– А как же быть с теми, кто и туда и обратно? – в полвнимания спросил кто-то из присутствующих в кабинете.
– А те отдельно, слава Богу. Нам главное понимать одну простую истину: всегда есть отклонение мысли. Вот сами судите, и я при этом не беру садизм над животными или насекомыми, для того, чтобы убить себе подобного, в индивидуальном зачёте необходимы особенные мыслишки. Без них не получится. Это нас так природа создала.
– А причём тут герои войны?
– Та при том, что герои войны тоже двух видов бывают. Одни убивают массово, не глядя в глаза убиенному, а другие – коллекционеры. Каждого твари помнят, как пить дать. Ещё вам различие: первые убивают, сидя в кабине, а вторые – лично. Артиллеристы, лётчики, моряки – это всё к первым относится. Другое дело – пехота. Вот тут рассадник психов всех видов.
– Так их же всего два, – хихикнул кто-то, – ты же говоришь.
– Два-то два, но на самом деле их, конечно, больше, это я для простоты все свожу к минимуму категорий, вы идею саму уловите и будет с вас.
– А в чём идея-то?
– Идея в том, что в пехоту идут не случайно. В пехоту идут те, кто в прошлых жизнях не наигрался.
Становилось всё смешнее. Так и легче работается, или как говорили в отделе, работают рабы, а мы – делопроизводители. Всегда он был такой, как загнёт что-то несусветное, то хоть стой хоть падай. Тут всё: и пришельцы, и вурдалаки, и эльфы с гномами. Умный мужик, а всё дурачком прикидывается, да порой так завернёт, что выходит, мы – дураки. Никто не против, лишь бы делопроизводил исправно, а с этим, к слову сказать, он неплохо справлялся. Получше многих.
– Та вот, даже далеко ходить не надо, как его там, на амбразуру кинулся, обвешался гранатами, как его там? Стерпеть не смог, что пулемёт косит однополчан, собой пожертвовал, память, будь она неладна, – сетовал «Инспектор».
– Погодите-ка, в пехоту набирает военкомат, – кто-то перебил, гармонируя с весёлой атмосферой в кабинете, – разве не так?
– Так-то оно так, но если есть кого отправлять, а обычно почему-то предостаточно претендентов. Они стоят у стеночки в трусиках, посиневшими ручками папочки личные комкают, как будто не при делах и вообще для них это все ново. Затем доктор в белом халатике бац штампик, и все в пехоте – «сын Отчизны». Те, кто родился умнее, те в лётчики. А те, кто совсем умный, тех потом в отдел к нам распределяют.
Дружный смех прервал образ начальника, материализовавшегося в дверном проёме.
– По! Закончишь тут, жду у себя.
– Слушаюсь, товарищ подполковник.
По делу Скорикова подвижек скорее не было, чем были. Ритуалом попахивало, что, собственно, и осложняло обстоятельства. Странным казалось многое, если не всё. Повешенный – утопленник. Как-то так…
– Есть подвижки? – спросил подполковник.
Телепатия в отделе практиковалась на «ура», особенно при разговоре со старшим. Откуда-то находились нужные догадки, особенно, если он о чём-то спрашивал, а он в основном спрашивал.
– Основная версия: убийство на ритуальной почве, однако в силу недавних событий мы не исключаем и роковую случайность.
– Это правильно, – ответил подполковник. – Юмор я приветствую. Значит, начните со второй. Найдите мне разъяснение обстоятельств подобной случайности.
Глава 5. Хобби По
Инспектор понимал, что, скорее всего, дело Скорикова закроют как «висяк» и это лишь вопрос времени. Вся эта суета раздувается только потому, что свежо придание. Не хватало городу ещё раздуть шумиху вокруг ритуального убийства. Официальной версией будет, наверняка, самоубийство на алкогольной почве, кто там будет разбираться. Паника никому не нужна.
Такие дела Инспектор собирал как коллекцию, с грифом «займусь на пенсии, или если уволят». Вот и сейчас, сидя на маленькой кухоньке, он конспектировал все, что запомнил из дела. Многое интриговало. К слову сказать, Инспектор По был особенного склада ума. Поэтому, наверное, и интриговало. Циник, он же ничего не ценит, но многое оценивает. В его коллекции были и жалобы контактеров НЛО, и рассказы спившихся профессоров-академиков, которые теперь в переходах побираются, оставшись без средств к существованию. Там же и туда же конспекты увлекательных бесед с отшельниками и ищущими себя бродягами, записанные на похмельную голову. Словом, ничего не пропускал, такой уж он был человек.
В деле со Скориковым, опять-таки, пересекались многие ниточки, которые не вмещало прокрустово ложе правового государства. Вот, например, сама поза его смерти, с одной стороны – просто запутавшееся в тине тело, причудливо сложившее лапки вниз головой, но для Инспектора эта данность чётко напоминала одну из карт Таро. На ней изображён парень, висящий вниз головой в форме цифры четыре. Конечно, для закрытия дела этого мало, но для собственного хобби очень даже неплохая зацепка. Вообще в мире Инспектора не существовало случайностей. Тут не только Таро, сюда же и нумерология, и астрология, и кукурузные поля индейцев с кругами на этих же полях, сказки Пушкина и некрономиконы. Ангелы и демоны со своими войнами для По были самыми настоящими подсказками. В реальность возвращало лишь то, что на этом не заработать сокровищ нации как в голливудских фильмах. С другой стороны, неизвестно, что считать сокровищем.
Четвёрка, к слову сказать, помимо всего позитивного, являет собой занудство. Шутка ли, но безвременно почивший Скориков был психологом – выяснилось в ходе следственных мероприятий. Зануда умер в форме четверки, и смех и грех. Вторая ниточка. Само собой опросили клиентов, которых смогли найти. Профессиональная этика и все такое, но из тех, до кого удалось добраться, чудик на чудике. Разведенки, брошенки да подростки прыщавые как в ералаше. Третьей ниточкой стали протоколы сессий с некой Е. Там вообще дичь. Трансовая смесь проторелигий с современностью на фоне детских кошмаров взрослой женщины. Эта Е. какое-то время фигурировала в числе подозреваемых, но тут взятки гладки. Симпатичная деваха, но акваланга при ней не нашли. Вряд ли она. Однако вот что странно: комментируя свои сессии с ней, Скориков сетовал на собственные депрессивные состояния. Для следствия это не улика, а для частного сыска неплохая зацепка. Влюбился, похоже, в эту Е. наш мозгоправ.
– Ну что ж, до черного дня, Скориков, – вслух пробормотал Инспектор, втиснув скоросшиватель с конспектом между других таких же странных тайн на полку шкафа. Над его окнами уже начинали тускнеть поздние звезды.
Глава 6. Бродяга
Сакральный смысл витрувианского человека в том, что в какой-то момент человечество догадалось до одной простой истины: если человек создан по образу и подобию Божию, то получается, что он несёт в себе божественную симметрию. Что это даёт нам, современным практикам мистицизма? Да то, что нам теперь не нужно искать ключи от Вселенной, ключ заключён в самом нашем теле.
– Наверное, по моим глазам заметно, что я ни хрена не понимаю? – иронично спросила Лена у бродяги.
Они уже часов, наверно, пять или шесть беседовали о судьбах мира, спрятавшись от уже теперь перевалившего за кроны деревьев летнего солнца.
– Сейчас поймешь, дай время. Я ж пояснять пытаюсь.
Весь сыр бор тут вокруг того, как вписать квадрат в круг, а круг в квадрат, если они одинаковы по площади. А если по площади, то и по заключённому в них пространству. Для практиков главное пространство.
– Так и причем тут да Винчи?
– А притом, что геометры не смогли вписать одну фигуру в другую. А старик смог. Ну, технически он тоже не смог, а практически совершил прорыв. Великий был ангелопоклонник…
– Что за прорыв? – с нарастающим нетерпеливым раздражением наседала Лена.
– Ну, я ж говорю, ключ он нашёл к пространству через человеческое тело.
Если центром круга взять пупок, а центром квадрата гениталии, то все остальные конечности впишутся в пределы человеческой матрицы. По ней нас и штамповали. В квадрат впишется тело, а в круг душа, если угодно. Таким образом, получится, что квадрат вписан в круг одновременно с тем, что круг вписан в квадрат. Это и есть Божественный замысел. Отсюда и вся твоя психология. Душа вписана в тело, а тело вписано в душу, но занимают они одно и тоже пространство по площади. Понимаешь?
– Ничего она не моя. Просто помогла в своё время немного мысли в порядок привести, – отозвалась девушка откуда-то из шума накатившей на неё волны воспоминаний.
– Ты мне вот что скажи, путник: можно ли с помощью этих твоих кругов и квадратов человека с того света вернуть?
– Можно все, что возможно представить, такое моё мнение. Другое дело, что наверняка результат будет, скорее всего, отличаться от заявленного. По мне, так вообще, нет никаких тех светов и этих. Все тут в моей голове. Человеки никуда не уходят и приходят из ниоткуда. Мы их сами создаём, будучи созданы другими такими же. Сама подумай, если существует шаблон, по которому нас штампуют, то нет разницы от того, кто куда ушёл и откуда вернётся. Это как если куклу любимую потеряла, но станок по производству таких же кукол где-то есть, то не так уж и грустно. Лично меня интересует, где станок. Смекаешь? Наштамповал бы себе своих друзей впрок. Правда, про подруг у да Винчи ничего не сказано. Возможно, витрувианскую деву ещё не начертили.
– В смысле? – подняла брови Лена.
– Та в прямом: на чертеже-то мужские гениталии, – улыбнулся странствующий философ. – У женщины, возможно, квадрат в круг не вписывается.
– Обожаю сексистские шутки. А если по существу? Как мне, к примеру, побеседовать с человечком одним, если он, к примеру, умер? Помогут тут древние геометры?
– Не знаю насчёт геометров, но на тему спиритических сеансов наслышан.
– И что скажешь?
– Скажу то же самое, что и говорил: возможно, все, что под силу вообразить, результат только может не порадовать.
– А что с результатом не так?
– Ну как что? Ты разве не замечала, что с результатами в нашем мире вообще беда. Ждешь одного, получаешь другое, или чего-то желаешь, а потом забываешь и удивляешься от того, что все странно вокруг похоже на что-то забытое, но не можешь вспомнить на что. Нужно над концентрацией работать. С пупком работать со своим. А как работать – никто не знает. Вот и придумывают психоделики да шары хрустальные. Люди как будто рвутся куда-то наружу прочь из этой реальности. Может это и есть самая настоящая ирония. Бог, забывший как творить. Знает, что все ему под силу, но не помнит даже, как шнурки завязать, пока ему не напомнят.