— Ну вот и договорились, — улыбнулся Олег. — Когда вы собираетесь полноценный запуск устраивать? Через неделю?
— Да, примерно так. Хочу еще раз проверить все соединения и трубы. Не дай бог лопнет стык при ста пятидесяти атмосферах!
— Правильный подход, — одобрительно кивнул Олег. — Вы, Евгений Ильич, уж постарайтесь не возложить свой живот на алтарь науки. Что я без вас делать стану? В общем, мы с Оксаной появимся или на запуске, или незадолго до того. Ну, а пока я вас оставлю, если не возражаете.
Вырваться от горящего энтузиазмом Овчинникова на пару с по уши вымазанным в мазуте Гакенталем удалось только часа через три. Олег заразился общим воодушевлением и тоже перепачкался в саже и мазуте, ковыряясь в механических потрохах, лишь отдаленно напоминающих обычный движок внутреннего сгорания на четырех цилиндрах. Однако коленвал эти потроха, пусть и с неимоверными треском и чадом, вращали исправно, и Олег еще полчаса ругался с инженером и владельцем завода насчет тонкостей установки свеч зажигания и впрыска топлива. Разумеется, слаженными усилиями ему как дважды два доказали, что он полный дилетант в области построения двигателей, после чего Овчинников лично встал к станку, отогнав от него рабочего, и начал рассверливать заготовку цилиндра по указанному Олегом методу.
Наконец, отсутствующе улыбаясь и недоумевая, почему он все-таки не пошел в свое время в автомеханики (и уж точно не пришлось бы Нарпредом работать!), Олег плюхнулся на сиденье пролетки с поднятой крышей рядом с откровенно изнемогающим Крупецким. Тот широко зевнул.
— Куда пан едет сейчас? — равнодушно осведомился филер, щелкая крышкой часов. — Четыре часа времени пополудни. Домой? Или к пану Зубатову на доклад?
— Да что ему докладывать! — скривился Олег. — Все по плану, мелкие детали прорабатывают. Был бы пан Зубатов инженером, может, и полюбопытствовал бы. Так что лучше домой. Опять же, завтра я собираюсь на встречу с Ухватовым – ну, тем рабочим с Ковригинской мануфактуры, где я бунт подавлял, — он невесело хмыкнул. — Суббота, он наверняка в кабак намылится после работы, там я с ним и потолкую. А то шеф уже мне вчера намекал, что почти неделя прошла с того момента, как он мне задание поставил. Так что мы с вами, Болеслав Пшемыслович, еще раз потолкуем о том, как к людям с умом подходить.
— Говорил же я, что не сведущ в тех делах, — вяло отбрехнулся филер. — Другое у меня занятие. Ну да ладно, поговорим.
— Вот и ладушки… — пробормотал Олег, пытаясь ухватить за ниточку мысль, после разговора с Ваграновым лениво болтавшуюся где-то на заднем плане. — Что же я еще сделать хотел-то, а? О! Вспомнил. Извозчик! Гони на Староконюшенный! Дом двадцать четыре, перекресток с Сивцевым Вражком. Хочу на всякий случай к Бархатову на квартиру заехать, — пояснил он слегка удивленному Крупецкому. — Он, как я понял, там давно не появлялся, наверно, хозяева уже его комнату кому-то другому сдали. Авось что из вещей сохранилось. Я письма в основном в виду имею – вдруг да пойму, куда он делся. Парень, кажется, умный и талантливый, хорошо бы вытащить его из компании эсеров.
— Зря только время потратим, — усмехнулся поручик. — Вещи наверняка в полицию забрали, а скорее хозяева прибрали к рукам что получше, остальное, включая письма, в печке сожгли.
— Ну, потратим так потратим, — пожал Олег плечами. — Невелик крюк.
При предвечернем свете осеннего дня дом Бархатова выглядел совсем не так, как в густых сумерках. Он казался куда более низким и покосившимся, за оградой, окружавшей пустой огородик, колыхалась под осенним ветром пожухлая лебеда вперемежку с бурьяном и крапивой. Олег соскочил с пролетки, зябко закутавшись в слишком холодное для сезона долгополое пальто, называвшееся здесь шинелью. Набычившись и поглубже надвинув фуражку, чтобы в глаза не попадала висящая в воздухе водяная пыль, он двинулся к входной двери. Крупецкий с иронией следил за ним из пролетки, не двигаясь с места.
На приступке сидел и курил вонючую самокрутку неопрятный мужик с клочковатой бороденкой и в зипуне. Его глубоко посаженные мутные глаза ощупали приближающегося гостя, но никаких чувств не выдали.
— Эй, дядя, — спросил его Олег, — хозяин дома где?
— Хозяин? — переспросил мужик, сплевывая. — А тебе зачем?
— По делу, — мужик вызывал у Олег смутное чувство опасности. Он попытался вспомнить, видел ли раньше собеседника, и не смог. — Жилец тут у вас обитался, хочу его комнату посмотреть.
— А ты кто будешь, мил человек? И по какому праву в чужой дом лезешь?
— По своему праву, — буркнул Олег. — Охранное отделение. Ты хозяин?
— Ну я, — зипун пожал плечами. — Что за жилец-то?
— Бархатов Кирилл. Недели три назад к нему с обыском приходили, помнишь? Хочу еще раз комнату посмотреть.
Краем глаза Олег заметил, что Крупецкий тоже спрыгнул с пролетки и теперь медленно приближается, держа правую руку в кармане. Хозяин метнул на филера странный взгляд и лениво поднялся на ноги.
— Ну что же, смотрите, — проговорил он, отводя глаза и бочком отходя в сторону. — Я не против, коли надо. А я пойду пока, дров нарубить надо, воды принести…
— Стоять! — внезапно резко скомандовал Крупецкий, выдергивая из кармана револьвер и наводя его на мужика. — Ты, пся крев, ну-ка, руки поднял, быстро!
Неожиданно быстро мужик метнулся к филеру. Грохнул выстрел, от косяка полетели щепки. Олег еще только начал поворачиваться, непонимающе открывая рот, а мужик уже перемахнул через плетень и юркнул в заросли бурьяна.
Крупецкий, грязно ругаясь по-польски, на четвереньках вскочил в луже, куда со всего размаха плюхнулся спиной, и вытянул в сторону убегающего комок грязи, в который превратился «браунинг». Однако выстрела не последовало – очевидно, курок заклинило. Через пару секунд убегающий резво нырнул в какой-то лаз и пропал из виду. Еще несколько мгновений спустя из виду пропала и пролетка с настегиваемой лошадью: извозчик явно решил, что на сей раз с седоков плату за проезд можно и не требовать.
— Матка боска! — простонал Крупецкий, поднимаясь с четверенек. Жидкая грязь текла с него ручьем. — Упустил курву, ох, упустил! Ну, сволочи…
Следующие несколько минут Олег с интересом слушал, как Крупецкий на все корки костерил сбежавшего по-русски и по-польски. Улучшив момент, он вклинился в короткую паузу и поинтересовался:
— А кто он, Болеслав Пшемыслович?
Крупецкий бешено развернулся к нему… и умолк. С полминуты он глубоко дышал, краска ярости медленно сходила с его лица.
— Да уж, Олег Захарович, — мрачно сказал он, — теперь я понимаю, почему Сергей Васильевич вас одного отпускать боятся. Жаль, конечно, что я его упустил, да только без меня вы бы сейчас точно мертвяком лежали. Неужто не опознали, а? Он же в вас стрелял тогда вечером… — Он вытянул руку и продемонстрировал еще один комок грязи, в котором Олег с удивлением опознал ту самую бороду, которая только что украшала лицо сбежавшей личности.
Внезапно Олег почувствовал, что у него становятся ватными и подгибаются коленки. Теперь он понял, что в мужике ему показалось знакомым. Взгляд. Угрюмый взгляд исподлобья, жесткий, оценивающий, внимательный. Тогда, вечером, в комнатушке в этом самом доме, он плохо разглядел подсвеченные неверным светом лампы лица собеседников. Но взгляд… взгляд он запомнил.
— Мазурин? — прошептал он, отчаянно пытаясь справиться с участившимся дыханием. — Тот, что в меня стрелял?
— Точно так, — сумрачно подтвердил филер. — Террорист. Только бороду наклеил. Ну, шустрый какой, курва! Вот, — он попытался стряхнуть грязь со своей шинели, потом просто растянул ткань, просунув пальцы в прореху. — Ножом в ребра сунул, еле успел извернуться. Только что он здесь делал, а?
Олег глубоко вздохнул и усилием воли взял себя в руки.
— А вот сейчас и выясним, — сумрачно сказал он. — Догонять Мазурина, как я понимаю, смысла нет?
Крупецкий отрицательно качнул головой.
— Он наверняка здешние огороды как свои пять пальцев знает, — пояснил он. — А я не знаю. Не найти.
— Значит, идем в дом, — решительно заявил Олег. — Не просто же так он здесь сидел.
В сенях дверь в комнату стояла, как и в прошлый раз, приоткрытой. Олег ступил внутрь и прищурился, пытаясь в тусклом свете, сочащемся из распахнутого настежь оконца, разглядеть, что за серая куча валяется на кровати. Потом он услышал слабый стон. Крупецкий, оттеснив его плечом, стремительно подошел к кровати с склонился над кучей.
— Матка боска… — прошептал он. — Не повезло бедолаге.
Олег рванулся к нему. Распростершийся на кровати Бархатов еще дышал, дыхание со скрежетом вырывалось у него из груди, из которой торчала рукоять ножа. Острая бородка на запрокинувшемся лице уставилась в потолок. Только теперь Олег сообразил, что черное пятно на полу – кровь.
— Поздно… — прошептал химик. — Я… не хотел. Я… отказался… делать бомбы. Скоро… месяц или два… предупредите…
Его тело скрутило судорогой, изо рта толчком выплеснулась кровь. Потом тело Бархатова безжизненно вытянулось и замерло.
— Наверное, кто-то здесь его стерег, — сказал за спиной Олега филер. — Услышал выстрел, пырнул ножом и ушел через окно.
— Зачем? — резко обернулся к нему Олег. — Он же был… с ними?
— Вы же сами слышали, пан Кислицын, — пожал плечами поручик. — Наверное, он отказался делать бомбы, и они сочли его предателем. Опять же, вы к нему приходили. Могли решить, что продался Охранке, а с предателями эсеры не церемонятся. Но вот же сучьи дети – не побоялись вернуться на засвеченную явку!
— Значит, — пробормотал Олег, — значит… из-за меня? Из-за меня убили?
— Не исключено, — филер снова пожал плечами. — А может и нет. Пойдемте-ка отсюда, Олег Захарович. Не ровен час, вернутся. Не отобьюсь я один от двоих-троих голыми руками. Надо в полицию сообщить и обыск по полной форме учинить. Хотя не думаю, что найдут что-то… Пойдемте.
Он цепко ухватил за рукав Олега, на которого напал какой-то столбняк, и потянул его к выходу. Тот, не сопротивляясь, двинулся за ним. Из-за меня погиб человек… Из-за меня погиб человек! — билось у него в висках. Из-за меня!