— Отчего такая срочность? — удивилась барышня.
— Я не знаю.
— Хорошо. Маша и ты, Сердар, подождите меня здесь.
Как всегда, оказавшись перед родителем, Люсия внутренне ощетинилась, не ожидая для себя ничего хорошего. Обычно, внутри их семьи все говорили по-немецки, но, давно сообразившая, что отца это раздражает, она обратилась к нему по-русски.
— Вы хотели видеть меня?
— Да, — ответил он ей и после недолгой заминки добавил, — дочь моя.
— Слушаю вас.
— Я желал бы знать, куда вы направляетесь?
— Давно ли вас, батюшка, стали интересовать подобные вещи? — не удержалась от шпильки Люсия.
— С тех самых пор, как вы родились, — сумел сохранить невозмутимость старый барон.
— Странно, раньше вы не давали повода заподозрить вас в подобных чувствах. Впрочем, если вам угодно знать, то я намерена немного прогуляться. Возможно, зайду в какой-нибудь магазин.
— Я бы просил вас, юная фройляйн, остаться сегодня дома.
— Могу я узнать, отчего у вас возникло такое пожелание?
— Кажется, я не должен давать вам отчета, — усмехнулся уголками губ банкир.
— Тем не менее, я настаиваю!
— Извольте, — кивнул отец, протягивая ей уже знакомый конверт. — Дело в том, что мне стало знакомо содержание этого послания и я намерен не дать вам совершить очередную глупость.
Обмершая барышня почти с ненавистью посмотрела на покрытую морщинистой кожей руку отца, крупные узловатые пальцы с почти желтыми ногтями, сжимающие конверт. Потом подняла взгляд на его лицо и как будто увидела его в первый раз. Аккуратно расчесанные редкие волосы и бакенбарды совершенно поседели, а воротник сюртука, несмотря на все усилия камердинера, усыпан старческой перхотью. Все это усугублялось нездоровым цветом лица и выцветшими холодными глазами. На какое-то мгновение ей даже показалось, что это не отец, а посланник потустороннего мира из сказок Гофмана.
— Как вы сказали? — спросила она дрожащим голосом. — Очередную глупость?
— Именно так, дитя мое!
— Ваше дитя?! — взвилась Люсия. — Давно ли вы вспомнили, что я ваша дочь? Всю жизнь, вы смотрели на меня, даже не стараясь скрыть свою неприязнь. Едва я хоть немного выросла, вы тут же отправили меня в институт, якобы учиться, а на самом деле, чтобы убрать меня с глаз. Всех девочек забирали домой на каникулы и праздники, и только я одна, оставаясь в мрачных дортуарах Смольного, бессильно плакала по ночам в подушку, не понимая, за что меня ненавидит собственный отец.
— Вы закончили? — холодно осведомился глава семьи.
— Нет! — буквально выкрикнула ему в лицо дочь. — Безжалостный рок лишил меня возможности познать материнскую любовь, но вы сумели лишить меня и отцовской. Будь на то ваша воля, вы разлучили бы меня и с Людвигом, но к счастью, над его чувствами вы не властны! И вот когда, наконец, появился человек, которому небезразлична именно я, а не моё приданое, вы желаете не дать сделать мне ошибку? О, моя единственная ошибка, что я ваша дочь!
— Надеюсь, теперь все?
— Господи, да есть ли у вас сердце?!
— А теперь послушайте меня, юная фройляйн. Вполне вероятно, вы правы и я был не лучшим отцом. Главным доказательством этого, очевидно, является ваша пылкая речь, ибо будь вы хорошо воспитаны, то никогда бы не осмелились сказать мне все эти грубые и несправедливые слова. Но сейчас речь не об этом. Я прожил долгую жизнь и знал многих людей, в том числе и таких, как господин Будищев…
— Да вы со всеми вашими богатствами и фальшивой благотворительностью не стоите и его ногтя!
— Может и так, — не стал спорить банкир. — Он, несомненно, человек незаурядный и изобретательный. К тому же не лишенный известных достоинств. Но, несмотря на все свои научные и коммерческие достижения, которых я и не думаю отрицать, он никогда не достигнет ни славы, ни состояния.
— И почему же вы так решили?
— Видите ли, Люсия. Он – мизантроп. Ему, кажется, что вокруг него враги, которые его ненавидят, и которых он в свою очередь готов ненавидеть в ответ. Именно поэтому Дмитрий, как дикий зверь, всегда настороже. Да, дикие звери, красивы и грациозны, но с ними нельзя жить рядом, не опасаясь при этом за свою безопасность.
— Зачем вы мне это говорите?
— Затем, что я никогда не дам согласия на ваш брак.
— Позвольте, но вы фактически уже дали его!
— Вовсе нет, — слабо улыбнулся старый барон и легонько потряс злосчастным конвертом. — Я поставил претенденту на вашу руку одно условие и из этого письма вполне очевидно, что господин Будищев им пренебрег. Я не буду давать оценку этому решению, но намерен скрупулезно придерживаться буквы нашего договора.
— О, как это похоже на вас, либер фатер! Вы все просчитали заранее и теперь наслаждаетесь победой… а вы не подумали, что мне не нужно ваше согласие, чтобы быть с любимым человеком?
— Это еще не все.
— О чем вы?
— Известно ли вам, юная фройляйн, что сегодня утром скончался наш государь?
— Не может быть. Еще вчера он был вполне здоров!
— Как ни прискорбно, но это так.
— Это весьма печально, но я, все же, не понимаю…
— Если угодно, я объясню. Господин Будищев креатура графа Лорис-Меликова и, соответственно, светлейшей княгини Юрьевской. Пока император Александр Николаевич здравствовал, положение этих людей оставалось незыблемым, но теперь на престол взойдет его сын. Всем известно, что он терпеть не может ни первого, ни вторую, а потому их удаление от двора лишь вопрос времени. Надо ли говорить, что все их ставленники и уж тем более сторонники последуют за ними?
— Но… ведь он совсем недавно спас государя от террористов?
— Вы еще очень молоды, дочь моя, — вздохнул старый банкир, — и не знаете, что услуги оказанные прошлому царствованию, ни к чему не обязывают нового монарха. Посему прошу, не предпринимайте сейчас ничего, не посоветовавшись прежде со мной. Недавние события, о которых вы только что упомянули, дали возможность претендовать вам на весьма высокое положение при дворе. Но любая оплошность может все испортить.
— Мне все равно! — отвечала ему Люсия, хотя уже и не таким уверенным тоном.
Услышав этот ответ, утомленный ее упорным сопротивлением Штиглиц решился на крайние меры.
— Томас! — кликнул он слугу.
— Слушаю, господин барон, — выскочил тот как черт из табакерки.
— Госпожа Люсия нездорова и не может покидать дом без разрешения врача!
— Да, господин барон!
— Проводите ее в комнату.
— Слушаюсь, — кивнул тот, и, обернувшись к барышне, хотел было сделать приглашающий жест, но та и не думала повиноваться.
— Сердар! — громко крикнула она, и через секунду рядом с ней оказался ее любимец.
Быстро оценив ситуацию, молодой пес встал между лакеем и хозяйкой и, оскалив клыки, издал негромкий рык, которого впрочем, вполне хватило, чтобы эстонец утратил свою флегматичность.
— Если ты еще раз протянешь ко мне свою руку, Сердар ее откусит! — пообещала баронесса.
— Нет-нет, что вы, — пробормотал прислужник, в ужасе косясь на оскалившегося алабая.
— Люсия, остановитесь! — сокрушенно вздохнул банкир. — Вам все равно не быть вместе. Мне только что сообщили, что издан приказ об аресте господина Будищева. Именно поэтому я стремился удержать вас от необдуманных поступков.
— Вы лжете! — выкрикнула дочь ему в лицо.
— К сожалению, нет, — покачал головой отец, и девушка с ужасом поняла, что он говорит правду.
— Но в чем его обвиняют?
— Подробности мне не известны, но зная насколько могущественны его недоброжелатели, могу сказать, что повод для приговора найдется.
— Что же делать? — всхлипнула баронесса, чувствуя, как подкашиваются ее ноги.
— Вообще-то, выход есть, — заметил после недолгого молчания Штиглиц. — Конечно, мое влияние теперь не столь велико, как прежде, но облегчить участь вашего бывшего жениха, мне, пожалуй, под силу.
— Что вы хотите взамен? — тихо спросила помертвевшая внутри Люсия.
— Для начала пообещайте, что не станете натравливать своего зверя на наших слуг.
— Я сделаю все, что вам угодно, только помогите ему!
При взгляде на покойного родителя Александр едва не прослезился. Что бы ни говорили досужие кумушки обоих полов, каких множество обреталось при дворе и вообще в столице, отца он любил. Политики его, в особенности внутренней, он не одобрял, это верно. Светлейшую княгиню Юрьевскую, осмелившуюся занять место его матери, пока та была еще жива, ненавидел, это тоже правда. Но вот лежащего перед ним человека любил и почитал, как и полагается примерному сыну.
Он помнил, как этот большой и сильный, а в ту пору еще и молодой император носил его на руках и подкидывал вверх, отчего у маленького Сашки, которого все называли «бульдожкой», захватывало дух. Как он впервые вывел его на плац перед лейб-гусарским полком и объявил юного великого князя его шефом…
И вот теперь отец умер, а Александр стал императором и теперь ему придется вести этот огромный корабль под названием «Россия» по бушующему морю. И нет никого, с кем можно разделить эту тяжелую ношу!
Прикоснувшись губами к холодному лбу покойника в последний раз, государь перекрестился и твердым шагом вышел в соседний зал, где нестройною толпой теснились министры правительства, доставшегося ему от отца. Внимательный взгляд холодно скользнул по их парадным мундирам, блестящих от золотого шитья и многочисленных орденов, совершенно не замечая лиц, будто это и не люди вовсе, а механизмы. Неисправные. Не те, что ему нужны.
— Господа, — негромко сказал он, обращаясь ко всем присутствующим разом. — Мы не нуждаемся более в ваших услугах. Имена ваших преемников вы узнаете позже.
В переполненном зале повисла гробовая тишина, ибо это был скандал. Обычно, отправляя в отставку высших сановников империи, прошлый император благодарил их за службу, жаловал награды, вводил в государственный совет или давал какую-либо иную синекуру, из числа специально предназначенных для вчерашних властителей, ныне вышедших в тираж. И вот, пожалуйста…