Майк прохрипел что-то нечленораздельное.
— Опять ты, Макси, поддаешь на работе, — усмехнулся собеседник на том конце провода. — Возьми себя в руки. Вот сделаем дело, расслабимся как следует.
— О чем речь.
— Ну ладно. Хорошо, что ты забрал ее вещички. Жду в одиннадцать. И не опаздывай.
Связь прекратилась. Майк уставился на трубку, пытаясь привести в порядок мысли. Он понятия не имел, где находится Джобиз-Ферри, и он не мог спрашивать. Макси обязан это знать.
Но должен же существовать способ выяснить это. Он снял трубку, набрал 100. Услышал женский голос:
— Номер, пожалуйста.
— Меня интересует общий коммутатор Джобиз-Ферри.
— Но это у нас не принято…
— Я понимаю, — поспешил перебить телефонистку Майк. — Но уверяю вас, дело срочное.
— Погодите… — В трубке воцарилась пауза, затем девушка сообщила: — Джобиз-Ферри. Звоните через Лонг-мур, в Беркшире.
— Спасибо. Вы уверены, что не существует другого Джобиз-Ферри?
— Нет, сэр. Только в Беркшире.
Майк выбрался из окна на пожарную лестницу, оказался в проулке и, дважды свернув налево, вышел на Парк-лейн, откуда спешно двинулся к себе. Он жил в районе Гайд-парк-корнер.
На часах было четверть девятого. Как раз есть время привести в порядок физиономию, выпить стаканчик-другой и нестись в Джобиз-Ферри в своем «ягуаре», который он купил на гонорар за первую постановку в Вест-энде, имевшую огромный кассовый успех. Это произошло два года назад… Но сейчас Майк сам играл не понятно какую роль в чьей-то пьесе с неизвестным сюжетом.
Он ринулся в ванную, открыл шкаф-аптечку, занялся шишкой. Потом вымыл руки, причесал растрепавшиеся рыжие волосы и, налив себе неразбавленное виски, отправился в гостиную. Это была комната с высокими окнами, огромным ковром и тяжелой старинной мебелью. Все стены в книжных полках. У одного из окон стоял письменный стол. За окном зеленел Гайд-парк.
В привычной обстановке Майк быстро пришел в себя. Ему казалось, что если он сейчас отправится в «Золотой башмачок», то встретит там Лесли Блер, и она посмеется над его глупыми страхами. Нет, ее перепуганное лицо и умчавшаяся большая машина никак не желали стираться в памяти. Майк понял, что раз уж ему случилось стать действующим лицом какой-то загадочной пьесы, он теперь не успокоится, пока не поймет, о чем там идет речь.
Годы, проведенные в военной разведке, парашютный десант в район, занятый боевой группой французского Сопротивления, привили ему любовь к острым ощущениям, а с тех пор, как он демобилизовался, мирная и спокойная британская повседневность не очень-то баловала его яркими впечатлениями. Что ж, теперь все встало на свои места!..
Ну и конечно, эта самая Лесли Блер. При мысли, как с ней обошлись те двое, у него внутри все заклокотало.
Майк вспомнил, что у него по-прежнему есть револьвер, а к нему и патроны. Конечно, при демобилизации полагалось сдать оружие, но он почему-то не смог себя заставить с ним расстаться. Майк отыскал коробку с револьвером, почистил его, зарядил барабан и, сунув в карман, спустился вниз, к машине. Машины в основном направлялись в сторону Лондона, и потому «ягуар» Майка несся стремительно вперед, и фары не выхватывали из темноты ничего, кроме бесконечной ленты асфальта.
За Редингом ему пришлось свернуть с основной магистрали, но все же без пяти одиннадцать он уже подъезжал по проселку к излучине реки, где находился Джобиз-Ферри. Это была брошенная гостиница, за которой виднелся эллинг и прогнивший и покосившийся пирс.
Эта картина мелькнула перед его взором на какое-то мгновение, а потом словно исчезла с экрана, сменившись другим изображением. В фарах «ягуара» Майк увидел кое-что еще, отчего у него побежал мороз по коже. На дороге виднелось чье-то тело, буквально в нескольких футах от «ягуара», выехавшего из-за последнего поворота.
Майк резко затормозил, выскочил из машины, бросился к неподвижной фигуре на земле.
«Господи, это же Лесли Блер! — мелькнуло у него в голове. — Неужели она?..»
Но слова застряли, завертелись в голове. Что-то тяжелое и тупое ударило его по затылку. Перед глазами разом вспыхнули тысячи огней, а затем один за другим стали гаснуть, уступая место страшной черноте…
Когда Майк пришел в себя, то понял, что лежит на кровати. Он слышал голос, невнятный, словно проникающий через слой ваты.
— По-моему, он приходит в себя, — говорила женщина, причем кажется, сама себе.
Майк попытался поднять голову, и ее тотчас же пронзила жуткая боль.
— Я, наверное… — забормотал он.
— Во-первых, лягте, а во-вторых, молчите, — услышал он тот же голос. — А то доктор Золтан будет недоволен.
Майку наконец удалось кое-как наладить зрение. Говорила молодая женщина в бело-зеленой форме медсестры. Тонкие губы были поджаты, глаза смотрели, как у строгой учительницы.
— Девушка… девушка на дороге… где она? — с трудом выговорил Майк, сам удивляясь собственному голосу — хриплому и прерывистому.
Медсестра улыбнулась — одними губами, без теплоты и сострадания.
— Вы попали в автокатастрофу, — сообщила она, — теперь вам необходим покой.
— Какая там к черту автокатастрофа! — попытался поднять голос Майк. — Мне дали по голове, оглушили…
— Нет, нет, вы не справились с управлением, и машина перевернулась. Никакой девушки не было. Вы были одни.
— А ну-ка отойдите, не мешайте! — перебил ее Майк и спустил ногу на пол. Медсестра отошла на несколько шагов и крикнула:
— Доктор Золтан, пожалуйста, подойдите… Пациент волнуется.
В комнату вошел высокий человек в халате. У него были черные с залысинами волосы, на вид ему было лет пятьдесят.
— А ну-ка, будьте добры лечь в постель, — распорядился он.
— Прямо сейчас! — фыркнул Майк.
— Прошу вас, сэр. Вы сейчас испытываете последствия от вторичного шока. Пожалуйста, успокойтесь. После этой автокатастрофы вам вредно так волноваться.
— Да ну вас! — отмахнулся Майк. — Где я? И что с девушкой?
— С девушкой? — брови доктора вопросительно поползли вверх.
— Мисс Блер. Она…
— Поверьте, никакой девушки не было. Только вы. После того несчастного случая вас сюда доставили и… Нет, нет, пожалуйста, оставайтесь в постели. — Он вздохнул, внезапным движением вынул из-за спины руку со шприцем и вдруг резко придавил грудь Майка коленом. — Держите руки, крепче! — крикнул он медсестре. — Отлично.
Майк стал отчаянно изворачиваться, пижамная куртка затрещала, но тут он почувствовал укол, и человек в белом тотчас же убрал колено.
— Теперь вы будете спокойно спать, друг мой, — сказал доктор Золтан. — И видеть сны о прекрасных девушках.
Его улыбающееся лицо стало вдруг расплываться и затем исчезло в пелене, которая, как одеяло, окутала Майка Алларда. Он опять потерял сознание.
3
Когда Аллард снова пришел в себя, в комнате было прохладней и темней. Грудь ему давило что-то похожее на бревно. Приглядевшись, он увидел, что это его правая рука.
Майк пошевелил ею, но не почувствовал ничего. Рука онемела, и вообще, казалось, она уже не принадлежала ему, просто ее отрезали, а взамен пристегнули надутую велосипедную шину.
Он кое-как поднял пижамный рукав. Над локтем виднелось с полдюжины точек, следы от уколов. Майк тупо уставился на них. Потом к нему стали возвращаться воспоминания, и он понял, что это такое — следы шприца доктора Золтана.
Но кто этот доктор и сестра с кислой физиономией? И вообще, где он находится? А главное, почему? Вопросы стучали в виски, словно тупые молоточки.
Майк попытался поднять голову, но тотчас же бессильно уронил ее на подушку не только от нового приступа боли, но еще и от слабости и тошноты. Он затих и лежал неподвижно, надеясь на прилив сил — пусть самый незначительный.
Минуты маршировали в свинцовых сапогах вечности. Но Майк проявлял терпение. Он понимал, что должен собраться с силами так, чтобы встать с этой чертовой кровати и не грохнуться в обморок. Наконец ему удалось чуть приподняться на локте. Кровать стояла у стены — обычная больничная кровать в отдельной палате. Пол был из досок — никаких ковров или дорожек. Кроме кровати, обстановку палаты составляли высокий стеклянный шкаф для лекарств с подносом наверху, а также ширма.
Напротив кровати имелось окно без штор и занавесок. За окном была чернота, слабо посеребренная лунным светом.
Выходит, он провалялся тут ночь, день и еще кусок ночи. А может, он гостит тут гораздо дольше? Майк не знал, насколько хватает одного укола, а судя по точкам, он получил их шесть.
Язык распух, в горле пересохло и саднило, словно его заполнили горячей щебенкой. Но голова работала лучше, а вместо недавнего онемения в руке ощущалось покалывание тысячи иголочек — это, похоже, восстанавливалось кровообращение.
В больнице — если это вообще была больница — стояла мертвая тишина. Осторожно Майк еще немного приподнялся на локте. Затем медленно опустил ноги на пол. Потом поднялся, двинулся к окну, до которого было не меньше тысячи миль по какому-то топкому болоту.
Наконец он добрался до окна и, прислонившись боком к стене и ухватившись руками за подоконник, выглянул. Внизу виднелись деревья, за ними начинались луга, а еще дальше чернела река.
И еще он увидел посыпанную гравием подъездную аллею, которая уходила от входа, делала широкую петлю и исчезала в деревьях.
Палата Майка была на втором этаже. До земли было футов пятнадцать, причем там не было ни травы, ни кустов. Даже если удастся открыть окно, то прыжок приведет к перелому лодыжки, а может, и к чему-то похуже.
Майк отошел от окна и обнаружил встроенный шкаф, который ранее не заметил. Он распахнул дверцы. Так, внутри его одежда. Пиджак аккуратно висит на плечиках, на полке нижнее белье. У задней стенки, за своими туфлями, Майк увидел несколько спортивных булав. Непонятно, как они тут оказались, но, кто знает, вдруг они ему еще пригодятся.