смогу сейчас врать.
– То есть ты хочешь попросту сбежать, да? И пусть Иришечка решает? – с новой силой заорала Ирина Михайловна. – Нет, дорогой. Или ты сейчас все разрулишь, пошлешь на хрен свою любовницу, вытащишь Серегу из любой жопы, в которой бы он ни оказался, или больше сюда не приходи и не называй меня Иришечкой. Подумай наконец не только о себе и своих косяках, но и о Сереге, Саныче, Лехе. О Катюхе, в конце концов. Ты хоть понимаешь, что твоя мерзотная Даша может испортить ей всю жизнь, если делу дать ход? По всему выходит, что твой зам – святоша, а Катюха разрушительница крепкого брака. Ты отмажешь зама, а Катюха что?
– Я не знаю, что делать, правда. Ириш, я устал ужасно.
– Все мужики тряпки, когда дело доходит до дела. Давай подумай о детях и уже померяйся членами, как вы с мужиками любите. Надо найти Серегу и Коляна. Это первое. Милицию мы пока не вызывали. Леху я уже отправила на поиски. Потом разберись со своей Дашей – объясни ей, что никакая из ее писулек не пойдет дальше, как бы она ни старалась. Потом скажи своему заму, чтобы разобрался в личной жизни. И переведи Катюху на ставку корреспондента. Она верная, честная, потом сполна отработает. Может, тогда и клятву свою отмолишь. Здоровьем детей он поклялся… Лучше бы своей жизнью, честное слово. Ты совсем идиот? Как так можно было?
– Хорошо, Ириш, я все сделаю, – кивнул главный редактор.
– Конечно, сделаешь, иначе я тебя сама степлером прибью, – заявила Ирина Михайловна.
– Спасибо тебе, – улыбнулся главный.
– За что? То есть я понимаю, что за все, но ты что имеешь в виду?
– За то, что никогда никому про нас не рассказывала, – признался главный и попытался ее обнять.
– Ты уж меня прости, но было бы, о чем рассказывать. Я бы не про твою дурость рассказывала, а про свою. Зачем мне это нужно? И потом, я тебя любила, правда. Очень. А тех, кого любишь, не предаешь.
– Выходит, меня никто не любил, кроме тебя.
– Так, не начинай, пожалуйста. Тебя любит твоя жена, раз все это терпит столько лет. Любят твои дети. У тебя есть семья. Не гневи Бога. Просто поступи сейчас правильно. Сделай так, как нужно.
Риту нашел Леха в ближайшем кафе-подворотне. Девушка была пьяна в хлам. Она рассказала, что увидела вроде бы кровавое пятно на асфальте и решила, что это Серега. То есть его кровь, и он, получается, умер. Кажется, Рита впервые осознала, что человек, которого она видела буквально утром, уже покойник. Смерть никогда не ходила с ней рядом. Она никого не хоронила из близких. Бабушка умерла, но она была старенькой, так что все было ожидаемо, и Рита на похоронах не присутствовала. Счастливая жизнь, можно сказать. Леха посочувствовал, загрузил ее в машину и отвез домой, потом вернулся в редакцию. Там все еще вяло отмечали – остались только самые крепкие сотрудники. Но в кабинете с выбитым окном никого не было. Там стало совсем холодно. Леха спустился в подъезд – место Коляна пустовало, только неубранные книги и газеты шевелили страницами на ветру. Леха пошел в подъезд редакции, но вернулся и собрал самодельный стеллаж, на котором Колян выставлял книги. Нехорошо, если украдут. Колян расстроится. Он никогда не говорил про книги «товар», он не продавал их, а отдавал за символическую плату в добрые руки. Мог и не отдать, если не нравился потенциальный владелец.
Леха вспомнил, как однажды видел Коляна плачущим – горько, отчаянно, как плачут над покойником. Рядом с ним на полу сидел, держась за голову, Семен. Он раскачивался, как иудей во время молитвы. В длинном коридоре все подоконники были завалены книгами, списанными из библиотеки. Семен, чью жизнь составляла эта библиотека, не знал, что делать. Он так и спрашивал сам себя: «Что мне их, сжечь?» Библиотеки не берут, куда их отдать? Колян осторожно брал книгу с подоконника, листал страницы. Он тоже будто пребывал в трансе.
– Помочь чем? – подошел тогда к ним Леха.
Оба посмотрели на него одинаковыми обезумевшими взглядами, в которых не было жизни. Только катастрофа.
– Смотри, еще один. – Колян показал Семену книгу. Тот посмотрел, кивнул. Леха смотрел, не понимая, о чем речь.
– Книга с автографом. Бывший главный редактор написал книгу и подписал своему преемнику. Тот, видимо, книгу выбросил, Семен подобрал и хранил в библиотеке. А теперь она вот здесь, никому не нужная, – объяснил Колян.
– Может, позвонить друзьям, родственникам… Пусть заберут, – предложил Леха.
– Никому не надо, я звонил, – ответил Семен.
Леха развел руками.
Он был рад помочь, но слез одного и раскачиваний другого так и не забыл. Это было страшное зрелище. Поэтому аккуратно сложил газеты, книги выровнял стопкой. Занес в подъезд самодельный стеллаж.
Где носит Коляна? Он никогда бы не оставил книги под дождем и снегом. Ни за что. Значит, точно что-то случилось. Леха стоял в подъезде и не знал, что делать дальше. Где искать Коляна, что случилось с Серегой? Если выпал из окна, то куда подевалось тело? Если была кровь, то, значит, пострадал. Или это не кровь, а просто Рите так показалось от страха? И главный, и Ирина Михайловна верили, что Леха может из-под земли достать кого угодно, разрулить любую проблему, но сейчас он ничего не мог. Не понимал как. Если бы было тело, было бы дело, как говорили его бывшие сослуживцы. А тела не было. Исчезновение бомжа, каковым считался Колян, вообще никого не волновало. Ну, переполз в другую подворотню. Или упился и валяется в канаве. Кому Леха мог бы рассказать про книги и журналы, которые для Коляна святое, его душа? Кто бы без веских причин отрекся от души? Вот и что теперь делать? Леха закурил, чего не позволял себе в помещении. Была у него такая этика – на работе не курить. Всегда выходил на улицу. Само здание вызывало у него уважение. Каждый раз, поднимаясь по лестницам, он испытывал трепет, который с годами не проходил. По этим же лестницам ходили великие люди. Когда он впервые попал в кабинет главного редактора, ему стало плохо. По-настоящему. Он, прошедший Афган, ветеран, даже там не испытывал подобного страха. Каждый коридор был не просто коридором, а намоленным местом. Стены, двери – Леха понимал, что вокруг сама история, и удивлялся, почему остальные этого не чувствуют. В библиотеку к Семену он вообще боялся заходить – там было другое царство, книжное.
– Вы все эти книги читали? – спросил как-то он у Семена.
– Не все, конечно, – ответил тот, будто извиняясь, – еще три или четыре непрочитанными остались.
Леха восхищался образованностью, преклонялся перед чужим талантом, восторгался знанием языков. Он сам пытался учить английский с самоучителем, но никак не получалось. Не мог запомнить даже элементарные слова. Люди, говорившие на других языках как на родном, его завораживали. Как тот же Илья, владевший английским. Или Катюша, которая знала болгарский – снимала жилье с болгаркой, от нее и научилась.
– Алексей, не переносите достоинства, которыми вы восхищаетесь, на всю личность, – сказал ему однажды Семен.
– Это как? – не понял Леха.
– Ну, вот вы, допустим, сломали ногу в двух местах и попали в руки к хирургу, – начал рассуждать Семен.
– Да, только не в ногу, а в руку попали. Две пули. Хирург вытащил, хотя говорили, что я без руки останусь, – кивнул с пониманием Леха.
– Так вот. Врач, которым вы восхищаетесь… – продолжил Семен.
– Он гений. Столько ребят наших спас, – горячо заверил его Леха.
– Да. Не сомневаюсь. Он герой. Настоящий профессионал. Хирург высокого уровня.
– Так и есть.
– Но, допустим, он не читал Шекспира или Чехова. Возможно, он пишет с ошибками или делает неправильные ударения в словах. Тогда что? Он перестанет быть замечательным хирургом?
– Нет, конечно, нет. Но он не может неправильно писать, – сказал Леха.
– Допустим, нет. Тогда что? – мягко спросил Семен.
– Не знаю…
– Об этом я вам и говорю. Если человек гений в одном деле, в своей профессии, это вовсе не означает, что он специалист по всем остальным вопросам. Или что вообще может быть честным и порядочным. Разделяйте эти сферы.
И Леха научился разделять. Даша, любовница главного, писала тексты, которые ему нравились, но в остальном по большому счету оказалась мелкой стукачкой, дешевой шантажисткой. Серега был невероятно талантлив, но делал больно многим близким. Главный редактор – мэтр, классик – позволил развалить библиотеку и заставил страдать двух человек. Нет, трех, включая Ирину Михайловну, которую тоже предал, заставив провести это списание официально, и та не могла не подчиниться. Нет, главный предал всех, связавшись с Дашей, – и себя, и всех подчиненных, на которых она строчила доносы. Выходит, талант действительно не определяет порядочность, как всегда казалось Лехе.
– Хорошо, что вы здесь. Пойдемте. – В вестибюле появился замглавного.
Леха очнулся от собственных мыслей и последовал за ним.
– Куда мы идем? – спросил он.
– Туда, где может быть Колян, – ответил замглавного.