Таня разбилась на машине через час после того, как ей сняли последний шов. За рулем сидел ее давний приятель, который вызвался подвезти до больницы. У приятеля – ни царапины, спасла подушка безопасности. Удар пришелся на Танину сторону, где подушка не сработала. Виновником аварии был пьяный водитель другой машины.
На кладбище все заметили, что Танин отец ищет кого-то глазами, рассеянно отвечая на соболезнования. Он искал ту женщину – дальнюю родственницу. Чтобы заставить ее взять свои слова назад и вернуть ему дочь.
Дресс-код
Образ учителя намертво впечатывается в память. Даже страшно становится. Я помню платье первой учительницы и выпускной наряд физички. Даже помню, что она прожгла его сигаретой. Одежда была с характером, несла смысловую нагрузку.
Директриса Дина Матвеевна. Строгий костюм с огромными подкладными плечами и белая блузка с воротником-жабо. Жабо было всегда, каждый день. Наглухо застегнутое. Даже в жаркий по-летнему, весенний день. Несколько поколений учеников спорили – одна и та же блузка или их несколько? А где она их покупает?
Застегнутая на все пуговицы пиджака, с рюшами под подбородком, из-за чего ее лицо казалось надменным, в туфлях на квадратном низком каблуке, Дина Матвеевна обходила старшие классы на предмет дресс-кода – измеряла линейкой длину юбок, заставляла снять украшения и смыть тушь с ресниц.
Перед уроком истории девушки заново наводили марафет и булавками закалывали пиджаки и юбки, чтобы появились ноги и талия. Историю вел Дмитрий Михайлович, учитель-неформал. У него были длинные волосы – не классическая стрижка машинкой, а такие свободные вихры, джинсы и водолазка. От этой водолазки старшеклассницы сходили с ума. Специально для Дины Матвеевны Дмитрий Михайлович держал в классе пиджак – серый, в полоску. Пиджак он надевал на водолазку, и девочки ахали. Казалось, что это невероятно смело, безумно модно и очень-очень брутально.
Главная модница школы, учительница русского и литературы Алевтина Петровна, отдавала предпочтение легкомысленным платьям – в мелкий цветочек, крупный горох. Для праздников у нее был белый брючный костюм. Алевтина Петровна чувствовала себя лирической героиней и создавала соответствующий образ. Иначе как объяснить ее тягу к «куделькам», которые она крутила из волос?
Дина Матвеевна не могла иметь детей. Ее муж долго не понимал – как директор школы не может родить ребенка? Так и не понял – ушел. Дина Матвеевна тогда резко расхотела жить. Особенно дома, в халате и тапочках. Блузка держала ее в тонусе. Воротник-жабо не давал склонить голову. Приходилось жить и воспитывать чужих детей.
Дмитрий Михайлович держал в кабинете не только пиджак, но и сумку с предметами первой необходимости – зубной щеткой, сменой белья, носками. Дмитрий Михайлович имел законную жену, двух бывших, тоже законных, и одну бывшую гражданскую, а еще любовницу. Жизнь его научила – с этими женщинами нужно быть готовым ко всему. Иногда он ночевал в классе на сдвинутых партах, прикрывшись пиджачком.
Алевтина Петровна мечтала выйти замуж. За сильного прекрасного мужчину. Обязательно романтичного и немножко несовременного. Втайне она представляла рядом с собой Дмитрия Михайловича. Его свободный нрав она принимала за редкую чувствительность натуры. Проблема была в том, что Дмитрию Михайловичу для полного счастья только романа с коллегой и не хватало.
Так Алевтина Петровна и не заметила, как перестала быть модной и стала смешной – она продолжала носить платья в цветочек и крутить кудельки на голове.
Дина Матвеевна умерла, не пережив, что ее выпроводили на пенсию. Она не хотела, не ожидала. Дмитрий Михайлович тоже умер. Последней его видела Женька – они со Стасом тогда встречались и решили навестить любимого учителя. Она рассказывала, что тот им выдал постельное белье и уступил спальню. Стас хотел заняться любовью, но Женька сказала, что он совсем дурак. Как можно? Она выходила ночью на кухню – Дмитрий Михайлович сидел за столом и что-то читал. Сказал, что не спится. Утром он был уже мертв. Стас сбежал сразу же. Женька вызвала «Скорую». Сидела, объясняла, как очутилась в квартире. Это было страшно, унизительно, но Женька твердила, что Дмитрий Михайлович лучший учитель, великий. Нет, ничего не было. Просто ее парень сбежал, он трус. «Найдите его. Пусть ответит».
Алевтина Петровна тоже умерла. В одиночестве. Никто из учениц к ней не приходил. Домашних животных тоже не было. Неизвестно, когда бы ее нашли, если бы не соседи сверху, которые затопили не только ее квартиру, но еще и квартиры тремя этажами ниже.
В той школе новый директор, новые учителя. Бывшие одноклассники туда не заходят и не устраивают встречи. Да и зачем, когда память хранит жабо Дины, белый брючный костюм Али и водолазку Димыча. Так их называли ученики.
Записка счастья
– Я не могу бросить Люську! Пожалуйста, ну, пожалуйста, – кричала в телефон Наташка.
– И куда ты собралась? – устало спросила Лиза. Она уже час стояла в предпраздничных пробках и дико устала. Мечтала о ванной, ужине и подушке. Люська в ее планы не входила.
– Лизок, понимаешь, эта акция… Это очень важно! Буквально неделя. Ну, может быть, две. Ты же знаешь Люську, Люська знает тебя… – причитала в трубку Наташка.
Это было Лизино проклятие. Раньше – это она точно помнила – Наташка была совершенно адекватной. Они вместе учились в институте, в одной академической группе, и, как говорится, ничего не предвещало… На пятом курсе Наташка связалась с активистом движения за экологию и ударилась в спасение природы – у нее все время проходили какие-то акции, демонстрации, поездки, съезды… И если любимый мужчина всегда находился под боком, то Люська – любимая кошка – оставалась в Москве. Любимый мужчина мог пожевать спаржу или пророщенный овес на обед – они с Наташкой были убежденными вегетарианцами, а Люська не могла. Она хотела мясных консервов. И требовала их громкими голодными криками.
У Наташки была мудрая и очень занятая мать. Она оставила дочери квартиру, переехав за город, считая, что период спасения планеты должен пройти, как проходит у детей ветрянка. Главное, намазать зеленкой и не отдирать корочку. Бойфренда дочери Наташкина мать считала такой оспиной – руками лучше не трогать, само отвалится. Впрочем, свои мысли она держала при себе. Единственное условие, которое она поставила дочери, – живи самостоятельно. Помогу только в случае вселенской катастрофы. И неси ответственность за того, с кем знакома дольше своего великого защитника, то есть за Люську.
– Ты же знаешь маму! Она Люську ни за что не возьмет! – слушала Лиза Наташкины причитания. – А ты не представляешь, как это важно! В этом озере водится такая рыба, которая… ну в общем… нигде не водится.
– Наташ, ты хоть знаешь, где это озеро находится? – спросила Лиза, просто чтобы поддержать разговор.
– Знаю, – уверенно ответила Наташка, – только забыла… Кажется, в Татарстане.
– Все понятно, – вздохнула Лиза.
– Ну ты же хочешь пожить одна, отдохнуть от мамы, она тебя наверняка уже замучила, – Наташка применила запрещенный прием. Впрочем, он всегда срабатывал. Лизина мама действительно в последнее время была в ударе.
– Ну и когда же ты выйдешь замуж? – спрашивала она, когда они вечером перед сном пили чай. – У тебя хоть кто-нибудь есть на примете?
– Ну, скажи мне, что у тебя в личной жизни? – уточняла мать за чашкой утреннего кофе.
– За ночь ничего не изменилось, – отвечала Лиза.
– Жаль, – искренне говорила мама.
– Я не хочу замуж, я уже там была.
– Не хочешь, потому что тебя никто туда не зовет. – Мать поднимала указательный палец для нагнетания пафоса.
Лиза действительно была не прочь пожить одна. Даже с Люськой. Как это случалось уже не раз и не два. Но проблема была в другом.
– Наташ, все-таки Новый год, праздник. Я не знаю…
– Я в курсе! Я же и говорю – мы устраиваем новогоднюю акцию по спасению озера! Ну и что, что праздник! А то я не знаю, как ты его встречаешь! Анастасия Пална пойдет к сестре, а ты выпьешь шампанского, посмотришь телевизор и в полпервого ляжешь спать.
– Ну почему ты так решила? – возмутилась Лиза.
– Потому что так ты встречаешь Новый год последние три года.
– А как я должна его встречать? Мне же не двадцать лет, чтобы скакать всю ночь и верить в чудо. Ты, кстати, тоже выглядишь достаточно странно со своими идеями спасти планету. В нашем возрасте пора стать циничными и уравновешенными. Может, ну ее, твою акцию? Встретим Новый год вдвоем. Или втроем, с Люськой? А?
– Я не могу, – выдохнула Наташка, – ты же знаешь, он обещал, что эта поездка – последняя. Я сама ужасно устала, если честно. Он сказал, что сядет в офисе, и мы будем жить как все – поженимся, заведем детей и собаку. Пожалуйста, подстрахуй в последний раз.
– Детей не заводят, они не домашние животные, – заметила Лиза. – Хорошо, я буду встречать Новый год с Люськой. И напою ее валерьянкой!
– Спасибо, спасибо, спасибо! – закричала Наташка. – Я тебя обожаю!
Лиза ехала к Наташке. В багажнике лежала сумка с вещами и еда для Люськи. Москва сверкала огнями и куда-то бежала. Через дорогу шел мужчина с двумя пакетами – из обоих торчали ананасы. Мужчина шел и улыбался. Лиза не сдержалась и тоже улыбнулась.
Дома у подруги был страшный бардак. Точнее, срач. Впрочем, как всегда. Грязная посуда в раковине, скомканное на кровати белье, разбросанные вещи… Наташка была равнодушна к быту. Видимо, ее видный эколог тоже спокойно относился к слою пыли на полках и липкому, давно не мытому полу. Голодная как собака Люська встретила громким мяуканьем.
Лиза пробиралась по квартире, собирая вещи. Она уже знала, как проведет Новый год – отмывая здесь все: она не терпела беспорядка и грязи.
– Иду, иду, Люсенька, сейчас накормлю, бедная, – сказала она кошке.
На кухне лежала записка от Наташки:
«Слушай, забыла тебе сказать – у нас совершенно сумасшедший сосед. Он химик. Не удивляйся, если что-нибудь начнет дымить и взрываться. Он может зайти. С ним лучше не спорить. Тогда вообще не уйдет. В принципе – безобидный».