В те времена за такие высказывания можно было загреметь на костер. Опасаясь преследований церкви, ученые высказывались с большой осторожностью, дабы не прослыть еретиками, подвергающими сомнению постулат о непогрешимости божьего творения.
Чижевский с юношеским пылом берется за эту тему, едва ли представляя себе, какие перипетии судьбы его ожидают. Мог ли он тогда поверить, что времена мрачного средневековья с невежеством и обскурантизмом повторятся в XX веке?
К началу нового столетия область знаний о деятельности Солнца быстро расширялась. К тому времени, когда Александр или, как его называли в семье, Шура засел за книги, швейцарский астроном Рудольф Вольф, регулярно наблюдавший за Солнцем, установил, что длительность циклов солнечной активности составляет в среднем одиннадцать лет. Им также были определены годы максимального и минимального количества пятен на поверхности нашего светила. А есть еще и солнечный ветер. Скорость 300 километров в секунду. Вдумайтесь! Если когда-нибудь удастся оседлать этот поток, путешествие из Петербурга в Москву займет 2–3 секунды. Во время магнитной бури скорость солнечного ветра возрастает до 600–700 километров в секунду. А еще ветер из Галактики, космические лучи….
Юный Чижевский пристально следит за новейшими научными исследованиями в этой области, запоем читает объемистые труды по астрофизике, книги Юнга, Эббота, Аррениуса.
Еще до беседы с Циолковским свое направление в науке Чижевский определил метафорически, нарисовав экслибрис, изображающий кору головного мозга человека, пересеченную интегралом и помещенную в солнечный ореол. Интеграл в этой символике должен был обозначать приоритет точных математических знаний в науке о жизни.
К совету Циолковского юный Чижевский отнесся со всей серьезностью. Мнение, высказанное ученым, подтвердило правильность его подхода, безусловно, вдохновило и послужило импульсом к практической работе.
Какой же это был огромный труд – перелопатить исторические события государств и народов, населявших континенты земного шара.
Начиная с 500 года до Рождества Христова и кончая 1914 годом, т. е. за 2414 лет учитывались начало и высшая точка напряжения каждого массового события, имеющего более или менее крупное историческое значение. Свидетельством этой работы стали многочисленные таблицы (чудом сохранились), куда вносились им данные, добытые из книг, для последующей математической обработки. Их анализ дал ему возможность сформулировать основные результаты исследований.
И вот главный вывод, который он делает, – количество исторических событий и вовлеченность в них больших масс людей увеличивается по мере роста солнечной активности, достигая наибольшего числа во время ее максимума.
Именно в эти периоды происходят «величайшие революции и величайшие столкновения народов». Влияние вождей, ораторов, прессы растет буквально на глазах. Повышенная нервная возбудимость требует выхода. Малейший повод может стать детонатором к народному восстанию.
Теперь уже в родной Калуге в 1917 году Чижевский своими глазами мог наблюдать последствия солнечной активности. Митинги происходили повсюду. Бульвар, где обычно в тени деревьев неспешно прогуливались жители города, стал местом, где собирались разгоряченные толпы, преимущественно солдат, ораторы перебивали друг друга, не давали говорить.
Возвращаясь домой, он устанавливал во дворе телескоп, проецировал на лист бумаги солнечный диск и с удивлением наблюдал прибавляющиеся день ото дня пятна на диске светила. Их можно было зарисовать, вычислить площадь и результаты измерений внести в блокнот. Пятнадцатый солнечный цикл стремительно развивался и к августу семнадцатого достиг своего максимума.
Спустя более чем семьдесят лет, в 1991 году уже мы, потомки Чижевского, имели возможность наблюдать, как день ото дня накалялась обстановка в обществе. Митинги и шествия следовали один за другим.
На диаграмме, представленной Королевской обсерваторией Бельгии, видно, как начиная с июля и весь август 1991 года на фоне максимума солнечной активности магнитные бури сменяют одна другую. И в это же время кипение страстей достигает своего апогея. Толпа с ревом сносила памятники ненавистным партийным функционерам. Немало находилось таких, кто с языческим упоением пинал недавних кумиров, которым вынужденно или по собственной воле поклонялся. Люди жаждали смены власти и готовы были отдать за это жизнь.
На верхнем графике показаны зарегистрированные в августе 1991 года три магнитные бури, идущие друг за другом с интервалом в несколько часов (каждый столбик на графике соответствует трем часам, и чем он выше, тем выше уровень магнитной обстановки. Уровень магнитной активности обозначен на графике в правом нижнем углу. Самые светлые цвета соответствуют спокойной магнитной обстановке, темно-серый – магнитной буре, черный – исключительно сильной магнитной буре). Нижний график охватывает период с 5 августа по 4 сентября 1991 года. До 19 августа обсерваторией зарегистрировано пять магнитных бурь. Порой лишь несколько часов отделяло окончание магнитной бури от начала новой.
Но вот Солнце постепенно успокаивается, вступает в фазу спада активности, и наступает иная картина: миролюбие, уступчивость, безразличие к вопросам политическим и военным. В годы минимальной солнечной активности участники вчерашних бурных событий зачастую сами удивляются своим недавним всплескам эмоций, собственной неуравновешенности.
Стремясь опубликовать результаты своих исследований, А.Л. Чижевский с юношеским максимализмом ни о каких предосторожностях не помышлял. Хотя находились добрые советчики, рекомендовавшие ему сконцентрироваться на изучении влияния солнечной активности на растительный и животный мир, а не на людей…
Подобно Копернику он полагал, что научные знания хотя и рассчитаны на все времена, но прежде всего они необходимы современникам.
Ему уже в открытую говорили: «Не надо касаться социологии и политики. Законы общественного развития давно открыты Марксом, Энгельсом, Лениным, и Солнце здесь ни при чем. В противном случае у вас будут большие неприятности». Чижевский на это возражал: Солнце играет активную роль в биологических процессах. Игнорировать это – значит идти против научно доказанных фактов.
Очевидным слабым местом его гипотезы оставался пока не проясненный вопрос, на который у него на тот момент не было ответа.
Между тем вопрос – ключевой: каким образом это влияние осуществляется? Какова физиология процесса передачи энергии возбужденного Солнца всему живому на Земле?
Да, он установил факт, открыл параллелизм деятельности двух удаленных одно от другого веществ: солнечной материи и головного мозга человека. Именно так – осторожно – Чижевский сформулировал феномен влияния солнечной активности на мозг человека. И это не скрылось от внимания въедливых оппонентов.
В пятидесятые годы, еще при жизни А.Л. Чижевского, начали появляться факты, подтверждающие влияние солнечной активности и магнитных полей на коллоидные системы, сходные с теми коллоидами, из которых состоят клетки нашего тела, в том числе ткани головного мозга. Открытие принадлежит профессору Джорджио Пиккарди, директору Института физической химии в Италии во Флоренции. В соответствии с программой Международного геофизического года в разных точках земного шара группой исследователей под его руководством систематически проводились эксперименты, в которых контролировалось состояние всегда одинаково приготовленной коллоидной системы. Всего таких экспериментов было свыше 250 тысяч, и в подавляющем большинстве случаев с бесспорной очевидностью удалось установить влияние солнечных вспышек, магнитных бурь на химические процессы в коллоидных системах.
Если космические силы оказывают столь мощное воздействие на неорганические коллоиды, – рассудил Пиккарди, – то они равным образом должны оказывать такое же влияние на коллоиды живых организмов.
Результаты этих исследований очень воодушевили А.Л. Чижевского. Это были первые звенья доказательств опосредованной цепочки сложного механизма передачи энергии Солнца клеткам, органам и тканям человека.
…В Ленинград Чижевский приехал с рекомендательным письмом к Ивану Петровичу Павлову. Прежде он не встречался с ним, но сразу же узнал его по портретам, которые раньше видел в газетах и журналах. Темно-синий костюм, жилет, белая манишка с темными пуговицами и небольшая бархатная бабочка с опущенными книзу концами. Нижнюю часть лица полностью скрывали белоснежные, точно сбитые из сливок, борода и усы, так что о мимике можно было только догадываться. Но взгляд живой, проницательный.
Павлов к тому времени был уже Нобелевским лауреатом, автором уникальных исследований условных рефлексов, которые принесли ему мировую славу, однако даже намека на высокомерие, как отметил Чижевский, в нем не было. После краткой беседы, надев халат, Иван Петрович предложил гостю осмотреть лаборатории.
Александр после вспоминал тяжелый запах псины всюду в помещениях, куда они с Павловым заходили. На столах стояли деревянные станки, в которых находились подопытные собаки разных пород. Откуда-то, по-видимому, из операционной, он отчетливо услышал разносившийся по всему зданию жалобный вой…
Когда они вновь оказались в кабинете, Чижевский, набравшись смелости, рассказал ему вкратце о Циолковском и вопросах, на которые он хотел бы получить ответы. И прежде всего вопрос о том, насколько могут быть опасны для человека чрезмерное ускорение в момент разгона ракеты до космической скорости, а также последующая за этим невесомость.
Павлов никаких особых соображений по этому поводу не высказал, но как физиолог дал весьма ценный совет: для имитации перегрузки в земных условиях – использовать центрифугу. И между делом спросил, не слишком ли торопится Циолковский и, вообще, нужно ли это, ведь так много нерешенных проблем на нашей планете…
– Вот это успех! – поздравляли Чижевского на следующий день. Никто не думал, что Павлов будет разговаривать на эту тему. Ведь Павлов – сухой человек. Иное дело – Бехтерев. Психиатр, невропатолог. Посмотрим, что он предложит Циолковскому. От Бехтерева можно ожидать самых необычайных поступков. Павлов – классик, Бехтерев – романтик, притом восторженный.