Продолжая говорить, он успел хорошенько рассмотреть всех спутников великого князя. Константин Победоносцев, с явным ехидством спросивший как он оказался на месте преступления. Обер-прокурор Святейшего Синода Дмитрий Толстой, буравящий взглядом моряка. Мещерский, усиленно делающий вид, что видит Будищева в первый раз.
Ни один мускул не дрогнул на лице подпоручика, но в голове неотступно крутилась мысль, — «так вот же вы, господа!»
В этот момент император, наконец, обратил внимание на появление наследника и тихо сказал:
— Сын мой, подойдите.
Александр тут же исполнил повеление отца и остановился рядом с ним с почтительным видом, а Дмитрий остался наедине с приближенными цесаревича.
— Вы – настоящий герой, — бесцветным голосом заметил Мещерский.
— Что вы, ваше сиятельство, — пожал плечами подпоручик. — Уверен, вы бы на моем месте поступили бы так же.
— Одно непонятно, — продолжил чуть поморщившийся от намека чиновник. — Все, кто окружал его величество во время этого ужасного происшествия, убиты или ранены и лишь на вас ни царапины.
— Странное совпадение, не правда ли? — добавил Победоносцев.
— Вы ошибаетесь, — возразил им Будищев, и сделал вид, что расстегивает мундир. — Ран на мне хоть отбавляй. Показать?
— Ну что вы, я вам верю! — с непередаваемым выражением на лице отказался князь.
— Но почему вы сразу не повезли раненого государя в Зимний? — задал вопрос, молчавший до сих пор Толстой.
— Из опасения за его здоровье, — пожал плечами подпоручик. — Побывав во многих делах, я по опыту знаю, что чем раньше оказана помощь, тем больше шансов на успех лечения. Кроме того, я опасался, что на привычном для императорского кортежа маршруте его могли ждать другие злоумышленники. Или вы полагаете, следовало рискнуть?
— Нет. Вы все сделали правильно.
— Благодарю за лестную оценку.
— Господин подпоручик, — раздался сзади знакомый голос. — Извольте следовать за мной.
— Ковальков, и вы здесь? — обернулся к жандарму удивленный Будищев. — Добрый день!
Глава 11
— Не такой уж и добрый, — скривил губы офицер для особых поручений.
— Для террористов и врагов престола и отечества денек, в правду сказать, не очень, — охотно согласился с ним Дмитрий. — А вот настоящие верноподданные, наверняка, в слезах от радости благодарственные молебны заказывают…
— Господин подпоручик, — ледяным тоном прервал его разглагольствования ротмистр. — Нам надо поторопиться. Его высокопревосходительство не любит ждать.
— Прошу прощения, господа, — изобразил легкий поклон в сторону предполагаемых заговорщиков Будищев, и отправился вслед за жандармом.
— Он что, издевается над нами? — недоуменно воскликнул Победоносцев.
— Похоже на то, — согласился с ним Толстой.
— А нельзя ли…
— Спасителя государя от злодеев? — усмехнулся бывший министр. — Благодарю покорно. Сегодня этот бастард нас переиграл вчистую. Однако не будем отчаиваться. Проигран бой, но не сражение. Посмотрим, что будет завтра.
— Если доживем, — поджал губы Мещерский.
— О чем вы, князь?
— О том, что как только подопечная этого негодяя окажется на свободе, на нем более не будет узды.
— Не похоже чтобы она на нем была, — буркнул бывший министр.
— А станет еще хуже!
Несмотря на то, что граф Лорис-Меликов, принадлежал к очень древнему армянскому роду, для столичной аристократии он всегда оставался выскочкой. Не то чтобы его неохотно принимали в салонах, с любимцами государя так не бывает, но всюду, где бы он ни появлялся, за его спиной тут же раздавались шепотки.
Консерваторы не любили его за приверженность к реформам. Либералы ненавидели, за то, что он твердой рукой пресекал беспорядки. Знатные бездельники презирали за кипучую энергию и за то, что свой высокий чин он выслужил на полях сражений, а не в передних высокопоставленных вельмож.
Заняв пост министра внутренних дел, Михаил Тариэлович старался проводить весьма мягкую политику, но беда заключалась в том, что никаких иных способов кроме диктаторских у него для этого не имелось.
— Здравствуйте, господин Будищев, — тепло поприветствовал он подпоручика. — Давно хотел свести с вами знакомство, да все как-то не представлялось случая.
— Здравия желаю, вашему высокопревосходительству.
— Дмитрий Николаевич, дорогой мой, давайте без чинов, — благожелательно улыбнулся граф.
— Как прикажете, — пожал плечами моряк.
— Государь сообщил мне о вашем деле, — продолжил министр. — Хочу сказать, что возмущен случившимся произволом и намерен тщательнейшим образом его расследовать. Хочу заверить, что с моей стороны будет сделано все, чтобы виновные понесли наказание и впредь подобное не повторялось.
Бархатистый голос Лорис-Меликова, казалось, обволакивал собеседника. Как и большинство кавказцев, он умел красиво говорить и производить приятное впечатление, но разгоряченный предыдущими событиями Будищев остался равнодушным к его чарам.
— Негодую вместе с вами, ваше высокопревосходительство, но нельзя ли освободить мою воспитанницу прямо сейчас?
— Отчего же нельзя, — смешался министр. — Я немедленно напишу приказ и отправлю его…
— Дайте его мне.
— Пожалуй, так будет быстрее, — согласился Михаил Тариэлович. — И знаете что, я пошлю с вами своего офицера. Так вообще не возникнет никаких проволочек.
Быстро набросав несколько строк на дворцовом бланке, Лорис-Меликов приложил к нему личную печать, после чего вызвал дожидавшегося в приемной Ковалькова.
— Господин ротмистр, вам надлежит отправиться с господином Будищевым в Кресты и проследить, чтобы известная ему особа была немедленно освобождена.
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство!
— Ни вам, ни кому иному, включая коменданта тюремного замка, не следует задавать господину подпоручику вопросы по поводу арестованной. Это понятно?
— Так точно!
— Исполняйте.
— Есть!
— А вас, Дмитрий Николаевич, — повернулся к Будищеву граф, — позвольте еще раз поблагодарить, за все, что вы сделали для России. Прежде вы проливали за нее кровь, а сегодня стали ее спасителем!
Если бы еще вчера кто-то сказал Шматову, что он будет участвовать в спасении царя, после чего побывает во дворце, где множество генералов и сановников в шитых золотом кафтанах станут его благодарить за смелость и расторопность, он бы не поверил. Да что там, он и сегодня готов был ущипнуть сам себя за руку, чтобы убедиться, не снится ли ему это все. Роскошные залы, слуги в богатых нарядах, придворные, военные и он. Вчерашний крестьянин и простой солдат посреди всего этого великолепия.
— Что, Федя, нравится? — вывел его из состояния мечтательности вопрос старого друга.
— Ага, — кивнул парень. — Я такого прежде и в церкви не видел!
— А где Люсия со Студитским?
— Ваша невеста в покоях светлейшей княгини Юрьевской, — проявил осведомленность идущий рядом с Дмитрием жандарм. — А господина доктора увели лейб-медики во главе с Сергеем Петровичем Боткиным. Хотели уточнить диагноз или что-то в этом роде.
— Ну и ладно, — удовлетворенно кивнул подпоручик. — Тогда, Феденька, подавай свой экипаж, мы с господином Ковальковым едем в тюрьму.
— А зачем?
— Много будешь знать, скоро состаришься!
— Ну и ладно, — и не подумал обижаться Шматов, — вам в какую?
— Что скажете, господин ротмистр?
— В Петропавловскую, — нехотя пояснил жандарм.
— Точно не в Централ?
— Господин Будищев, — вздохнул Ковальков, — вашу подопечную перевели три дня назад. Знаете, в иное время я бы с удовольствием прокатился по всем тюрьмам столицы, наблюдая за вашими нравственными страданиями, но теперь у меня слишком много дел. Давайте покончим с этим как можно скорее.
— Трогай, Федя! Не видишь, их благородие нервничают.
— Ерничать изволите? Ну-ну.
Комендантом Петропавловской крепости вот уже пять лет состоял генерал-адъютант барон Георг Бенедикт Майндель. Происходил он из курляндских немцев, в молодости геройски воевал на Кавказе, потом служил в гвардии, командовал гренадерской дивизией, пока, наконец, не получил нынешнюю почетную и при этом не слишком обременительную должность. Подчиненные, пожалуй, любили давно обрусевшего коменданта и даже называли на русский манер Егором Ивановичем, чего никак нельзя сказать об узниках этого заведения.
Не то чтобы барон Майндель был по отношению к находящимся в крепости политзаключенным сатрапом и как-то особенно утеснял их. Просто склонный к порядку немец слишком тщательно соблюдал все инструкции, а вот они-то были весьма строги. Года два назад в Трубецком бастионе даже возникли беспорядки, оттого, что одному из заключенных отказали в выдаче табака. Его товарищи по несчастью каким-то образом узнали об этом и принялись стучать, ломать мебель и всячески выражать протест.
Режим после подавления бунта несколько смягчился, но все равно Петропавловская крепость заслуженно «славилась» в революционных кругах своими тяжелыми порядками.
— Чем обязан вашему визиту, господа? — осведомился комендант у нежданных визитеров.
Ковальков не говоря лишних слов, протянул ему только что выданное министром предписание. По мере чтения, землистого цвета лицо барона несколько порозовело, и он не без удивления уставился на стоящую перед ним странную парочку.
— Что это значит? — проскрипел он.
— Только то, что там написано, ваше превосходительство, — пожал плечами жандарм. — Об остальном я осведомлен не более вашего.
— А вы что скажете, господин подпоручик? — обернулся Майндель к моряку.
Каменное лицо Будищева осталось бесстрастным.
— Что же, приказ есть приказ, есть приказ, — покивал старый генерал и в этот момент его сразил приступ кашля.
Судя по всему, силы коменданта медленно, но верно подтачивала какая-то болезнь. Он крепился, старался не поддаваться хвори, но время его неумолимо подходило к концу, и кашель был лишь предвестником погребального звона.