— Вполне.
— Вот и хорошо. Теперь можете идти, только настоятельно рекомендую забыть все, что вы мне говорили о неких высокопоставленных особах.
— Да я-то забуду, ваше сиятельство… а вы сможете?
— Черт бы вас побрал, Будищев! — взорвался Лорис-Меликов. — С чего вы взяли, что эти люди причастны к покушению на его величество?
— Ни с чего, просто немного раньше они мне сами это предложили.
— Что, это? — выделил интонацией последнее слово министр.
— Вы правильно поняли.
— Но… зачем им это?
— За тем же, зачем и народовольцам. Хотят спасти Россию.
— Господи боже! — сокрушенно вздохнул Михаил Тариэлович. — Бедная Россия, все хотят ее спасти, и не видят для этого иных средств кроме убийств, бомб и виселиц. Но почему они обратились к вам?
— Трудно сказать, — пожал плечами Дмитрий. — Возможно, им показалось, что к моему умению стрелять прилагаются не слишком высокие моральные качества. Кстати, это чистая правда. Чтобы выжить на войне, мне приходилось заниматься мародерством, а иногда и мошенничать. Даже убивать и я сейчас не про боевые действия. А еще я очень привязан к своим воспитанникам. Они решили, что это слабость и отправили Стешу в тюрьму.
— Хм, это все, конечно, очень занимательно, — задумался граф. После чего продолжил, тщательно выбирая слова, — но, вы назвали трех человек, весьма близких к наследнику престола. Как полагаете, нет ли среди них четвертого?
— Самого цесаревича? — понимающе хмыкнул Будищев. — Мне это неизвестно. А вам?
— Что вы полагаете возможным предпринять в данных условиях? — проигнорировал последний вопрос министр.
— Вообще-то есть один способ. Но скажу прямо, мне не хотелось бы его применять.
— Какой?
— Все просто. Винтовка с хорошим боем и оптическим прицелом. На расстоянии в сто-двести саженей я не промахнусь, а охрана или свидетели происшествия не успеют ничего понять. Нет человека – нет проблемы!
— Вы так просто об этом говорите? — изумился Лорис-Меликов.
— Так ведь дело-то, действительно, несложное. Именно поэтому я и не хочу. Узнав подробности покушения, анархисты и бандиты всех мастей отставят в сторону револьверы с бомбами и возьмутся за дальнобойные винтовки и одному богу известно, куда это может завести.
— Ужасная перспектива, — помотал головой граф, как будто отгоняя наваждение. — Нам будет совершенно нечего этому противопоставить!
— Вот и я об этом.
— Нет! — решительно заявил Михаил Тариэлович. — Приказываю вам, вы слышите? Именно приказываю, никогда и никому не говорите то, что вы сейчас рассказали мне. Такое лечение страшнее самой болезни.
— В таком случае позвольте откланяться.
— Не смею задерживать. Хотя… еще один вопрос. Отчего говоря о покушении, вы назвали его «крайним»?
— Видите ли, — помялся, подбирая слова Дмитрий. — Если бы покушение на государя было «последним», вы бы уже не были министром.
На душе было так пусто, что останься Будищев совсем один, он бы, вероятно, ударился в загул и только мысли о невесте удержали его от подобной глупости. «К черту все! Подам прошение об отставке и после свадьбы рванем куда-нибудь в теплые страны», — подумал он и оправился домой, чтобы привести себя в порядок перед визитом.
На квартире его ожидал очередной сюрприз. В комнатах царил беспорядок, с которым без особого успеха боролась Домна. Все было перевернуто кверху дном, многие вещи разбросаны, а посреди гостиной валялись части разбитого в хлам фонографа, восковые валики от которого были буквально втоптаны в дорогой текинский ковер.
— Это что за на хрен? — удивился погрому подпоручик.
— Вот, Дмитрий Николаевич, — всхлипнула кухарка, — бандиты какие-то ворвались и разбросали все. Хуже жандармов, ей-богу, те хоть не топтали эдак на старой квартире! Я уж думала, что жизни лишусь, а их главный захохотал как дурной и все вышли. А я сижу, ни жива, ни мертва и не знаю что делать. То ли за полицией послать, то ли самой бежать, куда глаза глядят от греха!
— И ты решила прибраться?
— А что делать, не оставлять же место, когда такой, как вы говорите, «срач» кругом!
— В смысле, оставлять?
— Уж простите, господин Будищев. Вы человек хороший и не скаредный, как некоторые, и я от вас за все время ни одного слова худого не слышала, а только боязно мне здесь оставаться! Пожалуйте расчет…
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
— Не извольте гневаться.
— И в мыслях не было. Лучше скажи, есть что пожрать?
— Ой, да вы голодный! — всплеснула руками женщина. — Сию секунду соберу!
Приготовления и впрямь не заняли много времени, и уже через четверть часа Дмитрий хлебал ложкой горячие щи, слушая сбивчивые жалобы прислуги.
— Все такие страшные и в масках. Представились полицией, а в форме ни одного не было. И лазят, и лазят кругом…
— Значит, лиц ты не запомнила? — уточнил с набитым ртом хозяин квартиры.
— Да где там. Я же говорю, в масках все были! Уж я спросила, чего вы, мол, аспиды ищете? А они мне грубо так, не мешайте!
— Ладно, не бойся, я, кажется, знаю, чьих рук это дело.
— Вы – человек военный, вам, конечно, не страшно. А мне так очень!
— Если хочешь уйти, неволить не стану. Только, будь добра, посмотри сначала мой парадный мундир и рубашки. Не сильно их изгваздали?
— Что вы, Дмитрий Николаевич. Уж их-то я первым делом в порядок привела. А вы никак с визитом собрались?
— Так и есть, Домна Ивановна. Собираюсь так сказать, вступить в законный брак. Надо к будущим родственникам наведаться.
— Хорошее дело, — важно кивнула кухарка. — Человек вы солидный, с состоянием. В чины вот вышли. Отчего же не жениться?
— Ну, раз ты одобряешь, — засмеялся Будищев, — значит, точно женюсь!
— Давно пора. Главное, чтобы барышня была из хорошей семьи и не бесприданница. Оно, конечно, я от Гедвиги Генриховны худого не видела, а только не пара она вам! Ой… простите великодушно, если я по глупости чего ляпнула, не подумав!
— Ничего, — отмахнулся Дмитрий. — Как говорится, семь лет мак не рожал, и голода не было!
Затем была ванна, бритье, свежая рубашка с накрахмаленным до хруста воротничком и парадный мундир со всеми наградами.
Посмотревшись в зеркало, Будищев на мгновение застыл, будто не узнавая собственное отражение. Как не похож был этот холеный уверенный в себе молодой офицер на него прежнего, пропавшего или найденного в болотах под Рыбинском. «Интересно, искали ли меня? — зачем-то подумал он. — Хотя какая теперь разница!»
Особняк Штиглицев встретил его неприветливо. Темно-серые стены казались мрачными. Окна плотно зашторены. Сиротливо стоящие перед подъездом газовые фонари, несмотря на приближающиеся стремительно приближающиеся сумерки еще никто не зажигал, отчего окрестности имели немного зловещий вид. И только надраенный до зеркального блеска медный звонок в ответ на нажатие отозвался звонкой и веселой трелью. «Фирма веников не вяжет», — усмехнулся подпоручик, заметив на электрическом приборе логотип, обрамленный затейливыми виньетками.
— Как прика-ажете дол-ложить? — с характерным прибалтийским акцентом осведомился незнакомый швейцар.
— Скажи хозяевам, пришел Дмитрий Николаевич Будищев, — с легкой усмешкой представился моряк.
— Прошу прощения, но вас не велено пускать! — высоко вздернул нос представитель гордого эстонского народа.
— Братец, ты не охренел? — опешил посетитель.
— Не-ет, я не охренел, — невозмутимо отозвался слуга, и хотел было закрыть дверь, но нервы незваного гостя после недавних событий оказались слишком напряжены.
Тонкий налет цивилизации мгновенно рассыпался под градом эмоций, и чересчур скрупулезно выполнявший свои обязанности швейцар получил легкий тычок в печень, от которого едва не растянулся на полу прихожей.
— Слышь ты, чудило чухонское, тебе русским языком сказано, кто пришел и кому надо доложить! Ну-ка рысью метнулся к хозяевам и передай, что если мне собираются отказать от дома, то пусть сделают это глядя в лицо!
— Я сейчас, — уже почти без акцента прохрипел бедолага и отправился выполнять приказ.
Через пару минут к ним спустился застегивающий на ходу мундир Людвиг.
— Очень добрый вечер! — выразительно поприветствовал давнего знакомого Будищев.
— Здравствуйте, Дмитрий Николаевич, — сухо кивнул ему барон, после чего обернулся к слуге и что-то коротко бросил по-немецки.
Тот, ни слова не говоря в ответ, поклонился и тут же исчез, как будто его и не было.
— Господин Будищев, — продолжил Штиглиц-младший, как только они остались одни. — На мою долю выпала неприятная обязанность. Моя сестра приняла решение разорвать помолвку и не иметь с вами более никаких отношений. Мне крайне неловко, что вы узнали об этом подобным образом, но, к сожалению, ничего поправить уже нельзя. Мой отец написал вам соответствующее письмо, но, к несчастью, его не успели отправить.
— Ни хрена себе! — только и смог сказать в ответ подпоручик.
— Я понимаю ваши чувства, — продолжил барон, слегка поморщившись от лексикона несостоявшегося зятя, — но настоятельно рекомендую сохранять хладнокровие. Полагаю, скандал вам нужен не более чем нам.
— Но, черт возьми, что же произошло за эти несколько дней?
— Извините, Дмитрий, но я не знаю, — вздохнул Людвиг, очевидно, решивший, что официальная часть окончена. — Сегодня она ушла на прогулку с Сердаром, а вернулась в слезах. Заперлась у себя в комнате и заявила, что не желает никого видеть. Потом объявила о своем решении и снова заперлась. Говоря по совести, я совершенно не представляю, что могло произойти!
— Мне нужно с ней поговорить.
— Боюсь, не получится. Как я сказал, она закрылась и никого к себе не впускает. Я пытался узнать, что же такого могло приключиться, но Люсия ничего мне не сказала. Простите, что беру на себя смелость давать советы, но сейчас вам с ней лучше не встречаться. Полагаю необходимо немного времени, чтобы она успокоилась и пришла в себя. Быть может, тогда мне удастся что-то выяснить.