— Прохор Кузьмич, почем ситец? — заискивающе спросила женщина с усталым от бесконечных забот лицом.
— По деньгам, тетка Марфа. Тридцать копеек за аршин.
— Это что же так дорого?!
— Потому что товар уж больно хорош. Глянь, какой рисунок? А цвет? Новая краска. Ни в жисть не выцветет.
— Вы прошлый раз тоже так говорили, а он после стирки и того, — осторожно возразила клиентка.
— Это оттого, что вы вальком дерете безо всякого понятия, — снисходительно пояснил глупой бабе всю глубину заблуждений приказчик. — Стирать надобно аккуратно, можно сказать ласково. Тогда и ткань будет служить долго и рисунок вовек не сойдет. Сколько отрезать-то?
— Кубыть три аршина, — вздохнула тетка Марфа, прикидывая финансовые потери.
— Заплатите сейчас?
— Да где уж. Вы, Прохор Кузьмич уж будьте любезны, запишите в тетрадочку. А мой как получит положенное, так сразу и рассчитаемся.
— Рассчитаетесь вы, как же, — сварливо отвечал Прошка, отмеряя ткань. — Небось опять запьет твой мужик и про долги не вспомнит!
Несчастная тетка Марфа, прекрасно понимая, что такая перспектива более чем возможна, возражать не посмела, но и отступать не стала. Потому как мужнина пьянка это одно, а новые рубашки детям справить надо!
В этот момент внутрь лавки вошла девушка, при виде которой сердце приказчика затрепетало.
— Здравствуйте, Степанида Акимовна, — вежливо поприветствовал он новую посетительницу, — давненько вы к нам не захаживали.
Ответом ему было ледяное молчание. Решив, что нежданная гостья не хочет говорить при посторонних, Прохор бросился выпроваживать клиентку.
— Ладно уж, тетка Марфа, — сунул он ей отрез ткани. — Запишу тебя в тетрадочку. Ступай с богом.
— Мне бы еще спичек и мыла, — попыталась задержаться навострившая уши женщина, но не тут-то было.
— Ступай, говорю, — прошипел приказчик, — не дам в долг более ничего!
— А вот…
— Вали отсюда!
— Ладно-ладно, — засобиралась женщина, с жадным любопытством поглядывая на все еще не проронившую ни слова девушку. — Иду ужо!
— Что желаете, Степанида Акимовна? — завертелся вьюном Прохор, с вожделением поглядывая на Стешу. — Сукно жаккардовое имеется, ситчики веселенькие, а то может, платок шелковый пожелаете? Только скажите, сей момент ваше станет!
— Семка в больнице лежит, — бесцветным голосом проронила, наконец, девушка.
— Чего? — не понял сначала приказчик.
— Фельдшер сказывает, что помрет…
— Ишь ты, — почти искренне огорчился сообразивший в чем дело Прошка. — Видит бог, не хотел я такого.
— А что ты хотел?
— Поучить маленько, — пожал плечами парень, прикидывая про себя, не будет ли ему неприятностей за побои и кого надо первым делом умаслить в полиции, чтобы делу ход не давали. — Чего этот сопляк надо мной насмехался?
— Поучить, значит? — переспросила Степанида и внезапно вытащила из-за пазухи большой револьвер.
— Ты чего? — округлил глаза никак не ожидавший такого поворота приказчик. — Не балуй, слышишь!
Ответом ему был громкий щелчок взводимого курка, показавшийся местному Казанове звоном погребального колокола. В другое время он может бросился вперед, да вырвал у девушки оружие, благо, силы имел немеряно, но теперь между ними стоял высокий прилавок, который враз не перескочишь.
— Караул! Убивают! — заверещала так никуда и не ушедшая до сих пор тетка Марфа, после чего рысью бросилась вон, прижимая к груди драгоценную мануфактуру.
— Молись! — кротко велела порядком струхнувшему приказчику Стеша.
— Не стреляй, — взвизгнул тот, шмыгнув под прилавок.
— Стеша, стой! — раздался от двери голос Будищева.
— Не останавливай меня, — глухо прошептала девушка. — Он Семена убил!
— Во-первых, не убил, — мягко возразил ей Дмитрий, — врач сказал, что ничего страшного с ним не случилось. До свадьбы заживет.
— Правда? — вспыхнула, обернувшись к нему Степанида.
— Еще какая, правда, — осторожно чтобы не напугать подвинулся к ней подпоручик. — А во-вторых, поверь, не стоит оно того. Уж я-то знаю…
Пока он так уговаривал девушку не наделать глупостей, прячущийся за прилавком Прохор заметил, что на него никто не обращает внимания, и решил действовать. Пробравшись на карачках под откидной столешницей, приказчик выскочил из своего укрытия и отпихнув в сторону никак не ожидавшую такого подвоха Стешу, завладел ее револьвером.
— Ишь, что удумала подстилка господская! — заорал он, ощутив в руке тяжесть оружия. — Вот я тебя в полицию сдам, хлебнешь на каторге с шила патоки!
— Что ты сказал, говнюк? — встал между ним и упавшей девушкой Будищев.
— Не подходи! — продолжал блажить почувствовавший себя героем Прошка. — Я про тебя слыхал, по тебе тоже тюрьма плачет!
— Да что ты говоришь? — криво усмехнулся моряк, прикидывая про себя сразу пристрелить мерзавца или сломать ему для начала пару конечностей.
— Да! Вы оба бандиты и социалисты! Думали, не догадаюсь? Шалишь, брат, я вас сразу раскусил! Ничего, сейчас полиция подоспеет…
— И что ты сделаешь? — поинтересовался Дмитрий.
— Всех вас сдам, скажу, вы меня грабить пришли с револьвером, вот!
— Положи ствол, придурок, пока я тебе его никуда не засунул!
— Ах ты! — вспыхнул приказчик от просквозившего в словах подпоручика презрения и нажал на спуск.
Мудреный механизм исправно сработал, курок щелкнул по шпендику и… ничего не случилось.
— Он что, незаряжатый? — растерянно спросил Прошка, с недоумением разглядывая оказавшееся бесполезным оружие.
— Ну почему же, не заряжен, — почти сочувственно улыбнулся Будищев. — Просто капсюля на место не вставлены.
— Вона как, — протянул приказчик и тут же согнулся от удара под дых.
— Слушай сюда, урод, — прошипел Дмитрий, вывернув приказчику руку, так что он и дернуться не мог. — За Семку я бы тебе просто ноги переломал, а вот если бы Стешу на каторгу из-за такого как ты дерьма отправили…
— Пустите, ваше благородие…
— Ты смотри, уже и благородием стал…
Примерно через четверть часа на месте происшествия появилась полиция, в лице городового Тихона Зыкина.
— Есть кто живой? — опасливо крикнул он в дверь, выставив перед собой саблю.
— Заходи, не бойся, — с усмешкой отвечал ему Дмитрий, добавив про себя «выходи, не плачь».
— Это что у вас тут приключилось? — округлил глаза страж порядка, увидев избитого и связанного Прохора и стоящего рядом с ним флотского офицера.
— Да вот, — пожал плечами подпоручик, — напал на защитника отечества, понимаешь!
— Прохор-то? — с явным недоверием в голосе протянул Тихон, неумело убирая клинок в ножны.
— И еще револьвером угрожал, — добавил Будищев.
— Каким таким револьвером? — еще больше удивился городовой, сам так и не сподобившийся приобрети себе огнестрел и обходившийся при охране порядка кулаками, лишь для самых буйных приберегая сабельные ножны.[28]
— А вот, — показал Дмитрий.
— Ишь ты, — подобрался старый служака. — Откуда только он у него взялся?
Услышав эти слова, приказчик встрепенулся и, с надеждой посмотрев на полицейского целым глазом, попытался что-то промычать, но со сломанной челюстью это было несколько несподручно.
— Любезнейший, — нахмурился моряк, — мне показалось, или ты подвергаешь сомнению слова офицера флота?
— Никак нет, ваше благородие! — испугался городовой. — Не извольте сомневаться, сейчас я этого паразита в околоток доставлю, а уж там разберемся и где он револьвер взял, и кто его надоумил с им на господ кидаться. Только уж вы, господин подпоручик, соблаговолите с нами пойти. Чтобы значит, показания дать по всей форме.
— Это можно, — кивнул Будищев.
Не выглядевший слишком здоровым Зыкин неожиданно легко поднял за шиворот Прохора и пихнул впереди себя, иди, мол. Тот, и не подумав сопротивляться, покорно поковылял, время от времени припадая на ушибленную ногу.
— Стеша, нам пора, — позвал отрешенно сидевшую в уголочке девушку Дмитрий.
— Хорошо, — как-то безучастно кивнула она.
— Ну что с тобой? — наклонился над ней моряк.
— Я думала, я его убью, — всхлипнула она. — Револьвер Семка из квартиры уволок перед самым обыском. Говорил, что будет меня защищать, а он даже не заряжен…
— Бывает.
— Будищев, научи меня стрелять! — с неожиданной страстью в голосе попросила Степанида.
— Прямо сейчас?
Полицейский околоток за прошедшие несколько лет ничуть не изменился и даже надзирателем здесь по-прежнему служил все тот же штабс-капитан Деревянко.
— Что тут у вас? — с ленцой в голосе поинтересовался он, уставившись на избитого приказчика и бравого моряка.
— Нападение на господина офицера, — отрапортовал городовой.
— Даже так?
— Здравия желаю, господин штабс-капитан, — протянул ему руку Будищев.
— Мы знакомы? — удивился тот, отвечая на рукопожатие.
— Встречались, — ухмыльнулся Дмитрий.
— И где же?
— Здесь.
— Вот это поворот, черт возьми! — округлил глаза вспомнивший его полицейский. — Прямо скажу, не ожидал!
— Если честно, я тоже.
— Но что же случилось?
— Их благородие, значит, желают жалобу подать, — вмешался преданно глядевший в глаза начальству Зыкин.
— На кого?
— Так на Прошку же. Он, стервец, удумал господину подпоручику револьвером угрожать.
Услышав обвинение, смирно стоявший до сих пор приказчик, встрепенулся и бросился в ноги к полицейскому, пытаясь что-то промычать, но бдительно следившие за ним городовые, немедленно пресекли эту попытку и скрутили задержанного.
— Господи, совсем мир с ума сошел! — брезгливо посмотрел на него Деревянко.
— И не говорите, господин штабс-капитан, — поддакнул Будищев.
— А вы, собственно, каким образом в его лавке оказались? Это ведь в лавке случилось, не так ли?
— Случайно, — равнодушно пожал плечами Будищев. — Услышал шум и зашел. А он там бушует. Девушку какую-то обидел, оружием размахивал… вероятно, выпил лишнего. Вот и пришлось его успокоить.