Допускаю, что академик не счел нужным объяснить, почему он несколько десятилетий писал о прямо противоположном – о том, что мирное сосуществование есть не что иное, как форма классовой борьбы на международной арене. Выходит, теперь философ отказался от этого. Что ж, взгляды, бывает, меняются. Однако, как мне представляется, долг ведущего философа все же повелевает ему объяснить хотя бы тем, кто учился и учится по его книгам: что, разве сегодня международный рабочий класс уже не противостоит мировому капиталу в лице своих государственных и политических органов?..»
— Да здесь еще ладно, — хмыкнул Олег, — ты дальше читай. Там про космополитизм пассаж парой абзацев ниже.
— Где? А, вижу…
«Тревожит меня и вот что: с воинствующим космополитизмом связана ныне практика „отказничества“ от народной справедливости. К сожалению, мы спохватились лишь тогда, когда его неофиты своими бесчинствами мозолят глаза перед самыми святыми историческими памятниками. Более того, нас как-то исподволь приучают видеть в названном явлении некую почти безобидную смену „местожительства“, а не классовую и национальную измену лиц, большинство которых на наши же общенародные средства окончили вузы и аспирантуры. Вообще некоторые склонны смотреть на „отказничество“ как на некое проявление „демократии“ и „прав человека“, талантам которого помешала расцвести „застойная справедливость“. Ну а если и там, в „свободном мире“, не оценят кипучую предприимчивость и „гениальность“ и торг совестью не представит интереса для спецслужб, можно возвратиться назад…»
Олег выхватил «Народную Ростанию» из рук начальника Канцелярии и потряс ей в воздухе, потом небрежно бросил на стол. Листы газеты разлетелись по ковру. Народный Председатель принялся возбужденно ходить из угла в угол.
— Ну и чего ты раздухарился? — лениво спросил Бирон. — Можно подумать, не я, а ты у нас немец. Подумаешь, еще одна преподша научных основ Пути Справедливости. Ей такую фигню всю жизнь в башку вбивали. Ты-то чем удивлен? Институт забыл? Или в первый раз эту газетенку в руки взял, что ли? Там же все такие, на голову ушибленные.
— Если не считать той мелочи, что статья вышла через три дня после моего интервью в «Новостях», я ничему не удивлен, — зло буркнул Олег. — Первозванова – наверняка мелкая сошка, пустое место. Мне не интересно, что она вбивает в головы несчастным студентам. Мне интересно, какой хрен с горы дал указание поставить писульку в номер.
— А при чем здесь твое интервью? — насторожился Бирон.
— Ты его вообще читал? — Олег обошел стол и бухнулся в жалобно скрипнувшее кресло.
— Нет. Зачем? — начальник Канцелярии пожал плечами и сдержанно зевнул. — Мы же обговаривали содержание. А мелочи контролировать – на то у меня специальные люди есть.
— Содержание мы обговаривали. А вот детали ты не знаешь. А у меня там как раз есть пара фраз насчет «космополитизма». И о том, что пора пересматривать наши отношения с Сахарой в контексте изменившейся международной политической ситуации.
— Так, — Бирон насторожился. — Под рукой есть?
— Есть. Обрати внимание на пятый вопрос.
Олег выдернул из-под кипы бумаг помятый номер «Новостей» и кинул ему. Начальник Канцелярии на лету подхватил газетную тетрадку и зачитал вслух:
— «…современная Сахара разительно отличается от той, что была полвека назад. Классовая борьба пролетариата сделала свое дело: владельцы заводов и фабрик поняли, что им выгоднее жить в мире со своими работниками, чем постоянно бороться с демонстрациями и забастовками. Современное капиталистическое производство учитывает интересы не только собственников, но и наемных рабочих. Профсоюзы защищают права пролетариата настолько эффективно, что даже забастовки в настоящее время достаточно редки. Фактически капитализм мирно, эволюционным путем, инкорпорировал в себя многие идеалы Пути Справедливости. Полагаю, в относительно недалекой исторической перспективе можно говорить о конвергенции двух политико-экономических формаций, их схождении к одной исторической сущности, гармонично включающей в себя элементы обеих систем. Разумеется, и для народной экономики Ростании необходимо задействовать многое из южного опыта. Очень аккуратно, с учетом исторических реалий и далеко не все, но, тем не менее, задействовать.
Интеграция в мировую экономику на современном этапе чрезвычайно важна для нас. Закрывать глаза на то, что мир меняется, чрезвычайно опасно, и многое из ранее называвшегося „космополитизмом“, на самом деле требует переосмысления с современных позиций…»
— Ну ты даешь, фокусник, — усмехнулся Павел. — Разумеется, на тебя сейчас всех собак спустят. Ты-то на что рассчитывал после таких заявлений? Думаешь, Нарпред – и все, твори что хочешь? Знаешь, сколько по стране первозвановых? Сидящих на тепленьких местечках преподавателей политэкономии, инструкторов, профоргов, общественников и на прочих непыльных должностях? Десятки, а то и сотни тысяч, целая армия! Они в жизни полезным трудом не занимались, только другим рассказывали, как хорошо простому человеку жить у нас и как плохо – у них. А ты под них копаешь, почву из-под ног выбиваешь. Куда они пойдут в случае чего? Да они тебя в клочья порвут за свои зарплаты.
— Пашенька, — Олег наклонился вперед, губы искривила злая улыбка, — я не младенец. Я знаю все как минимум не хуже тебя. Надутого болвана, что у нас на истфаке на четвертом курсе научную философию преподавал, я до сих пор помню. И именно его я держал в голове, когда продумывал, что говорить нужно.
— Ну и что тебе не нравится? — осведомился Бирон. — Я так понимаю, именно такой реакции ты и ожидал, провокатор. От меня-то чего хочешь?
— Ожидал, — согласился Народный Председатель. — Да только не через три дня и не в центральной газете. Так что от тебя, друг мой любезный, мне нужна информация. Напряги оперативный отдел, пусть выяснит, кто на самом деле госпожа Первозванова, кто за ней стоит, кто дал указание напечатать письмо… Понял? А потом… — Он сделал движение, словно скручивал голову курице. — Если они хотят открытой войны, они ее получат. Устал я от подковерных игр. В конце концов, меня всенародным голосованием выбрали…
— При помощи Хранителей, — хладнокровно уточнил Бегемот. — Точнее, того кадра, который тебе в том мире явился. Жа… Жабо?
— Джао, — внезапно Олег как-то погас. Он откинулся на спинку кресла, его взгляд сделался сонным, напряжение сошло с лица. — Да, Джао. И Робин.
Бирон внимательно посмотрел на Кислицына.
— Все еще не отошел? — сочувственно спросил он.
— Да какое там отошел… — махнул Олег рукой. — Все думаю, может, еще раз у врача своими мозгами поинтересоваться. Не у Келукайне, а у кого еще. Может, я все-таки свихнулся, а? Инопланетяне, модели, эталоны…
— Я тебе одно повторить могу, что уже тысячу раз говорил, — Бирон скривился. — Если бы я своими глазами не видел Хранителей, если бы не просмотрел десяток кинушек из закрытых архивов на предмет их возможностей, я бы, возможно, и решил, что ты крышей поехал. А после кинушек… Короче, расслабься и выжидай. Только поаккуратнее с «такуналом». Еще подсядешь на колеса – вот подарочек выйдет Ведерникову сотоварищи! Нарпред-торчок – классный повод свернуть все реформы.
— С «такуналом» я завязал, — рассеянно сообщил Олег. — Думать мешает. Я другого понять не могу – как время в том мире и у нас соотносится? Сначала вроде бы один к одному шло, если по первым сливам памяти судить. А теперь, выходит, у нас быстрее? Вот блин! И сколько мне очередной серии ждать?
— Расслабься, — посоветовал Бирон. — Вообще не думай о них. Воспринимай как кино. А хочешь, я тебе настоящих фильмов подкину? Фантастических, сахарских? Там такие спецэффекты – жуть, на компьютерах рисуют. Там тебе не модельки на ниточках, как у нас. Ребята из первого отдела из загранкомандировки притаранили штук тридцать кассет на пятерых. Не нелегалы, мать их за ногу, а фарцовщики какие-то! Надо?
— Потом, — Олег встряхнулся. — Ладно, если у тебя дела, можешь топать. Не забудь, о чем я просил. Только потише там, неофициально выясняй. Может, Шварцмана подключить, а то он только зря казенные фонды проедает.
— Заметано, — кивнул начальник Канцелярии. — Сделаем клиента без шума и пыли. Кстати, читал отчет о вчерашнем митинге под Варежкой?
— Где? — озадаченно спросил Олег.
— Не знаешь? — поразился начальник Канцелярии. — Ну ты даешь, абориген хренов. Ну, как его, памятник сталеварам и танкистам у Северного вокзала, там еще мужик стоит с вытянутой вперед рукой, — он вытянул руку, изображая позу чугунного мужика.
— И что?
— А на руке – варежка, — терпеливо пояснил Бирон. — Защитная, сталеварская.
— Да я не про варежку, — мотнул головой Народный Председатель. — Что там с митингом?
— Ничего особенного. Неформалы опять толкуют про реформы, про ускорение… Ну, в общем, некоторые твои речи пересказывают.
— Замечательно. Всю жизнь мечтал о такой популярности. И что? Надеюсь, не разгоняли водометами?
— Да нет, там всего человек полста тусовалось. Приехал патруль УОД, настучал паре особо неформалистых и крикливых электродубинками по рогам, остальные сами разошлись. Даже не арестовали никого. Я как отчет одэшников прочитал, с самим Голосуповым связался. Тот, говорит, специально дал директиву не зверствовать особенно, если митинги, пусть и несанкционированные, в твою поддержку.
— Смотри-ка, у него даже мозги какие-никакие имеются, — хмыкнул Олег. — Знаешь что, друг ситный, сделай-ка ты мне вот что. Собери информацию о настроение в обществе на предмет поддержки подобной галиматьи. Ну, там перестройка, ускорение, все такое. А я дам задание Голосупову. Интересно мне сравнить твои отчеты и СОД.
— Сделаю, — Павел вытащил записную книжку и поставил пометку. — Не доверяешь, значит…
— Да, не доверяю, — задумчиво согласился Олег. — Не нравится мне Голосупов в последнее время. Печенкой чую – что-то с ним не так. Скользкий какой-то стал, взгляд уклончивый. Наш ли он все еще человек, вот вопрос.