— В районе одиннадцатого, — сказал Ватанабе и снова замолчал.
— Такого нет, — наконец возвестил доктор.
— Может, вы посмотрите и позже, — попросил Карелла. — Если у вас еще есть время.
— Какой период?
— Еще недельку.
— У нас всегда есть время, пока не привезут кого-то с пробитой головой… Так, так. Говорите, Сэнфорд Эллиот?
— Да.
Было слышно, как Ватанабе листает страницы.
— Есть такой, — вдруг провозгласил он.
— Когда он к вам обращался?
— В понедельник девятнадцатого. С утра.
— В котором часу?
— Десять минут восьмого. Им занимался доктор Голдстейн. — Ватанабе помолчал, потом спросил: — Вы сказали, у него растяжение?
— Да. На самом деле что-то другое?
— Тут записано не то. Он обратился за помощью от ожогов. Ожоги третьей степени. Ступни, лодыжка и икра на левой ноге.
— Спасибо, — сказал Карелла.
— Ну что, это прояснило ситуацию?
— Скорее, запутало. Но все равно большое спасибо.
— Не за что, — сказал доктор Ватанабе и положил трубку.
Карелла уставился на телефонный аппарат. Это было лучшим вариантом поведения, когда у вас нет никаких соображений. Очевидно, утешение состояло в том, что телефон был решительно бессмысленным предметом, пока не начинал звонить. Карелла ждал, когда же он зазвонит, но тут в отдел вошел Мисколо. Он принес утреннюю почту.
Женщина была просто очаровательна. Правда, никто не знал, как ее зовут. Впрочем, было ясно, чем она занималась. Она снималась в немом кино. У звезд кино той эпохи во взгляде есть нечто, позволяющее безошибочно угадать их профессию даже тем, кто никогда не видел немых фильмов с их участием. Детективы, разглядывавшие портрет, были слишком молоды, чтобы видеть фильм с участием этой актрисы, но когда они поняли, что это звезда немого кино, они принялись рыться в памяти, перебирая имена знаменитостей.
Они стали наперебой называть фамилии и припоминать, не видели ли этот портрет в статьях, посвященных соответствующей звезде.
— Глория Свенсон? — вопрошал Коттон Хоуз.
— Нет, я помню, как выглядела Глория Свенсон, — говорил Мейер. — Это точно не она.
— Долорес дель Рио? — продолжал Хоуз.
— Нет. Долорес дель Рио очень сексуальна, — сказал Карелла. — Кстати, я недавно видел картину с ее участием. Нет, это не она.
— А чем вам не нравится эта красотка? — спросил Мейер. — По-моему, она выглядит очень сексуально.
— Норма Талмадж? — говорил Хоуз.
— А кто такая Норма Талмадж? — поинтересовался Клинг.
— Уберите отсюда малолетних, — сказал Мейер.
— Нет, серьезно, кто такая Норма Талмадж?
— Может, Марион Девис?
— Нет, вряд ли, — пробормотал Карелла.
— А кто такая Марион Девис? — не унимался Клинг, и Мейер неодобрительно покачал головой.
— Джанет Грейнор? — продолжал свой перечень Хоуз.
— Нет.
— Пола Негри?
— Я знаю Полу Негри, — встрял Клинг. — Женщина-вамп.
— Нет, это была Теда Бара, — поправил его Мейер.
— Правда? — удивился Клинг.
— Долорес Костелло?
— Нет.
— Мей Марри?
— Вряд ли.
Зазвонил телефон. Хоуз снял трубку.
— Восемьдесят седьмой участок, детектив Хоуз. Так, так. Минуточку. Наверное, вам надо поговорить с Кареллой. — Он протянул трубку Стиву со словами: — Лаборатория. У них появилось заключение по твоей туфле.
Через витрину магазина Эллиота Карелла увидел его в обществе двух мотоциклистов. Один из байкеров был Янк, здоровенный детина, с которым он потолковал накануне. Тогда Янк восседал на стуле и курил сигару, а теперь расхаживал по магазину, разглядывая статуэтки и не обращая на Эллиота никакого внимания. Зато его приятель грозил пальцем хозяину, словно прокурор из третьеразрядного детективного фильма. Эллиот, опершись на костыли и подавшись вперед, с серьезным видом, слушал, что ему говорит молодой человек, и время от времени кивал. Затем второй мотоциклист оставил Эллиота в покое, похлопал по плечу Янка и двинулся к выходу. Карелла поспешил укрыться в соседнем подъезде. Когда они проходили мимо, Карелла смог рассмотреть приятеля Янка — это был коренастый невысокий парень с изрытым оспой лицом и шаткой походкой матроса. На его куртке белело имя Окс. Он что-то сказал Янку, и тот расхохотался.
Карелла выждал еще минуту и затем вошел в магазин Эллиота.
— У вас тут побывали двое ценителей искусства, — заметил он. — Они что-нибудь приобрели?
— Нет.
— Что они хотели?
— Что вы-то от меня хотите? — спросил Эллиот.
— Кое-какие ответы.
— Я и так вам на все ответил.
— Но я задал не все вопросы.
— Может, вам стоит напомнить мне о моих правах?
— Это стандартное оперативное мероприятие, и я пока не собираюсь вас задерживать, поэтому ваши права тут ни причем. На них никто не посягает. У меня есть несколько простых вопросов, и я хотел бы услышать несколько простых ответов. Я расследую убийство.
— Мне про убийство ничего не известно.
— На месте преступления найден ваш башмак.
— Кто это сказал?
— Я. И криминалисты. Как он там очутился?
— Понятия не имею. Я выбросил старые теннисные туфли на помойку недели две назад. Наверное, кто-то ими воспользовался.
— Когда я выудил один башмак из вашей помойки, вы сказали, что видите его первый раз в жизни. Нет, Эллиот, либо одно, либо другое. Кстати, вы не могли выбросить их на помойку две недели назад, потому что два дня назад я видел на вашей правой ноге один из них. Что вы на это скажете? Будем говорить по-хорошему или вам хочется прокатиться в наш участок?
— За что? Вы собираетесь обвинить меня в убийстве?
— Это не исключено.
— У вас ничего не выйдет, — сказал с жаром Эллиот. — Я, конечно, не юрист, но сильно сомневаюсь, что вы сумеете построить дело на рваном башмаке, который нашли в пустом доме, где кого-то убили.
— Откуда вам известно, что мы нашли там башмак?
— Я прочитал про убийство в газетах.
— Откуда вы знаете, какое именно убийство мы расследуем?
— Вы же показывали мне снимок. Не надо быть гением, чтобы связать его и убийство в…
— Одевайтесь, Эллиот. Мы едем в участок.
— Вы не можете меня арестовать! Кто вы, собственно, такой? Вы надо мной издеваетесь, да? У вас нет ничего, на чем можно построить обвинение!
— Вы так думаете? — осведомился Карелла. — Лучше послушайте статью из уголовно-процессуального кодекса: «Сотрудник службы охраны порядка имеет право арестовать лицо, которое он подозревает в совершении того или иного преступления, причем без предъявления последнему ордера на арест, если у него имеются достаточные основания подозревать, что преступление имело место, во-первых, и данное лицо могло совершить его, во-вторых…»
— Теннисная туфля — это достаточное основание? — пробормотал Эллиот.
«…Даже если впоследствии будет установлено что данное преступление не было совершено, или, если и было совершено, то не лицом, подвергшимся аресту», — закончил Карелла. — В общем так, Эллиот, мне доподлинно известно, что преступление было совершено вечером восемнадцатого апреля и что на месте преступления был найден башмак, принадлежащий вам. Это дает мне основание предположить, что вы были там до или после совершения убийства. В любом случае у меня есть все основания для ареста. Может, вы мне расскажете, как растянули лодыжку? Или это разрыв ахиллова сухожилия?
— Это растяжение.
— Расскажете здесь? Или припасете историю для нашего детективного отдела? Чтобы послушали и мои коллеги?
— Ничего я вам не стану рассказывать! А если вы притащите меня в ваш отдел, то вам придется напомнить мне о моих правах. А когда вы напомните, я откажусь отвечать на ваши вопросы…
— Сначала приедем, а потом уже и будем думать, как быть.
— Вы только зря тратите время, Карелла, и сами прекрасно это понимаете.
Они уставились друг на друга. На лице Эллиота появилась высокомерная усмешка, в глазах читался вызов. Карелла решил принять его, хотя внутренний голос подсказывал, что это вовсе не обязательно.
— У вас нет никакого растяжения, — бросил он. — В больнице Буэнависта мне сообщили о том, что вы обращались к ним по поводу ожогов третьей степени в понедельник девятнадцатого апреля.
— В жизни не бывал в этой больнице.
— В таком случае, кто-то прикрывается вашим именем, дружище Эллиот.
— Возможно.
— Не хотите разбинтовать ногу и показать, что у вас там?
— Нет.
— Для этого мне нужно предъявить вам еще один ордер?
— Да. Почему, бы вам не запастись им?
— В одной из комнат того дома мы обнаружили остатки костра…
— Езжайте за новым ордером. Наш разговор окончен, детектив Карелла. Мне больше вам нечего сказать.
— Значит, там и произошел этот ваш несчастный случай? Значит, там вы и получили ожоги?
— Больше я вам ничего не скажу.
— Ну ладно, как вам будет угодно, — усмехнулся Карелла, не пытаясь подавить раздражения, и открыл дверь! — Я скоро вернусь.
Он хлопнул дверью и вышел на улицу. Сейчас он был столь же далек от разгадки, как и когда входил в магазин.
У него имелись три неопровержимых факта, которые ясно свидетельствовали о причастности Эллиота к случившемуся, но в то же время они не служили достаточным основанием для ареста.
Белая теннисная туфля, найденная в заброшенном доме, безусловно, принадлежала Эллиоту. Она валялась в комнате, где недавно разжигали костер. А в понедельник девятнадцатого апреля, то есть на следующее утро после убийства, Эллиот обратился в больницу за помощью — у него появились сильные ожоги. Карелла понадеялся, что Эллиота смутят эти факты, и он либо расколется, либо выболтает что-то такое, отчего расследование продвинется гораздо дальше. Но Эллиот не поддался на эту провокацию, а Карелла прекрасно понимал, что доказательства, которые он готов сейчас представить, суд за несколько минут обратит в ничто. Более того, поскольку при аресте Эллиота предупредят о его правах, он получит возможность не отвечать на вопросы, если это может грозить ему опасными последствиями. Скорее всего, он откажется говорить в отсутствие своего адвоката. Когда же таковой появится в их отделе, он, безусловно, порекомендует своему клиенту помалкивать, после чего все вернется на круги своя. Обвинение в убийстве, основанное лишь на косвенных уликах, на возможном присутствии обвиняемого на месте преступления, зашатается и рухнет, словно карточный домик.