— «Пятьдесят на пятьдесят» по-английски, — кивнул Медников. — Значит, у дома ты его высадил и уехал?
— Так точно, — согласился филер. — Поскольку согласно приказанию его превосходительства Зубатова наружное наблюдение за Кислицыным более не устанавливается, о его дальнейших действиях ничего сказать не могу.
— Понятно, — Медников опустил голову на руки и погрузился в тяжелое молчание. Потом снова поднял взгляд на подчиненного и покачал головой.
— Сергей – человек умный и проницательный, но иногда, пожалуй, чересчур доверчивый. За то поплатился в девятьсот третьем, за то может поплатиться и сейчас. Не нравится мне наш субъект, ох, не нравится. Ты-то сам как Кислицына оцениваешь? Не работает ли на кого из… не знаю даже, из революционеров или совсем наоборот? Что с благонадежностью?
— Не могу знать, — вздохнул Чумашкин. — Он… ему как-то хочется верить, даже если полную чушь несет. Еще он любопытный, как молодой щенок. Давеча на «Манометре» куда только нос не совал! С инженером тамошним, Овчинниковым, за пять минут спелись, словно с детства друг друга знают. Инженеры обычно невесть что о себе воображают, с чиновниками сквозь зубы разговаривают, но Овчинников Кислицына явно зауважал, хотя тот очевидным образом в механике разбирается, как я в балете. На политические темы если и говорит, то в основном слушает. Сегодня меня, пока по городу колесили, об истории дома Романовых да о нынешнем императорском дворе выспрашивал. А с меня какой спрос – я же не профессор истории и не министр двора! Ну, рассказал я ему, что знал, так он головой покачал, пробормотал под нос что-то насчет того, что следовало ожидать и что могло выйти и похуже, и замолчал.
— Ясно, — Медников кивнул. — Все-таки жаль, что наружку за ним пустить нельзя. То, что ты ему в гиды приставлен, хорошо, но круглые сутки ты с ним проводить не можешь. Ну ладно. В конце концов, кроме странных россказней, за ним ничего криминального пока не водится. Води его по городу, докладывай Сергею и отдельно – мне. Смотри только, обаяние – опасная вещь. Боюсь, очарует он тебя, как и Зубатова.
— Не извольте беспокоиться, Евстратий Павлович, — буркнул филер. — Не первый день на работе. Дело знаем.
— Смотри! — погрозил ему пальцем заведующий филерским отделением. — Ты человек проверенный, надежный, на тебя полагаюсь. На сегодня свободен, только пройди сейчас в архив и проверь, нет ли на Вагранова там дела. Заодно проверь также… э-э, инженера…
— Овчинникова, — подсказал Чумашкин.
— Во-во, Овчинникова. В памяти у меня по ним ничего не отложилось, но береженого бог бережет. Все, иди.
Штабс-капитан кивнул, щелкнул каблуками, развернулся и пошел к двери, чеканя шаг. Военная повадка в сочетании с официальным чиновничьим сюртуком выглядела до того нелепой, что Медников невольно усмехнулся. Чумашкин служил у него уже год, но все никак не мог до конца отделаться от старых строевых привычек. Наверное, все еще тоскует по прежнему мундиру… Ничего, привыкнет. И все же загадочная личность – Кислицын Олег Захарович. Загадочная и, благодаря своему странному обаянию, потенциально опасная. Интеллигент хренов… Хорошо, что остается под присмотром надежного человека.
Дверь за Чумашкиным мягко закрылась, и Медников выбросил Кислицына из головы. Через насколько минут предстояла вечерняя поверка, и он сосредоточился, вспоминая детали сегодняшних заданий своим многочисленным подчиненным.
1 сентября 1905 г. Москва
Трактир на Поварской, куда их привез извозчик, и в самом деле оказался весьма приличным заведением. Чистые столы, покрытые скатертями, сосредоточенная тишина, интеллигентная публика и – чудо из чудес в Москве – электрическое освещение. Официант – половой? — выложил на стол меню и, подобострастно согнувшись, дожидался, пока посетитель сделает заказ. Пробежав глазами цены, Олег мысленно поежился – за приличность заведения приходилось платить. А ведь еще и чаевые! Деньги у него пока имелись, но все же следовало присмотреть местечко поближе к дому и не такое дорогое.
Пока Оксана жадно насыщалась, закусывая жареных рябчиков пирожками с визигой и запивая куриным бульоном с зеленым луком, Олег, задумчиво жуя, осматривался по сторонам. В вечернее, но не слишком позднее время трактир – а может, и ресторан – казался заполненным примерно наполовину. Две барышни в сопровождении чопорной тетки сосредоточенно ужинали, опустил глаза в тарелку. Возможно, девицы и были симпатичными, но густые вуали, скрывавшие их лица, не давали возможности определиться толком. Впрочем, всякий интерес проходил после первого же взгляда на сопровождающую брылястую мегеру. Та не носила вуали, и угрожающая мина на ее физиономии, казалось, могла отвадить от подопечных девиц не то что случайного ухажера, но и роту пьяных солдат.
Неподалеку сидели, негромко переговариваясь, трое мужчин в форменных инженерских тужурках. Кажется, знаки на одежде принадлежали местному горному ведомству, точное название которого напрочь вылетело у Олега из головы, но он бы не поручился. Сама идея наряжать в форму гражданское население, пусть и на государственной службе, до сих пор казалась ему странной. Ну ладно – на службе. Но за ее пределами? У него в голове всплыла давешняя сцена на Тверском бульваре: два мальчугана в форме гимназистов немногим младше Вани Кузьменко стояли, понурив головы, а высокий сухопарый дед – тоже в какой-то форме – сурово распекал их. На расстоянии Олег толком не разобрал, за что, но, кажется, речь шла о недостаточно начищенных пуговицах в частности и неподобающем поведении на улице в целом. Впрочем, горные инженеры вели себя вполне пристойно, пуговицы на их тужурках блестели начищенной медью, и вряд ли кто-то смог бы придраться к ним по этим пунктам.
Еще в зале присутствовали: представительная дама с мужем (ясно видно, что именно муж состоит при даме, а не наоборот); седобородый дядька ужасно интеллигентного вида, с бородкой, усами и в пенсне; группа мужчин явно купеческого вида и в заметном подпитии, один из которых носил кумачовую косоворотку; один офицер неопределенного для Олега рода войск; два жандарма в голубых мундирах, сидящие в углу явно наособицу, и тому подобная разношерстная публика среднего достатка.
Доев куриный суп и закусив полюбившимися пирожками с визигой, Олег вытер рот салфеткой и задумался. Визит к Вагранову теперь представлялся ему совсем в ином свете. Он корил себя за несдержанность за язык. Марсианин, надо же! Наткнуться на умного понимающего человека – и тут же выставить себе невменяемым идиотом! Если доцент отошьет его, останется, вероятно, единственный выход – ехать в главную столицу и искать поддержки уже там. Авось столичные умники окажутся не такими недоверчивыми и согласятся хотя бы немного подумать над его идеями. Нет, разумеется, худа без добра – путешествие по местной железной дороге должно стать полезным опытом. Но Олег чувствовал, что его мозги явно перегружены деталями незнакомого доселе мира, и еще сильнее их напрягать явно не стоило. Опять же, в Москве он может плести чушь о «Департаменте технического надзора», но пройдет ли такой номер в Санкт-Петербурге? Да и выбираться из-под надежного крылышка Зубатова раньше времени не хотелось. Само по себе удивительно, как такой неглупый и интеллигентный мужик мог оказаться на высокой должности в тайной полиции. Но окажется еще более удивительным, если другие сотрудники Охранки окажутся похожими на него. Исключения, знаете ли, потому и исключения, что крайне редки. Тот же заведующий наружным наблюдением Медников уже куда ближе к образцовому служаке-общаку, чем его прямой начальник. Удалось бы мне сразу найти общий язык с Евстратием свет Павловичем, да еще не подвергшимся благотворному зубатовскому влиянию? Ох, сомневаюсь… Нет, мне страшно повезло, что в новом мире я сразу же натолкнулся на Зубатова. Страшно повезло… повезло ли? Так, а ведь мы опять возвращаемся к основному вопросу: как, собственно говоря, и с какой целью я сюда попал? Может, я все же схлопотал инфаркт и теперь просто брежу на смертном одре? Н-да… Забавный получается бред. Если действительно так, то как приду в себя, сразу переквалифицируюсь из Нарпредов в писатели-фантасты.
Олег сосредоточился и попытался восстановить в памяти всю цепочку событий за последние три недели, с момента осознания себя у загородного трактира. Иногда в дурном сне такое усилие заставляло его вынырнуть на поверхность, в реальность, осознать, что окружающее нереально. Но нет, нелогичных перескоков с пятого на десятое в памяти не задержалось, и всплыть на поверхность бреда тоже не удавалось. Оставалось смириться с тем, что если его окружают сон и бред, то на редкость реальные, не уступающие логичностью настоящему миру. В таком можно либо жить, либо умереть. Умирать не хотелось. Следовательно, до обретения полной ясности придется барахтаться. Авось из сливок да собьется хоть какое-то масло в качестве опоры для ног…
Движение в зале отвлекло его от мрачных мыслей. Ольга по-прежнему сосредоточенно жевала, хотя уже и не с таким увлечением, потихоньку озираясь по сторонам. Возле входной двери стояли, озираясь, двое мужчин, к ним спешил официант. Один, в форменной куртке, показался Олегу знакомым. Когда тот сделал шаг вперед и лампа осветила его лицо, Олег с уверенностью опознал в нем инженера Овчинникова с завода «Манометр». Второго он не знал.
Оглядевшись, новоприбывшие, встреченные приветственными возгласами, направились к группе горных инженеров. Хотя за их столом уже не оставалось места, двое инженеров быстро придвинули второй стол, приставив его торцом. Затем вся компания погрузилась в тихий неспешный разговор.
Олег снова взглянул на Оксану. Та, видимо, уже насытилась, но продолжала жевать – как видно, впрок. Девушка ответила ему вопросительным взглядом. Он улыбнулся ей быстрой ободряющей улыбкой, коротко бросил «Я сейчас», поднялся из-за столика и решительно подошел к инженерам.
— Добрый вечер, Степан Васильевич, — негромко произнес он. — Добрый вечер, господа.