Стоит ли говорить, как она была этому «рада»?! Пожалуй, промолчу. Впрочем, стоит отдать ей должное после ночи она стала непривычно молчалива. Кажется, я нашел действенный способ укротить эту строптивицу.
— Летягин шутки с тобой шутить не будет, поэтому не дерзи. В твоих же интересах держать язык за зубами, — говорю ей, но Павлова на мои слова только фыркает. — Он точно выйдет на твоего отца, — почему-то считаю важным это сказать.
Ответить Соня не успевает. В номер заходит солидный мужчина в идеально выглаженном костюме, туфлях, что вероятно стоят целое состояние, и тонких очках на его серьезном лице. Сразу же за ним заходит охранник, что становится около двери.
Летягин бегло осматривает комнату, пока не останавливает заинтригованный взгляд на Павловой. И, черт побери, мне не нравится этот взгляд! Напряжение повисает в воздухе. Павлова явно не в своей тарелке, оттого и жмется в кресле. Кислый прокашливается, и мужчина наконец-то обращает свое внимание на меня.
— Летягин Владимир Владимирович, — протягивает руку, которую я тотчас же пожимаю.
- Демьян, — представляюсь. — Присаживайтесь, — указываю рукой на стул, но он будто не слышит моих слов. Какого черта он все время зырит на Павлову?
- А вы должно быть Софья? — делает шаг к девчонке, пристально вглядываясь в ее лицо.
- Да, — растерянно кивает головой она.
— Ты очень похожа на свою маму. Тебе говорили об этом?
— Н-нет, — неловко выжимает из себя. — Вы знали мою маму?
— Да, очень давно мы были хорошими приятелями, — добродушно произносит, присаживаясь в кресло. Павлова не скрывает своего удивления.
— Ну, хорошо, — что-то сам для себя решает Летягин, — думаю, мы можем отпустить молодую леди и не мучать ее мужскими разговорами, — подмигивает Соне.
Смекалка Кислого не подводит и уже через секунду они с Павловой удаляются. Как только дверь закрывается, маска добродушности слетает.
— Почему с подобным вопросом ты обратился именно ко мне?
Летягин не ходит вокруг да около, что мне импонирует. Я был готов к подобному вопросу, поэтому отвечаю без заминки:
— Вы начинали вместе. Знаете всю его подноготную. Он хорошо заметает следы, но у вас на него что-то должно быть.
— Это верно, — задумывается, качая головой. — Зачем тебе еще что-то на Павлова, когда у тебя его дочь?
— Проблема в том, что он не связывается со мной. Он ищет через ментов, по своим каналам, но напрямую не хочет связываться.
— Это на него похоже, — усмехается Летягин, почесывая щетину на подбородке. — Павлов никогда не поступался своим принципам.
Он замолкает, сканируя меня глазами. Будто решая достоин ли я.
— Есть у меня кое-что на Павлова. Но зачем мне делиться этим с тобой?
Вопрос на засыпку…
— Но зачем-то же вы здесь.
Летягин криво усмехается, встает и бросает:
— Ты борзый парень, но мне нравится. Я дам тебе одну вещь с одним условием. Мое имя никак не должно фигурировать. Кто-то должен поставить Павлова на место. Завтра. Адрес и время скину.
Дверь закрывается, и я устало откидываюсь на кресло. Теперь Павлову от меня не отвертится. С его дочерью у меня на руках и компроматом, он забудет и про землю и про меня, как миленький.
Глава 16
Соня
Под непроницаемым взглядом Кислого, я чувствую себя неуютно. Не знаю, куда деть свои руки, в какую сторону смотреть и как вообще себя вести. Клянусь, этот парень меня ненавидит! Будь мы в средневековье он был бы первым, кто ткнул в меня пальцем и заорал: «Ведьма!».
— Ты может, и обвела вокруг пальца Зорина, но меня не удастся, — отрезает, резко подаваясь вперед на кресле напротив меня.
От этого движения я сжимаюсь, и подобно ежику выпускаю иголки. Воздуха становится катастрофически мало. Он пугает меня до чертиков.
— Я не обводила его вокруг пальца.
— Ты морочишь ему голову, куколка, — берет мой локон волос, трет между пальцев, отчего меня начинает мутить. Если он не отойдет от меня хотя бы на метр, я на него блевану.
— Я ничего не делаю, — бормочу, отворачивая свою голову и закидывая волосы за спину, подальше от его мерзких пальцев.
— Ты что-то мутишь с Ефимовым. Я знаю. Или хочешь сказать, что он за просто так спустил на тебя несколько тысяч баксов.
— Некрасиво считать чужие деньги, — едко выплевываю.
Кто-нибудь зашейте мне рот! Почему в стрессовых ситуациях мне нужно еще больше накалить обстановку? Я что скрытая мазохистка? Или бессмертная? Очевидно, Кислый думает так же, судя по его суженным зрачкам.
— Он друг семьи. В нашем мире нормально дарить дорогие подарки. Это подарок на Новый Год. Ничего особенного.
Я вновь вешаю эту лапшу на уши.
— Друг семьи? — с усмешкой кидает, глядя на меня исподлобья. — С которым ты трахаешься?
Вот теперь он точно выбивает почву из-под моих ног. Это не совсем то, но близко… Очень близко.
— Я ни с кем не трахаюсь!
— Расскажи это своему папочке, — изгибаются его губы в кривой усмешке. Самодовольный сукин сын!
Поборов в себе желание разбить о его тупую башку вазу, стоящую неподалеку от меня, даю себе обещание молчать. Что я не скажу так или иначе будет трактовано против меня. И абсолютно неважно, что на самом деле я не знаю где хуже: дома или здесь.
Почему же я тогда так рьяно рвалась домой? Потому что там хотя бы обстановка была знакомая. И да своими скандалами, провокациями и хитростью я надеялась отвоевать свою свободу.
Кислый все еще пытается «вывести меня на чистую воду», но я абстрагируюсь от этого назойливого мерзавца. Мыслями возвращаюсь к мужчине, что по стечению обстоятельств когда-то давным-давно был приятелем моей матери.
Мама.
На это слово у меня запрет. Я запретила возвращаться себе к этому. Запретила думать, а что «если бы», потому что это съедало меня живьем. Моя мать умерла, когда мне было три года. Ее сбила машина. Насмерть. Несчастный случай, хоть с возрастом я стала в этом сомневаться. Стала сомневаться, потому что отец о ней мало говорил. Как будто ее и не было вовсе. Словно я родилась от святого духа или меня нашли в капусте. Всего несколько потертых фотографий и украшений — все, что от нее осталось.
Сам отец толком и не рассказал, что случилось. Эту ответственность он предоставил психологам, которые объяснили мне в шесть лет перед школой, что такое в жизни случается, что у некоторых детей нет мамы. Конечно же, я спрашивала у отца, когда подросла, но он ограничился несколькими скупыми фразами: авария, несчастный случай, врачи ничего не успели сделать.
Я ее практически не помнила, а то, что помнила — было смазанными картинками. Однако, глядя на фотографии, с уверенностью могла заявить — у меня ее глаза. Такие же большие, любопытные и зеленые. Этот мужчина кто бы он ни был, знал мою мать. Сможет ли он рассказать мне о ней больше или не стоит надеяться на того, кто сотрудничает с моими похитителями?! «Приятелями» тоже можно быть разными, знаете-ли.
Делаю в голове пометку, вернувшись, проесть плешь отцу с этим вопросом. Хоть психологи и достаточно промыли мне мозги, чтобы я смирилась с ее смертью, порой мне хотелось из кожи вон вылезть, чтобы узнать хоть что-нибудь о ней.
Любила ли она зиму или больше лето, как я? Ей больше нравились утонченные платья или удобные штаны? И, в конце концов, была ли она настолько бесчувственна как отец, чтобы отдать свою дочь замуж за старика? Я ничего о ней не знала, но мне хотелось верить, что нет. Не отдала бы.
Дверь хлопает, возвращая меня в реальность. Демьян заходит в номер, качает головой и произносит:
— Все получилось. Он согласен.
Я чувствую облегчение от его слов. Значит, есть шанс, что он договорится сразу с отцом, а не с Ефимовым.
Казалось бы, какая разница кому меня отдадут отцу или моему «жениху»? В любом случае окажусь дома. Что ж, могу заверить, что есть разница. Есть чертова большая разница! Если я попаду в руки непосредственно к Ефимову, то отец заявит, мол, он меня спас, на вес золота женишок-то! Мчался на всех парах, рисковал, разыскивая невесту. Боюсь в таком случае, мне придется податься в бега еще раз, но уже по своей воле. И желательно туда, где меня не найдут.
— Завтра он скинет адрес и время, но, думаю, в город нужно выдвигаться сейчас.
Город? Какой город? Мы едем домой? Слава всем святым!
— Через полчаса тогда встречаемся возле тачек.
— Пошли, — командует мне Демьян, а затем выходит. Кто бы знал, как я устала от этих бесконечных дорог, но меня никто и не спрашивает.
Встав, выхожу за дверь, игнорируя брошенную фразу мне вслед:
— Я все узнаю!
Мы не едем домой. Черта с два! В город, в который мы въезжаем, совсем не похож на тот, в котором я живу. Он больше. Гораздо больше. Предполагаю, мы в соседней области в одном из самых больших мегаполисов страны.
Превосходно! Искать меня в таком городе, что иголку в стоге сена. И Демьян об этом отлично знает.
Мы лавируем по дорогам не менее сорока минут, пока не останавливаемся около высотки. Без понятия, что это за место, но оно близко к тому чему я привыкла. Не менее пятнадцати этажей и охраняемая территория.
Не в силах поверить собственным глазам зажмуриваюсь, но, открыв их, по-прежнему вижу высотку.
Господи Боже, у меня не глюки! Цивилизация!
Демьян спокойно минует охрану, заезжает во двор, паркуется и глушит машину.
— Устала?
Глупый вопрос. Устала ли я скитаться? О, еще как!
Когда я фыркаю, Демьян закатывает глаза. Не складывается у нас диалог, что тут сказать… За все время дороги мы едва обменялись несколькими фразами. В частности я потребовала у него объяснений, но Зорин (теперь я знаю его фамилию) велел мне цитирую: «Не совать свой нос не в свое дело!».
— Где мы? — интересуюсь, когда мы идем к входу парадной.
— В надежном месте, — уклончиво отвечает, открывая дверь.
Зайдя, мы поднимаемся на лифте, а затем выходим и останавливаемся у двери. Демьяну в этот же момент звонят.