— Я тридцать лет уже Мирослав Сергеевич, Принцесса. Это распоряжение начальства, если тебе так будет угодно. Сидишь дома и отдыхаешь, поняла меня?
Киваю, смущаясь еще сильнее. Поняла… Попробуй уж тут не пойми! Нужно будет сделать для него что-то приятное… Может, приготовлю что-нибудь вкусненькое, чтобы хоть как-то его отблагодарить за все, что он для меня делает.
А дальше разговор, что удивительно, клеится! За окном лает Мишка, что и помогает нам начать диалог. Мирослав рассказывает, как он у него появился, и какой он смешной был, когда был мелким. А Мишкой он его назвал банально из-за того, что он пушистый как маленький медвежонок.
После ужина мы неловко расходимся по комнатам, напоследок Мирослав напомнил мне, что нужно обязательно отключить будильник, иначе выпишет мне выговор.
Но спать, что удивительно, мне совсем не хочется. Душ, вкусный ужин и милая беседа словно накачали меня энергией, поэтому решаю почитать что-нибудь перед сном.
Открываю легкий роман, чтобы не перегружать мозг и похихикать, и ухожу с головой в чтение. И где ж они только таких мужчин-то берут! Хотя… честности ради, далеко ходить не надо. Мирослав вполне подошел бы на роль того самого идеального книжного мужчины.
Отрываюсь от телефона в третьем часу ночи, так сильно ушла с головой в чтение, что даже не уследила за временем. Встаю, чтобы найти зарядное на столике и поставить на ночь телефон, но замираю, когда слышу странные звуки снизу.
Там… кто-то стонет? Не пойму. Ходит точно. А еще какое-то шуршание. Но я точно-точно слышала стон!
Если там Мирослав Сергеевич привел какую-то даму и она не может держать рот на замке… Я убегу отсюда сразу же. Буду на улице ночевать лучше, чем вот так!
Во мне просыпается жгучая ревность, хотя я на нее ни малейшего права, вообще-то, не имею. Но мне отчаянно хочется показаться перед его этой дамой, чтобы она увидела меня, заревновала и ушла сама.
И я даже не пытаюсь себя остановить! Женщина внутри меня бушует грозной кошкой. Ты говорил, что я красивая! Говорил, а теперь из-за тебя стонет кто-то другой? Чёрт…
Я вылетаю из комнаты и иду вниз по лестнице, замирая растерянно на самой нижней ступеньке.
Потому что совершенно точно тут нет никакой женщины, и еще точнее Мирослав стонал не из-за занятий сексом.
Он стоит около дивана, голова его запрокинута назад, а зубы сильно сцеплены. Ему больно? До меня доходит сразу же! И я подлетаю к нему, как дурочка, не в силах оставаться безучастной.
— Мирослав Сергеевич, вам плохо? — касаюсь пальцами его плеча. Он тут же открывает глаза, они красные, он спал?
— Плечо болит, — говорит он сквозь зубы, — я ломал давненько, иногда ноет, когда сплю неудобно. Найди мазь, пожалуйста, на верхней полке.
Он кивает на шкаф и я тут же срываюсь с места, чтобы найти то, что он просит. Вот я дура! Ему больно, а я придумала себе уже всякого…
Нахожу нужный тюбик, возвращаюсь к Мирославу.
— Какое плечо?
— Да я сам…
— Да сядьте вы! — рычу на него. Сам он, как же. Подталкиваю его в спину, заставляя сесть на диван, сама опускаюсь на колени на диван рядом с левой стороны, и начинаю мазать ему плечо, слегка массируя в попытках облегчить боль. — Так?
— Мхм… — стонет он, и я стараюсь не причинить ему еще больше боли, а хоть немного, но правда ему помочь. Мне очень хочется сделать для него хоть что-то! В благодарность, и… Ну, и просто для него, чтобы он знал, что мне хочется отдавать ему его тепло взамен. — Спасибо, Принцесса, ты меня спасла.
Он улыбается, по лицу вижу, что ему и правда становится легче. И от этого мне самой как-то тепло-тепло и уютно становится…
— А ты чего не спала? — спрашивает.
— А, да я читала… А потом услышала вас и спустилась узнать, всё ли в порядке.
Догадку о другой женщине я, конечно, вслух не произношу. Ну… От греха подальше.
А потом так резко смущаюсь! Потому что осматриваю нас с ним, невольно, просто цепляюсь взглядом.
Мирослав Сергеевич сидит в одних серых спортивных домашних штанах, без футболки, хвастаясь мускулистым торсом и красивыми руками. Он совершенно точно проводит в зале много времени, в отличие от меня…
А я сижу в одной огромной домашней футболке, трусиках и высоких носках.
И краснею, как дурочка, от понимания нашего с ним положения.
И, клянусь, он читает мои мысли, а может, по глазам всё видит, но тоже сразу обводит нас глазами и зависает на моих бедрах, которые не скрыты и миллиметром ткани.
Ой…
Глава 22. Мирослав
Твою. Мать.
Меня с головой накрывает какими-то сумасшедшими эмоциями от того, что Сонечка так близко и от нашего с ней положения в целом.
Это всё слишком остро и ярко. Я и так на нее нормально реагировать давно не могу, но сейчас… Чересчур! Я не сдержусь. Не смогу. И она пошлет меня куда подальше после этого, потому что посмел наброситься на нее, как голодное животное, когда у нее такой тяжелый период в жизни.
Но Принцесса слишком красивая, нежная, маленькая… Ее хочется защитить от всего мира, а еще просто до безумия хочется поцеловать.
Клянусь, у меня внутри свербит все от желания впиться в ее пухлые губы, я с трудом себя контролирую.
И не могу остановить руки, которые тянутся к ней. Я обхватываю ее щеку, поглаживая нежную кожу пальцем, а Соня… А Сонечка меня не тормозит, только пристально в глаза смотрит и дышит так тяжело-тяжело, что эта нехватка воздуха и мне передается.
— Сонь… — слышу себя словно со стороны, шепчу странно, вообще не зная, что хочу услышать от самой Сони. Приближаюсь, тянет магнитом, я реально не могу себя остановить! Тянусь к ней, ближе и ближе, и она снова меня не тормозит, и…
Стоп-краны срываются.
Я целую ее. Аккуратно, медленно, нежно. Поцелуй практически детский, я еле касаюсь нежных губ, наверное, все-таки ожидая сопротивления.
Ласка и правда очень нежная, я, честности ради, к такой не привык, но… Но с ней рядом мне хочется быть таким. Нежным и ласковым, потому что она этой нежности заслуживает как никто другой. Не хочется напирать и давить, хочется показать ей, насколько она прекрасна и как она достойна самого лучшего.
Принцесса сидит молча, приоткрывает губы, позволяя ее целовать, и… И закрывает глаза. Боже. Это почти капитуляция, черт возьми!
Прикусываю нижнюю губу и втягиваю ее в рот, не переставая гладить пальцами нежную кожу лица. Чувствую губами дрожащий и надрывный вздох, а потом…
А потом она отвечает на поцелуй.
Медленно и чуть рвано, неуверенно и совсем медленно, но отвечает. Двигает губами, позволяя мне не останавливаться, и ровно в тот момент падает моя выдержка, которая и без того висела на волоске.
Я впиваюсь в ее губы сильнее. Ярко, сладко, по-настоящему. Прижимаюсь ближе, нагло воруя каждый миллиметр ее губ, срываю с них тихие стоны и тону от этой долгожданной близости.
И правда долгожданной. Я понимаю это по ощущению свалившегося груза с плеч. Мне чертовски давно хотелось сделать это, но я отгонял от себя эти мысли, как назойливую муху и не позволял даже думать в ту сторону.
Я хотел этого, чёрт! И сейчас, когда получил, мне катастрофически мало всего происходящего.
Поэтому поцелуй становится глубже. Мы сталкиваемся языками, горим в пламени друг друга и не можем оторваться ни на секунду…
Я не понимаю, когда, но затягиваю Сонечку к себе на колени, прижимая близко-близко.
Нам жарко, всё происходящее — чертовски горячо.
Глажу руками голые бедра Принцессы, целую быстро, рвано, глубоко, нагло пробираюсь под футболку, касаясь талии и линии груди.
И она не останавливает! Только сильнее прижимается, вздрагивает и выгибается от касаний, стонет… Чёрт возьми, как она сладко стонет!
Меня не хватает. Хочется больше, еще и еще, хочется всего и сразу…
Поэтому я срываюсь, задирая голову Сонечки и впиваясь поцелуями уже в шею. Жадно и страстно, не контролируя силу этих поцелуев.
Она дышит громче, всхлипывает, танцует на мне бедрами, задевая давно вставший член. Чёрт…
— Принцесса, — шиплю, кусая ее за ключицы. Широкая горловина домашней футболки позволяет достать везде, но противная ткань всё равно дико мешает.
Поддаюсь порыву и стягиваю лишнюю вещь, выбрасывая за диван, оставляя Сонечку только в одних тоненьких трусиках.
Она стонет. А я впиваюсь губами в грудь, прикусывая манящую кожу и обводя языком соски.
Это чертовски восхитительно, вся она — восхитительна.
Наш прошлый секс был практически во всем одеянии, это было быстро, резко и неожиданно. Я не нацеловался, не насладился, не насмотрелся…
Но сейчас… Я готов сутками целовать каждый ее сантиметр, честное слово, только за то, насколько она чувствительная и отзывчивая.
— Соня, — шепчу снова, сжимаю руками ягодицы и бедра, впиваюсь пальцами в кожу, умираю от наслаждения.
— Ми-Мирослав… — стонет в от удовольствия, запрокидывая голову и зарываясь пальчиками в волосы на затылке. Тянет до сладкой боли, возбуждена до предела точно так, как и я. Теряется в чувствах и ощущениях, но все равно отвечает и отдается мне полностью.
Крутит бедрами, заставляя задыхаться от возбуждения. Не могу больше. Она сводит с ума, это слишком, мать твою!
— Сонечка, — рычу на нее, целуя везде, куда попадают губы. — Скажи “да”. Скажи “да”, чтобы я продолжил, если ты готова, я…
— Да, да, Господи, конечно да! — стонет громко, впиваясь в губы.
Мы целуемся страстно, это уже не те детские ласки, что были в самом начале. Это остро, это вкусно, это чертовски возбуждающе.
Спускаю резинку штанов вместе с боксерами до колен, не отрываясь от Сонечки, ее трусики сдвигаю в сторону, просто потому что невозможно оторваться, чтобы нормально снять их. Мы как обезумевшие, как оголодавшие, как дорвавшиеся до запретного плода первобытные люди.
— Чёрт возьми… — рык пробивается сквозь зубы, когда касаюсь пальцами плоти Сони. Они такая влажная… Чёрт, такая влажная для меня. — Сонечка…