– Прохор Кузьмич, почем ситец? – заискивающе спросила женщина с усталым от бесконечных забот лицом.
– По деньгам, тетка Марфа. Тридцать копеек за аршин.
– Это что же так дорого?!
– Потому что товар уж больно хорош. Глянь, какой рисунок? А цвет? Новая краска. Ни в жисть не выцветет.
– Вы прошлый раз тоже так говорили, а он после стирки и того, – осторожно возразила клиентка.
– Это оттого, что вы вальком дерете безо всякого понятия, – снисходительно пояснил глупой бабе всю глубину заблуждений приказчик. – Стирать надобно аккуратно, можно сказать ласково. Тогда и ткань будет служить долго и рисунок вовек не сойдет. Сколько отрезать-то?
– Кубыть три аршина, – вздохнула тетка Марфа, прикидывая финансовые потери.
– Заплатите сейчас?
– Да где уж. Вы, Прохор Кузьмич, уж будьте любезны, запишите в тетрадочку. А мой, как получит положенное, так сразу и рассчитаемся.
– Рассчитаетесь вы, как же, – сварливо отвечал Прошка, отмеряя ткань. – Небось опять запьет твой мужик и про долги не вспомнит!
Несчастная тетка Марфа, прекрасно понимая, что такая перспектива более чем возможна, возражать не посмела, но и отступать не стала. Потому как мужнина пьянка это одно, а новые рубашки детям справить надо!
В этот момент внутрь лавки вошла девушка, при виде которой сердце приказчика затрепетало.
– Здравствуйте, Степанида Акимовна, – вежливо поприветствовал он новую посетительницу, – давненько вы к нам не захаживали.
Ответом ему было ледяное молчание. Решив, что нежданная гостья не хочет говорить при посторонних, Прохор бросился выпроваживать клиентку.
– Ладно уж, тетка Марфа, – сунул он ей отрез ткани. – Запишу тебя в тетрадочку. Ступай с богом.
– Мне бы еще спичек и мыла, – попыталась задержаться навострившая уши женщина, но не тут-то было.
– Ступай, говорю, – прошипел приказчик, – не дам в долг более ничего!
– А вот…
– Вали отсюда!
– Ладно-ладно, – засобиралась женщина, с жадным любопытством поглядывая на все еще не проронившую ни слова девушку. – Иду ужо!
– Что желаете, Степанида Акимовна? – завертелся вьюном Прохор, с вожделением поглядывая на Стешу. – Сукно жаккардовое имеется, ситчики веселенькие, а то, может, платок шелковый пожелаете? Только скажите, сей момент ваше станет!
– Семка в больнице лежит, – бесцветным голосом проронила наконец девушка.
– Чего? – не понял сначала приказчик.
– Фельдшер сказывает, что помрет…
– Ишь ты, – почти искренне огорчился сообразивший, в чем дело, Прошка. – Видит бог, не хотел я такого.
– А что ты хотел?
– Поучить маленько, – пожал плечами парень, прикидывая про себя, не будет ли ему неприятностей за побои и кого надо первым делом умаслить в полиции, чтобы делу ход не давали. – Чего этот сопляк надо мной насмехался?
– Поучить, значит? – переспросила Степанида и внезапно вытащила из-за пазухи большой револьвер.
– Ты чего? – округлил глаза никак не ожидавший такого поворота приказчик. – Не балуй, слышишь!
Ответом ему был громкий щелчок взводимого курка, показавшийся местному Казанове звоном погребального колокола. В другое время он, может, бросился вперед да вырвал у девушки оружие, благо силы имел немерено, но теперь между ними стоял высокий прилавок, который враз не перескочишь.
– Караул! Убивают! – заверещала так никуда и не ушедшая до сих пор тетка Марфа, после чего рысью бросилась вон, прижимая к груди драгоценную мануфактуру.
– Молись! – кротко велела порядком струхнувшему приказчику Стеша.
– Не стреляй, – взвизгнул тот, шмыгнув под прилавок.
– Стеша, стой! – раздался от двери голос Будищева.
– Не останавливай меня, – глухо прошептала девушка. – Он Семена убил!
– Во-первых, не убил, – мягко возразил ей Дмитрий, – врач сказал, что ничего страшного с ним не случилось. До свадьбы заживет.
– Правда? – вспыхнула, обернувшись к нему, Степанида.
– Еще какая правда, – осторожно, чтобы не напугать, подвинулся к ней подпоручик. – А во-вторых, поверь, не стоит оно того. Уж я-то знаю…
Пока он так уговаривал девушку не наделать глупостей, прячущийся за прилавком Прохор заметил, что на него никто не обращает внимания, и решил действовать. Пробравшись на карачках под откидной столешницей, приказчик выскочил из своего укрытия и, отпихнув в сторону никак не ожидавшую такого подвоха Стешу, завладел ее револьвером.
– Ишь что удумала, подстилка господская! – заорал он, ощутив в руке тяжесть оружия. – Вот я тебя в полицию сдам, хлебнешь на каторге с шила патоки!
– Что ты сказал, говнюк? – встал между ним и упавшей девушкой Будищев.
– Не подходи! – продолжал блажить почувствовавший себя героем Прошка. – Я про тебя слыхал, по тебе тоже тюрьма плачет!
– Да что ты говоришь? – криво усмехнулся моряк, прикидывая про себя: сразу пристрелить мерзавца или сломать ему для начала пару конечностей.
– Да! Вы оба бандиты и социалисты! Думали, не догадаюсь? Шалишь, брат, я вас сразу раскусил! Ничего, сейчас полиция подоспеет…
– И что ты сделаешь? – поинтересовался Дмитрий.
– Всех вас сдам, скажу, вы меня грабить пришли с револьвером, вот!
– Положи ствол, придурок, пока я тебе его никуда не засунул!
– Ах ты!.. – вспыхнул приказчик от просквозившего в словах подпоручика презрения и нажал на спуск.
Мудреный механизм исправно сработал, курок щелкнул по шпендику и… ничего не случилось.
– Он что, незаряжатый? – растерянно спросил Прошка, с недоумением разглядывая оказавшееся бесполезным оружие.
– Ну почему же не заряжен, – почти сочувственно улыбнулся Будищев. – Просто капсюля на место не вставлены.
– Вона как, – протянул приказчик и тут же согнулся от удара под дых.
– Слушай сюда, урод, – прошипел Дмитрий, вывернув приказчику руку, так что он и дернуться не мог. – За Семку я бы тебе просто ноги переломал, а вот если бы Стешу на каторгу из-за такого, как ты, дерьма отправили…
– Пустите, ваше благородие…
– Ты смотри, уже и благородием стал…
Примерно через четверть часа на месте происшествия появилась полиция, в лице городового Тихона Зыкина.
– Есть кто живой? – опасливо крикнул он в дверь, выставив перед собой саблю.
– Заходи, не бойся, – с усмешкой отвечал ему Дмитрий, добавив про себя: «Выходи, не плачь».
– Это что у вас тут приключилось? – округлил глаза страж порядка, увидев избитого и связанного Прохора и стоящего рядом с ним флотского офицера.
– Да вот, – пожал плечами подпоручик, – напал на защитника отечества, понимаешь!
– Прохор-то? – с явным недоверием в голосе протянул Тихон, неумело убирая клинок в ножны.
– И еще револьвером угрожал, – добавил Будищев.
– Каким-таким револьвером? – еще больше удивился городовой, сам так и не сподобившийся приобрести себе огнестрел и обходившийся при охране порядка кулаками, лишь для самых буйных приберегая сабельные ножны[29].
– А вот, – показал Дмитрий.
– Ишь ты, – подобрался старый служака. – Откуда только он у него взялся?
Услышав эти слова, приказчик встрепенулся и, с надеждой посмотрев на полицейского целым глазом, попытался что-то промычать, но со сломанной челюстью это было несколько несподручно.
– Любезнейший, – нахмурился моряк, – мне показалось, или ты подвергаешь сомнению слова офицера флота?
– Никак нет, ваше благородие! – испугался городовой. – Не извольте сомневаться, сейчас я этого паразита в околоток доставлю, а уж там разберемся, и где он револьвер взял, и кто его надоумил с им на господ кидаться. Только уж вы, господин подпоручик, соблаговолите с нами пойти. Чтобы, значит, показания дать по всей форме.
– Это можно, – кивнул Будищев.
Не выглядевший слишком здоровым Зыкин неожиданно легко поднял за шиворот Прохора и пихнул впереди себя, иди, мол. Тот, и не подумав сопротивляться, покорно поковылял, время от времени припадая на ушибленную ногу.
– Стеша, нам пора, – позвал отрешенно сидевшую в уголочке девушку Дмитрий.
– Хорошо, – как-то безучастно кивнула она.
– Ну что с тобой? – наклонился над ней моряк.
– Я думала, я его убью, – всхлипнула она. – Револьвер Семка из квартиры уволок перед самым обыском. Говорил, что будет меня защищать, а он даже не заряжен…
– Бывает.
– Будищев, научи меня стрелять! – с неожиданной страстью в голосе попросила Степанида.
– Прямо сейчас?
Полицейский околоток за прошедшие несколько лет ничуть не изменился, и даже надзирателем здесь по-прежнему служил все тот же штабс-капитан Деревянко.
– Что тут у вас? – с ленцой в голосе поинтересовался он, уставившись на избитого приказчика и бравого моряка.
– Нападение на господина офицера, – отрапортовал городовой.
– Даже так?
– Здравия желаю, господин штабс-капитан, – протянул ему руку Будищев.
– Мы знакомы? – удивился тот, отвечая на рукопожатие.
– Встречались, – ухмыльнулся Дмитрий.
– И где же?
– Здесь.
– Вот это поворот, черт возьми! – округлил глаза вспомнивший его полицейский. – Прямо скажу, не ожидал!
– Если честно, я тоже.
– Но что же случилось?
– Их благородие, значит, желают жалобу подать, – вмешался преданно глядевший в глаза начальству Зыкин.
– На кого?
– Так на Прошку же. Он, стервец, удумал господину подпоручику револьвером угрожать.
Услышав обвинение, смирно стоявший до сих пор приказчик встрепенулся и бросился в ноги к полицейскому, пытаясь что-то промычать, но бдительно следившие за ним городовые немедленно пресекли эту попытку и скрутили задержанного.
– Господи, совсем мир с ума сошел! – брезгливо посмотрел на него Деревянко.
– И не говорите, господин штабс-капитан, – поддакнул Будищев.
– А вы, собственно, каким образом в его лавке оказались? Это ведь в лавке случилось, не так ли?
– Случайно, – равнодушно пожал плечами Будищев. – Услышал шум и зашел. А он там бушует. Девушку какую-то обидел, оружием размахивал… вероятно, выпил лишнего. Вот и пришлось его успокоить.