– Что со мной происходит? – спросила Ира у Скорпиона.
– Как я и предполагал, возможно, обрушение мира, после встречи с твоим сновидящим, – Скорпион при этом был все больше отстраненным и задумчивым.
– Но почему все, что я люблю и к чему привыкла, в такой опасности? – монотонно спросила Ира, так, словно она уже давно не хотела никого впечатлять.
– Потому что я теперь тебя вижу, – ответил Скорпион, воодушевившись настолько, что аж слезы выступили на глазах, и Ира это увидела.
Мир рушился. Все выглядело так, словно к ответу за разрушения призвать нельзя никого. А может быть, все выглядело так, что мир до этого был убог и разрушен, и хотелось просто кого-то в этом обвинить. Какие-то строители меняли крышу в доме Иры, но когда Ира посмотрела на результат, то что-то обрушилось в ее душе. Перед ее взором предстали деревянные стропила с лохмотьями ржавых листов металла шатающихся на ветру.
Глава 16. Возвращение
― Добрый день, Елена, могу отнять у Вас пару минут?
Лена сразу узнала этот голос. Не то чтобы она его забывала когда-то, нет, просто она словно похоронила в себе его. Это был он, голос Петра Ионовича.
– Да, здравствуйте, рада, что Вы позвонили, – ответила Лена, ощущая одновременно радость от происходящего и волшебство от случившегося. Звонок словно отменил множество ужасов прошлого и манифестировал принадлежность к верному настоящему. «Значит, я там, где должна находиться, в то время, в которое нужно быть».
– Прочитал Вашу книгу.
– И как вам? – спросила Лена, испытывая одновременно готовность и потребность в подкрепляющем отзыве.
– Хотелось бы обсудить это лично, но если настаиваете, то скажу так, что чтиво, на первый взгляд, неприглядное, но если подойти психологически, то эта книга исключительно о Вас.
– Так Вам понравилось или нет? – спросила Лена, зная внутри, что уж ему-то книга точно понравилась. В этот момент ей почему-то подумалось об аде. Там фигуры бредут в нескончаемой очереди неизвестно куда. Единственная отдушина в этом мучении серого шествования в том, чтобы вызвать хоть какой-то отклик восхваления. «Если меня не похвалят, то я сольюсь с толпой», – думала Лена в тот момент, но знала, что так написать эту книгу могла только она.
– Мне понравилось её читать, – ответил психолог.
Лене хотелось ощутить похвалу, всегда хотелось. Раньше это была самоцель. Теперь все стало другим. Теперь столь отстраненный отзыв не вызывал в ней гнев. Гнев – сильное чувство. Чувство, способное разрушить любые упоминания о человеке, вплоть до физического уничтожения объекта, вызывающего этот порыв. У Лены до этого не дошло, наверно потому, что девушке такое не свойственно, однако после того приступа одержимости на сеансе, когда она пророчествовала Петру смерть, она и в самом деле словно похоронила его на кладбище своей души.
Она проигрывала сотни раз, как избавится от этого стыда. Например, она его убивает и труп вдруг находят. Но не просто труп, а труп, который… а потом появляется милиционер… Агата Кристи… Инспектор По….
Глава 17. Одиночество ума и примятая трава памяти
Встреча с Петром Ионовичем, была привычно нервной. Он был жив, таким же живым, как и прежде, однако его взгляд был неприлично пристальным. Настолько пристальным, что в памяти сразу всплыли знания о том, что смотреть в глаза для животных равносильно агрессии. Однако теперь Лена смотрела ему в глаза спокойно и смело. Он даже не подозревал, что пришлось пережить ей за все это время, собственно, как и то, почему в её книге именно «книжечка» стала талисманом. Она описывала, как перед смертью он пришел к калитке, где выдавали талисманы. С одной стороны, получалось, что он ее проводник к источнику, с другой стороны получалось, что именно книжечку-талисман написала она. Если бы не талисман, то из ада Скориков бы не вышел, а значит, и не воскрес бы в душе Лены.
– Готовы к работе? – спросил психолог.
– Работа готова ли ко мне? – пошутила Лена в ответ, давая понять, что не стоит оставаться в рамках излишнего официоза.
– В Вашей книге я выделил особые моменты, которые хотел бы с Вами обсудить. Готовы ли Вы работать в таком формате?
– Да, безусловно.
– «Ещё неделю назад, шанс вздохнуть полной грудью был для неё доступен, ещё был шанс… он ещё был жив». Вы понимаете, о чем это?
– Нет, – ответила Лена, внутри понимая, что речь о самом спрашивающем.
– «И сейчас ей не хотелось жить настолько, насколько она проклинала небеса за несправедливость столь глубокой утраты». А это Вам понятно, о чем?
– Нет. Не могли бы Вы объяснить?
– Охотно, – ответил психолог. – У Вас есть разрыв с небесами, Вы потеряли связь с высшими силами, с духом. Словно утратили. Об этом Вы и пишете в своей книге. Понимаете ли Вы, что описанное в Вашей книге – это откровение о Вашей духовной трагедии?
– Начинаю понимать, – со смешком ответила Лена.
– Понимаете ли Вы, что Ира, как персонаж вашей книги, это Ваша духовная часть? А Лена это Ваша телесная ипостась.
– Вы хотите сказать о том, что я написала эту книгу о себе? – погружаясь в сонливую усталость, спросила Лена.
– Я не хочу ничего утверждать.
– «Солнце перестало быть Луной». Что Вы хотели сказать этой фразой?
– Я, если честно, не знаю… – ответила Лена, – я просто описывала в творческом порыве, возможно, речь шла о подмене значений. Почему у меня они подменялись, я не знаю. Луна и Солнце равны по размеру, для наблюдателя, находящегося тут на Земле. Я имею право их заменять одно другим.
– Конечно, имеете.
– В Вашей книге Вы дальше пишете, что некто Вам изменяет, это о чем?
– Это тоже творческий этюд, для того, чтобы дать острастку сюжету для читателя. Основная публика поведётся на слово измена и будет заинтересованно читать дальше.
При этом Лена скрыла мысль о том, что подозревала Петра Ионовича в неверности. Не то чтобы он был неверен ей самой, ей это в принципе было и не важно, но для совместной работы всегда важен момент искренности.
– Видите ли, Пётр Ионович, я заметила кое-какую странность в своих чувствах, я очень привязываюсь к человеку, с которым общаюсь продолжительное время.
– На что похожа ваша эта особенность? – сосредоточенно смотря на неё, спросил психолог.
– Не знаю, понятен ли будет Вам мой пример, но это похоже на возвращение на пустую поляну в одиночестве. Вот представьте себе чувство, которое испытает сердце, когда увидит примятую траву. Следы деятельности знакомых людей, но самих людей тут больше нет. Тут на этой поляне есть и мои следы, но меня тут тоже больше нет, теперь сюда вернулся некто одинокий.
– Почему Вас тут больше нет?
– Потому что теперь тут другое существо. Носитель памяти. Эти следы человеческой активности не только на примятой траве, они ещё и в душе «траву примяли». Там есть и Ваши следы, Пётр Ионович.
– Интересное сравнение, может быть, поэтому Вам пришлось меня в своей книге похоронить?
– Думаю, что нет. В некотором смысле, я похоронила не Вас, а саму себя, только прошлую. Себя, склонную к притязаниям. Ищущую безраздельного внимания. Свои шаблоны жизни, нормальной жизни, в том смысле, что нормальная жизнь для «неё» была «жизнью как у всех», однако сама себе могу признаться, что «как все» я никогда не жила, если Вы понимаете, о чем я.
– Получается, что я, как и Вы прошлая, теперь остались следами примятой травы на той поляне?
– Можно сказать и так… – погрузившись в далёкие раздумья, ответила Лена.
– Интересно, что по сюжету в Вашей книге был похоронен ещё и другой персонаж. Кого олицетворял Инспектор По?
– О! Инспектор мне и самой интересен. Если попытаться, то Инспектор По это сосредоточение подвига, странного и не понятного. Жизни для других. Это одиночество ума. В душе каждого ищущего живёт свой По, я думаю. Он ушёл так же внезапно, как и появился, выполнив свою странную миссию.
– В чем заключалась его «странная миссия»?
– Не знаю, потому она и странная, однако мне кажется, что без его подвига они бы никогда не встретились. Лена и Ира.
– Да, это имеет смысл, – согласился Пётр Ионович. – Именно «одинокий ум», как Вы его назвали, остаётся связующим звеном между столь далёкими областями психики.
Глава 18. Мальчик знает
Небо в это воскресное утро было серым, как и настроение. Вот-вот могли вырваться из плена серой тяжести маленькие капельки, оторваться и лететь с самой высоты, только с одной целью – в самом низу разбиться. Мало кому из этих падающих повстанцев повезёт упасть на плечи и волосы, пальто, куртки и косынки, а ещё реже на недоумевающие лица людей, идущих медленной вереницей к воротам. Основной массе суждено разбиться о шершавый грунт дороги, или упасть на рельсы и шпалы, а остальные разобьются где-то там, на крышах домов и в порослях травы.
На стене забора, покрытого декоративной «шубой», табличка: «Церковь Евангельских Христиан Баптистов».
– Я знаю об этом, но по идее я ещё не умею читать, – подумал мальчик лет шести. Он жадно вглядывался в происходящее окружающее его, так словно быть ему тут осталось недолго, и он изо всех сил пытался запомнить каждую деталь. Позднее вся эта площадка не будет так пустовать. Тут будут тесниться автомобили, припаркованные прихожанами. Сначала будут появляться русские «Лады» и «Жигули», потом иномарки, постепенно жизнь этих людей начнёт дорожать и превращаться в показуху. В будущем не станет автобусов с номером «10», старых и пыхтящих газами, с монотонным гулом, их заменят малогабаритные маршрутные такси, быстрые и частные, а вместе с ними поредеет и вереница людей, идущих на воскресную службу от остановки. Путь прихожан станет короче и обособленнее, от парковки до ворот. А пока это просто площадка, незанятая ничем.
Сегодня необычное воскресное богослужение, сегодня есть особый повод праздновать. Моя троюродная тётя выходит замуж, и сегодня песнопения и молитвы будут возноситься к небу, желая счастья и крепости веры молодожёнам.