– Да, спасибо. Ты каждый раз мне об этом напоминаешь. И, поверь, я расплатилась с ним сполна. – Даша все же заплакала. Она так и не смогла признаться матери, что ее ненаглядный очередной по счету муж все время к ней приставал. А Макс заступался за сестру. Но один раз Макса рядом не оказалось. Даша все помнила как во сне. Мамины крики, что дочь провалила экзамены и теперь ей придется пойти работать продавщицей. И это в лучшем случае. Что она бестолковая, бездарная. И обещание Павла оплатить учебу, если она… Это нормально. Даша помнила только, как стояла на коленях, руку Павла на своем затылке и то, как он ею управлял, а она подчинялась. Хотела бы она это забыть… Но мать каждый раз превозносила своего мужа, который оказался таким благородным и щедрым, раз оплатил Дашину учебу. И напоминала дочери, что она должна быть благодарной. Став студенткой, Даша тут же съехала. Жила с подружкой, подрабатывала в магазине. Так что мама была права – продавщица из нее получилась неплохая.
– Что ты имеешь в виду? – уточнила Светлана Степановна.
– Ничего, все, тема закрыта, – отрезала Даша. – Мам, я тебе рада, но не в таких количествах. Прости, тебе лучше уехать. Сегодня.
– Ты меня прогоняешь?
– Если хочешь, да. Прогоняю. Не до тебя сейчас. Ты не с деменцией, не инвалид, не прикована к постели. Так что, пожалуйста, просто уезжай. Живи как хочешь. Как ты всегда и делала. Только меня в твоей жизни больше нет. Я всегда помогу, но не жди от меня понимания. Мы слишком разные, и спасибо тебе за это. Я никогда не стану такой, как ты.
Светлана Степановна задумалась о словах дочери. Да, она не любила детей, как это делают некоторые матери – истерично. Она их не особо хотела, но так получилось. Родила же, не сделала аборт. Хотя после них еще семь абортов сделала. Заботы детей ее не особо интересовали. Но она же их вырастила, поставила на ноги, оба получили высшее образование. Разве она не сделала то, что должна была? Почему они на нее обижены? Ну, не смогла она жить с их отцом, и что теперь? Да, у нее всегда была личная жизнь, разве это преступление? Есть дети – это что, приговор? Почему они ее не понимают? Дашка всегда была мягче Макса. С чего вдруг в ней такая злоба и обида? Чего покойника вдруг вспомнила? С Пашкой Светлана Степановна прожила четыре года. Умер и умер. На что Даша намекала? Какая такая расплата? Ничего не было. Не могло быть. Да, Дашка ходила одно время невменяемая. То рыдала, то кричала. Но она всегда была плаксивой, с детства. Переходный возраст или как там это называется? Ну, поорала, потом успокоилась. Как съехала, вообще хорошо стало. Звонила по выходным. У них прекрасные были отношения.
Отчего-то вдруг в памяти всплыл Денис, любовь студенческих времен. Тоже, как оказалось, уже покойный. Однокурсница прислала сообщение, что Денис умер. Что теперь, и его всю жизнь оплакивать? Они встречались совсем недолго. Пока она не обнаружила в его квартире туфли тридцать девятого размера, а у нее был тридцать пятый.
Денис с первой встречи клялся в любви и настаивал на браке немедленно. Завтра. Хорошо, послезавтра. Светлана помнила, как надела свой лучший и единственный костюм, в котором сдавала экзамены в институт, – строгий темно-синий, узкая юбка, пиджак с отложным воротом белого цвета. Она хотела накрутить волосы, но Денис торопил, заверил, что и так сойдет. Света обиделась. По дороге в ближайший загс она плакала и твердила Денису, что все неправильно, так не делается. Но он ответил, что если она его любит, то делается. Света хотела хотя бы позвонить маме, но Денис ответил, что позвонят, когда уже все будет официально. Вроде как взял на слабо.
Работницу загса он тоже пытался взять на то же слабо, требуя немедленно зарегистрировать их брак, но та не поддалась. Света прекрасно помнила, как стояла в огромном зале, где ее спрашивали, точно ли она решила выйти замуж. И она не нашла в себе сил ответить твердо – да, точно. Женщина подошла и шепотом спросила про беременность. Света отшатнулась – нет, конечно! Женщина вежливо отказала в экстренной регистрации. Квитанцию на регистрацию выдала – тогда без квитанции было никуда. Ни в магазин – купить свадебное платье, туфли, костюм; ни на работу – взять отпуск по случаю свадьбы. Работница загса строго сказала, что если желание настолько сильное, то месяц подождут. Денис был разъярен, пытался спорить, но она стояла на своем – приходите через месяц.
Света плакала, не понимая от чего именно. Ей было очень обидно и грустно. Других эмоций она не испытывала. Разве что разочарование от бесцельно потраченного времени – лучше бы рабочий отчет написала, она только устроилась на работу и боялась потерять место. А еще искренне не понимала, почему Денис так раздражен, бесится, скандалит. Не сказать что он испытывал к ней совсем уж сильные чувства. Она точно не была любовью всей его жизни. Откуда тогда такие страсти?
После этого Денис ее бросил. Мол, она во всем виновата – плакала, его не поддержала. Поэтому регистраторша и отказала.
Света кивала, но сквозь слезы спросила – а у кого тридцать девятый размер обуви? Денис признался, что хотел отомстить бывшей возлюбленной, обладательнице того самого размера ноги. Но она его бросила. Вот он и решил жениться на первой встречной, в отместку. После Дениса всех своих возлюбленных и мужей Светлана Степановна бросала первой. Кстати, успела бросить и Пашу – не пришлось тратиться на похороны. Там появились какие-то родственники, просили помочь деньгами, но Светлана Степановна сказала, что он для нее – посторонний. Они уже в разводе. Так что помощи от нее ждать не стоит.
– Мам, мы решили пожениться, – сообщил Макс.
– С Олей? – уточнила Светлана Степановна.
– Зачем ты так сейчас? – обиделся Макс, – Да, с Олей, с кем еще?
– Ну, мало ли…
– Я не хотел звонить, Оля сказала, что надо тебя пригласить.
– Боже, у вас опять какие-то сложности. Ну поженитесь, потом разведешься. Проблем-то?
– Мам, пожалуйста, хотя бы попытайся вести себя прилично. Для нас с Олей это очень важно.
– Мое поведение? – уточнила Светлана Степановна.
– Нет, наш брак. Для тебя это ничего не значит, понимаю. Но для некоторых людей, включая меня, это важное событие.
– Ой, да пожалуйста. Хорошее дело браком не назовут, – рассмеялась Светлана Степановна.
– Только не смей это говорить публично. Иначе я больше не буду с тобой даже разговаривать, – заметил Макс.
Дату регистрации назначили на тринадцатое. Выпадало на субботу.
– Можно и попозже, – сказал Макс.
– Нет, давайте тринадцатого, – решила Оля. Ей очень хотелось замуж. На улице стоял февраль, было дико холодно, но ждать до лета она не собиралась. Замерзать, так замужней женщиной. К тому же беременной. К лету бы она ни в одно платье не влезла.
Макс видел ее в свадебном платье. Виновата была Светлана Степановна.
– Ой, Максик, смотри – Ольгуня как пирожное в этом платье. Прямо безешечка.
Оля уже дважды перешивала платье из-за растущего живота и за безешечку могла и убить. Особенно Светлану Степановну – тощую, безгрудую, с выпирающими коленными чашечками. Будущая свекровь мела со стола как пылесос и выговаривала ширококостной упитанной Оле, которая набирала вес, даже если просто смотрела на еду: «Это сейчас тебе двадцать четыре. А что будет, когда ребенка родишь? Да я шестьдесят килограммов весила, когда Максика шла рожать». Про беременность Оля не сказала никому – даже мужу. Боялась, что будет как в прошлый раз – не сохранит ребенка. Но на свадьбе настояла именно она. Макс не спорил, был счастлив. Он уже дважды делал ей предложение. Он ее любил, Оля это знала, чувствовала. Она тоже любила Макса, но хотела, чтобы семья была полной – с детьми. И когда второе ЭКО получилось, Оля решилась на брак.
Во время бракосочетания уронила кольцо.
«Вот она и дома такая же, – шепнула Светлана Степановна Даше, – вечно все роняет, бьет. А еще дверью хлопает и говорит громко. Прямо погремушка какая-то». Оля все слышала. Даже дама-регистраторша это слышала и текст про долгую совместную жизнь произнесла с особым драматизмом.
На выходе из загса молодых забросали рисом, лепестками роз и конфетами. Это была идея Светланы Степановны. Оля считала, что свекровь специально метит конфетой ей в глаз. Она увернулась от летящего «Мишки на Севере», потеряла равновесие, поскользнулась на рисе и упала, подмяв под себя тощего, в мать, Макса.
– Максик, ну, вылезай. Я понимаю, что тебе там тепло и мягко, но у нас еще ресторан, – причитала Светлана Степановна, доставая сына из Олиных юбок.
Максик с утра был напряжен – боялся, что Оля передумает. Поэтому и хватанул лишний бокал коньяка.
«Столько плохих примет сразу, – думала тогда Оля, – неужели не получится?»
Думала она не о счастливой семейной жизни с Максом. Не о том, как станет хорошей невесткой для своей странной свекрови, а о том, как выносить ребенка. Со свадьбы ее увезли прямиком в больницу, потом перевели в патологию. Оля с сотрясением мозга от падения на рисе и угрозой выкидыша пролежала там почти месяц. Ее все называли – невеста. «Ну что, как сегодня наша невеста?» Макс приезжал через день и привозил книги, журналы. Даша передавала бульон, домашние котлеты и вафли, которые любила Оля. Светлана Степановна появилась один раз – сообщила, что развелась, с внуком или внучкой сидеть не собирается. Пусть Оля на нее даже не рассчитывает.
– И не думала, – ответила Оля.
– Надеюсь, ты родишь нормального ребенка, – сказала Светлана Степановна.
Спустя десять лет Оля сидела на кухне и смотрела, как едят ее дети. Пухленькая, всегда спокойная и доброжелательная Леночка, в нее, и нервный, импульсивный, злопамятный, вечно голодный и худющий Эдик. Тот точно пошел в свекровь. Но та этого так и не узнала. Внезапно умерла до рождения первой внучки. Между похоронами и родами прошло три дня. Светлану Степановну долго не могли пристроить – вроде как у второго мужа было семейное захоронение, у четвертого тоже. Но родня бывших мужей была против. Отличилась семья того самого Павла – они согласились на захоронение, но в обмен на оплату установки памятника. Для Павла, без упоминания на камне его бывшей жены. По сути, они продавали яму в земле. Макс разбирался с этим один – Оля вот-вот должна была родить, лежала в роддоме. Даша опять ходила беременная и заявила, что не собирается участвовать в поисках могил бывших мужей мамы. Сказала лишь, что маме достаточно места в