колумбарии. Зато отдельного. В результате Светлану Степановну захоронили на совсем дальнем кладбище. Макс рассказывал, что там только глина и грязь. Но пришлось выбирать и экономить – умереть выходит так же дорого, как и родить. Макс выбрал ребенка. Гроб, как выяснилось, стоит дороже детской коляски и кроватки.
– Наверное, мы перед ней виноваты, – сказала Оля, качая на руках новорожденного сына. – Надо было помягче. Жаль, что она не увидела внука.
Макс обнял жену и сына. Маме не было жаль. Она не собиралась сидеть с внуком.
Золотая свадьба
Тетя Неля – наша соседка по лестничной клетке – выходила замуж часто, красиво и навсегда. Надо признать, ее избранники были достойными мужчинами. Тетя Неля выходила замуж только по безумной любви и разводилась, когда эта любовь проходила. Достойные мужчины при разводе вели себя благородно и оставляли тете Неле все. Она же рыдала, восхищаясь душевными качествами очередного бывшего мужа.
Первый брак тети Нели был ранний, студенческий и самый скоротечный – три месяца. От него осталась дочка Ляля. Во второй раз тетя Неля вышла замуж спустя месяц после того, как Лялька была сдана в ясли. Новый муж был старше тети Нели на пятнадцать лет, а бывший муж приходил к нему и стрелял деньги на пиво. Жили они вполне счастливо – маленькая Лялька регулярно видела первого папу и обожала второго, который дарил красивых кукол.
Спустя четыре года тетя Неля пришла домой и кинулась на колени, вымаливая прощение у мужа – она всегда любила театральные жесты. Она ему изменила. И больше не может так жить. Муж быстро согласился на развод, лишь бы Неля не рыдала и не расстраивалась. И, несмотря на скорое замужество бывшей жены, обеспечивал ее пропитанием и одеждой, а бывшего мужа номер один – пивом.
Тетя Неля была прогрессивной невестой – она выходила замуж то в леопардовом брючном костюме с розой на плече, то в алом платье с рукавами летучая мышь. Гуляла неизменно в ресторане. У тети Нели с моей мамой был даже коронный номер, который исполнялся исключительно по случаю свадьбы – цыганочка с выходом. Высокая и статная тетя Неля плыла, раскинув руки, а моя миниатюрная, но плотно сбитая мама скакала у нее под мышкой. Первой об очередном скором разводе и свадьбе узнавала моя мама.
– Опять? Почему? – восклицала она.
– Ты знаешь, он так любит Лялечку, – плача от счастья, говорила тетя Неля.
Надо признать, все Лялькины отчимы ее обожали. Лялька никогда не страдала от отсутствия одного постоянного отца. Мы ей даже завидовали. На день рождения, Новый год и прочие праздники бывшие отчимы заваливали Ляльку подарками. А когда она выросла – деньгами. Надо отдать должное и Ляльке – она никогда не злоупотребляла добротой отчимов и каждого нового старалась полюбить как родного отца.
В последний, восьмой, раз тетя Неля вышла замуж в семьдесят один год по большой, сумасшедшей любви. Гуляли в ресторане. Моя мама с тетей Нелей исполняли цыганочку, держась за поясницы – у мамы остеохондроз, у тети Нели – ревматизм.
– Пожелайте, чтобы мы с Петром Ивановичем отметили золотую свадьбу, – крикнула, подняв бокал, тетя Неля.
– Нель, ты же вроде еще не в маразме и не в Альцгеймере, – шепнула моя мама, – какая золотая свадьба?
– Такая. Пятьдесят лет в браке, – удивилась Неля.
– Нель, только замужем надо быть за одним мужем. Тогда считается.
– Ой, а я думала, что это как трудовой стаж, – искренне удивилась тетя Неля.
В эфире
Много лет назад мы с мамой жили в маленьком, еще строящемся северном городе, где не было ни аэропорта, ни вокзала. Руководство города решило, что сначала нужна телевизионная вышка. Будет вышка – будет и все остальное. Специалисты руководство отговаривали – вышка не устоит, упадет, потому что вместо почвы не пойми что, а вместо погодных условий – непечатные выражения. Но руководство сказало «надо». Вышку поставили.
Руководство высказало пожелания относительно сетки вещания – чтобы обязательно по вечерам была добрая программа «по заявкам телезрителей». Вести программу должна красивая молодая женщина, которая приятным голосом будет зачитывать поздравления с днями рождения заслуженных работников Севера, желать счастья работникам буровых и исполнять музыкальные заявки. Девушку долго не могли найти – не потому, что не было красивых и молодых, а потому, что вакансия, как сказали бы сейчас, не котировалась на рынке. Стать знаменитой? Да и так каждую собаку в городе знаешь. Сделать карьеру? Так за этим на буровую, а не в телевизор. Найти мужа? Так они все на буровой. Заработать? Так и помбуру больше платят.
В общем, вести злополучную передачу была назначена старшая сестра моей одноклассницы Алки – восемнадцатилетняя главная красавица города Лариска. В день первого эфира, который должно было смотреть руководство, Лариска буквально стояла на ушах – не от волнения, а оттого, что ни у кого в доме не нашлось пива. Кончилось. Водка была, самогон был, а пива не было. И Лариска совершенно не представляла, как ей без пива делать прическу к эфиру. Без пива же начес держаться не будет. А за лаком для волос ехать на Большую землю. Да еще, как назло, от мороза у соседей прорвало трубу, и на время починки по стояку вырубили воду, а у Лариски голова была грязная. Пришлось ее мыть мукой – предком современного сухого шампуня – посыпать и расчесывать. Прическу будущая звезда экрана сделала на сахарном сиропе, из-за чего ее локоны стали железными и торчали, как у Медузы горгоны. А для красоты и чтобы замаскировать остатки невычесанной муки, Лариска посыпала на челку краску для батарей – серебрянку.
Платье Лариска взяла мамино, с Большой земли привезенное, следовательно, самое модное. Оно было черного цвета, с огромными, расшитыми золотом накладными плечами-эполетами. Пока Лариска добиралась до студии на соседнюю улицу, замерзла в этом платье как цуцик. И для согрева выпила с оператором водки. А что еще оставалось делать? В студии отключили свет – снег налип на линии передачи, и красилась Лариска в темноте.
Когда руководство увидело в телевизоре седую пьяную тетку с вишневыми губами и глазами панды, от экрана невольно отстранилось. С пандой это сейчас бы сравнили, а тогда и не знали такого зверя. Лариска сосредоточенно посмотрела в камеру и торжественно произнесла: «Эта песня посвящается руководству города. Светлая вам память». После чего расплакалась. Руководство ушло в запой, поэтому его решили не беспокоить. А когда вышло, ему доложили – телевизионная вышка таки упала, не выдержав порыва ураганного ветра. С местным телевидением руководство решило завязать, чтобы больше так не нервничать.
Жить надеждой
Мне было лет десять, и я жила на Кавказе. Помню, у нас в школе была бурная общественная жизнь – смотры отрядов, поездки по местам боевой славы, выступления перед ударниками производства. Мы читали стихи, пели песни, дарили цветы и повязывали пионерские галстуки. Однажды нас привычно загрузили в автобус и отправили в соседнее село. Там жила долгожительница, которую мы должны были поздравить с днем рождения. Сто каким-то по счету.
Во дворе на лавочке под тутовым деревом сидела бабушка. Она была как девочка – маленькая, худенькая, только вся в морщинах и слепая. Халат и платок и даже тапочки со стоптанными задниками были ей велики. Как будто купили все это на вырост. Она тяжело опиралась на большую палку, отполированную руками. Мы зашли во двор и начали выступление. В конце я должна была подойти к бабушке и повязать ей галстук.
У нее были пустые, будто налитые водой глаза. Две глубокие борозды – многолетние слезные пути – шли от уголков глаз по щекам. Губы проваливались в пустую черноту рта.
– Где Жорик?! – неожиданно крикнула бабушка, схватив меня за руку.
– Не знаю, – промямлила я.
– А?! – крикнула бабушка. – Жорик здесь?
На ее крик прибежала женщина лет шестидесяти с кульком конфет и печенья для нас. Бабушку она подхватила, как грудного ребенка – аккуратно, но крепко – и повела в дом.
– Где Жорик?! – продолжала кричать бабушка. Так кричат люди, потерявшие слух.
Уже в автобусе я подслушала разговор наших учительниц. Бабушка-долгожительница в молодости была невозможной красавицей. И замуж вышла по большой любви за уважаемого в селе человека. И даже, по законам гор, родила сына-первенца. Неделю всем селом гуляли, да так, что в соседних было слышно. Мальчик – Жорик – рос настоящим джигитом. Когда ему было пять лет, они с отцом пошли на речку купаться. Отец не справился с бурным потоком, едва не захлебнулся, но выжил, а Жорик утонул.
Нет, у них все вроде бы наладилось. Будущая долгожительница родила еще трех дочерей и жила как все – дом, хозяйство. Она пережила погибшего на войне мужа, умерших кто от болезней, кто от старости дочерей и зятьев. Она увидела внуков и правнуков. Но все эти годы, с того самого дня, во время свадеб, праздников и крестин детей всем задавала один и тот же вопрос: «Где Жорик?» Ее пытались отвлечь, давали подержать правнуков, показывали телевизор и телефон. Но ей было все равно. Она хотела узнать, почему все эти чужие люди, называющие себя ее детьми, внуками и родственниками, не говорят, где ее Жорик.
Тогда, много лет назад, она отказалась хоронить сына. Закрылась в доме и не пошла на кладбище. Она ждала, что Жорик поплавает и вернется.
Женщина, ее звали Зарина, раздававшая нам конфеты, ухаживала за бабушкой. Внучка. Ее бросил муж, потому что она не могла иметь детей. Единственного потеряла еще в утробе. Зарина знала, что чувствовала бабушка. И хотела разделить с ней горе. Их общее. Когда кто-то из родственников напоминал бабушке, что Жорик давно умер, Зарина делала все, чтобы этот родственник к бабушке не приближался. Бабушка жила надеждой, может, поэтому и прожила столько лет. Ради Жорика. И никто не имел права лишать ее этого. Жить надеждой.
Лечебные стаканы
Наша соседка тетя Наташа варила варенье из одуванчиков и экспериментировала с масками и настойками собственного производства. Она вообще любила экспериментировать, что не всегда хорошо заканчивалось. Тете Наташе регулярно требовалась «Скорая помощь» после примочек молодости, вызывавших отравления, аллергическую реакцию, вплоть до отека Квинке, и прочие побочные эффекты. А еще она копила деньги на поездку то ли за мумие, то ли за какой-то другой лечебной грязью. И тут случилась денежная реформа, и все соседи бегали и кричали: «Что же теперь делать?»