— Нас теперь выгонят из пионеров?
— Арестовали ведь не вас, а мачеху? — сказал Тубин. — Вы-то при чем? К тому же вас рекомендовал Живнин. И отец у тебя кто? Рабочий?
— Помощник машиниста.
— И мать, наверное, другой была.
Вожатому и невдомек было, что мальчишки уже побывали на рискованном пути. Лишь Живнин сумел понять романтические натуры сорванцов и найти им новое увлечение. Не будь Николая — неизвестно, чем бы они кончили.
— Чем же ты хотел бы заняться в нашем отряде? — спросил Тубин.
— Не знаю. Я умею только рисовать, читать вслух и запоминать.
— Пока мне понадобится только твое умение рисовать. Сумеешь стенную газету выпускать?
— А что это такое?
— Ну, обыкновенная газета со статьями, заметками и карикатурами… только она на стене висит. Кого бы ты взял себе в помощники?
Вспомнив умение Гурко говорить языком книжных героев, Ромка решил, что и писать он сможет с той же сноровкой, поэтому первым назвал его имя, а вторым — Арифа Юварова, скуластого черноглазого мальчишку, продававшего вразнос газеты. Они показались ему самыми подходящими сотрудниками.
На пионерском сборе, когда выбирали совет дружины, была утверждена и редколлегия стенной газеты «Юный пионер». Ромка получил десять листов полуватмана, коробку красок, несколько кисточек, перьев и карандашей.
Чтобы поразить всех, первый номер газеты Ромка и Гурко готовили тайно в доме Громачевых. Мальчишки склеили два больших листа: на одном поместили передовицу, написанную Тубиным, краткую биографию и фотографию Николая Живнина, заметки санитарного звена и шефов — девушек швейной мастерской, на другом были карикатуры и происшествия. Основным добытчиком материала для этого листа стал Ариф Юваров. Бегая с газетами по всему городу, он был свидетелем многих происшествий.
Ромка изобразил двух красноносых пьяниц, стрелочника Ватрушкина и скорняка Сырцова. Замахиваясь палками, со зверскими лицами они гнались за панически убегавшими женами. Под карикатурой сообщались адреса драчунов и какие увечья они нанесли.
В другой заметке изысканным стилем Гурко красочно описывалось, как жена телеграфиста, приревновав мужа к билетной кассирше, сперва попыталась облить соперницу серной кислотой, а затем сама проглотила горсть каустической соды. Едкий натр так прожег ей язык, что он чудовищно распух и высунулся изо рта чуть ли не на три вершка.
Тут же была помещена иллюстрация: лежащая в гробу женщина с высунутым толстым языком.
Дальше шли рассказы о торговке овощами, которая откручивала головы соседским курам, пробравшимся на ее огород, и о знахарке, продающей темным женщинам приворотное зелье, от которого чуть не умер регент церковного хора.
Под рассказами Ромка нарисовал летящих во все стороны обезглавленных кур и регента, приложившегося к бутылке, где плавал зеленый чертик.
Самая крупная карикатура была на начальника военизированной железнодорожной охраны. Он стоял в длиннющей шинели перед удивленным паровозом и выпускал изо рта голубые пузыри.
История была забавной. Начальник охраны, оставив вместо себя дежурить рябого помощника, пошел в гости к его жене. Рябой, не будь дураком, передав дежурство стрелку, ночью явился домой. Застав начальника у жены, он не дрался и не скандалил, а предложил мирно распить бутылку водки. Для закуски рябой принес серое стиральное мыло и нарезал его, как сыр, кусками. Начальник попытался было отказаться от угощения, но под угрозой револьвера вынужден был пить и закусывать мылом. После четвертой стопки его стало корчить от колик в животе и мыльных пузырей, выходивших изо рта.
Кроме того, в отделе происшествий сообщалось о торговках, подравшихся на рынке; о стороже банка, бежавшем по городу в кальсонах, потому что у него в бане утащили одежду; об охотнике, который заряжал при свете свечи патроны дымным порохом, опалил себе лицо и устроил пожар; о мальчишке, родившемся с шестью пальцами на руках.
Прибив стенгазету на деревянный щит для городских объявлений, который стоял на улице рядом с пионерским клубом, Ромка и Гурко стали ждать, как их работу расценят обыватели.
Время было раннее. Люди торопливо пробегали мимо. Потом какой-то грамотей остановился и с рассеянным видом начал разглядывать карикатуры и читать подписи. Добравшись до происшествий, он хохотнул и, подозвав проходившего мимо приятеля, вслух прочел историю о мыльной закуске.
Вскоре у пионерской газеты скопилась толпа гогочущих мужчин и женщин. Заметки вслух перечитывались и тут же обсуждались.
— Ай да пионеры! Ну и дают.
Ромка и Гурко были довольны. Их творение, наверное, еще долго будоражило бы горожан, если бы не прошел мимо культпроп укома — высокий очкарик в серой толстовке. Любопытствуя, по какому поводу толпятся люди, он протолкался к стенгазете и хмурым выбрался из толпы.
Заметив двух мальчишек с красными галстуками, очкарик подошел к ним и спросил:
— Где ваш вожатый?
— Еще не приходил, — ответил Ромка.
— А кто газету вывесил?
— Мы, — гордо признался Гурко. — Раньше всех встали и принесли.
— А почему же вы ее на улице повесили?
— А клуб еще закрыт.
— И предварительно ее никто не читал? — продолжал допытываться очкарик.
— Нет.
— Раз это ваша инициатива, то сейчас же снимите стенгазету и принесите в уком партии.
Сказав это, он зашагал дальше, а мальчишки кинулись в толпу выполнять приказание, но женщины удержали их:
— Да погодите же, дайте дочитать!
Только минут через пятнадцать Ромке и Гурко удалось снять стенгазету и свернуть в рулон. И вот тут появился Геня Тубин.
— Покажите, что вы настряпали, — потребовал он.
Открыв ключом дверь, Тубин прошел в клуб и там, расстелив газету на столе, принялся читать ее. Мальчишки молча следили за вожатым. Тот старался быть серьезным и сосредоточенным, но, добравшись до происшествий, не смог скрыть улыбку. Кончив читать, Геннадий схватился за голову.
— Ну и намылят же мне за вас шею! Наверное, на бюро вызовут. Чего вам взбрело все сплетни городские собрать? Разве это пионерское дело?
— В каждой газете происшествия печатают, — ответил Ромка.
Вожатый ушел, а мальчишки остались убирать клуб: подметать пол, обтирать пыль.
Тубин вернулся из укома расстроенным, но неунывающим.
— Выговор схлопотал, — сказал он. — Придется редколлегию создавать… Сам в нее пойду… еще нам дают сотрудника местной газеты…
— А нас что — прогонят, да? — спросил Ромка.
— Да нет, вроде даже похвалили. Говорят, ребята способные, пишут смешно и рисуют здорово, только их учить надо. Так что собирайте материал для следующего номера.
Юных корреспондентов в ту пору выбирали на пионерском сборе. Ромка и Гурко после скандального номера стенгазеты стали знаменитостями. Их имена выкрикнули первыми.
Став корреспондентами, мальчишки решили писать по очереди. Первую заметку, изорвав половину тетради на черновики, написал Ромка. Он расхвалил пионерок за то, что те залатали маленьким детдомовцам прохудившуюся одежду.
Эта заметка была напечатана в местной газете. Гордясь своей корреспонденцией, Ромка купил три номера газеты и, подарив один из них Гурко, сказал:
— А тебе надо продернуть Ржавую Сметану. Он ведь спекулянт и эксплуататор, наживается на труде мальчишек.
В тот же день, как заправский репортер, Зарухно узнал у мальчишек, живущих по соседству с Антасом, что тот уже скупает у старух, бывших дворянок, книги в кожаных переплетах, альбомы, старинные рукописи и ноты. Все это сплавляет в Питер. Но и цветные металлы не упускает. Зная, что мальчишкам их уже негде искать, подбивает храбрецов добывать их на артиллерийском полигоне. Там на стрельбище и вокруг воронок в лесу можно найти свинцовые колпачки, позеленевшие гильзы, картечь, медные пояски и белый металл.
В изломанный лес полигона лишь раз в неделю пропускали грибников. Вместе с ватагой женщин, приспособив на плечи кузовки, ходили и мальчишки. Но они мало набирали рыжиков и волнушек, потому что ползали вокруг воронок и просеивали меж пальцев землю.
Иногда они натыкались на неразорвавшиеся снаряды. Хотя артиллеристы строго предупредили, что их трогать нельзя, храбрецы все же пытались отвинчивать боеголовки. Из обезвреженного стакана можно было добыть картечь и медь.
Об опасном промысле Гурко написал в газету. Но его заметку почему-то не напечатали, а отослали в отдел народного образования. Там время было отпускное, и расследованием никто не занялся.
В конце августа трое мальчишек нашли в лесу неразорвавшийся старый снаряд и стали его развинчивать…
Взрыв был неожиданным. Прибежавшие к свежей воронке грибники нашли бившихся на земле окровавленных подростков.
Грибники принесли покалеченных мальчишек на пост артиллеристов. Пока запрягали лошадь в двуколку, от потери крови двое ребят скончались. Лишь третьего удалось доставить в госпиталь живым.
Слух о случившемся мгновенно разнесся по городу. Возбужденные Ромка и Гурко побежали к Тубину и рассказали все, что знали об Антасе.
— Что же вы прежде молчали? — укорил их вожатый.
— Мы не молчали… Я в газету написал, но там мою статью куда-то дели, — пожаловался Гурко.
— Этого я так не оставлю, — пообещал Тубин. — Покажите, где плавильные печи?
Мальчишки повели его в Глинковские заросли, но там кто-то успел разрушить плавилки и остатки их столкнуть в пруд. В прозрачной воде нетрудно было разглядеть закопченные кирпичи и прогоревшую жесть.
— Заметает следы, — определил Тубин. — Его надо дома накрыть.
Дома они Антаса не застали. Перепуганные родители альбиноса клялись, что не знают, где сейчас находится их сын.
— Он кончил школу и живет самостоятельно, — уверяли они. — С нами не считается. Собрал чемодан и уехал.
Розыски ничего не дали. Ржавая Сметана исчез из города и больше в нем не показывался.
Наступил новый учебный год. В школе, как всегда, пахло мелом, чернилами, карболовкой и… скукой.
Хуторяне к первому сентября не приехали. Они еще занимались уборкой урожая. Интернатская половина школы пустовала. Директор не позволял учителям двигаться вперед по программе, занимались повторением.