Мы не будем подробно останавливаться на содержании этого документа – он важен, лишь поскольку явился отправной точкой для антагонистической дискуссии в выпуске «Права знать!» с о. Чаплиным. О. Чаплин в данном случае олицетворял собой прогосударственную позицию РПЦ, а его критики – либеральную позицию или позицию верующих людей, не признающих авторитет Церкви. Эта дискуссия выявила два ключевых диссонанса, в режиме которых функционирует сегодня российское общество. Во-первых, диссонанс проправительственной идеологии, которую поддерживает РПЦ, с западными либеральными ценностями. Во-вторых, диссонанс официальной позиции РПЦ с российскими либеральными установками. В отношении первого о. Чаплин транслировал отчетливо пророссийскую позицию, противопоставляя ее «развращенному» и «коммерциализованному» Западу. В отношении второго о. Чаплин настаивал на том, что Церковь никогда не выступала и не будет выступать против государства, а, напротив, имеет право и даже должна вмешиваться в ведение государственных дел и преобразовывать государство к лучшему, если оно в этом нуждается. В этом смысле о. Чаплин декларировал две важные для сегодняшней официальной власти позиции: антизападничество русской национальной идеи и прогосударственный характер церковной власти. Эти две позиции являются смыслообразующими для самоопределения российского общества сегодня, они отчасти навязываются властью, отчасти пропагандируются в СМИ и отчасти поддерживаются российским обществом в силу определенной инертности массового сознания. Вместе с тем сила аргументации о. Чаплина позволяла убедиться в том, что эта позиция не является навязанной ему извне и нерефлексивно инертной – она исходит из его глубокого убеждения в своих ценностях и уверенности в том, что его видение морально оправданно и сообразно ортодоксальному канону.
Экспликация этой позиции в публичном пространстве в том виде, в каком ее представил о. Чаплин, важна в двух отношениях. Во-первых, то, что нерефлексивно перенимается и воспроизводится современным российским массовым сознанием (национальная государственная идеология), было представлено в аргументативном виде. Во-вторых, это было подвергнуто столь же обоснованной критике российских либералов, которые призывали о. Чаплина к оправданию многих значимых моментов истории и современной российской политики. Ему (РПЦ в его лице и Церкви как институту в целом) в упрек ставились и организуемые на протяжении истории христианами гонения, и герметичный церковный антилиберализм, и слияние Церкви и государства в современной России, и сегодняшняя российская политика в Украине и т. д.
С этой точки зрения проект «Право знать!» играет значимую роль в становлении культуры публичных дебатов в России. При всей условности агонистического формата (приглашенные спикеры – только официальные лица государственной политики, набор участников ограничен, а из иностранных гостей приглашается только умеренная оппозиция) проект дает возможность увидеть границы официальной повестки, соотнести себя с ней и занять более осмысленную позицию.
Наконец, имеет смысл обратить внимание на позицию самих ведущих ток-шоу. Так, несмотря на то что Роман Бабаян приглашает на свою передачу участников с диаметрально противоположными позициями и каждому дает равное эфирное время, его собственные комментарии, транслирующие официальную позицию государства, могут представлять мнение кого-то из участников как «совершенно неверное» или даже «противоречащее фактам». Например, комментарий по поводу украинских событий («Единая Германия», выпуск от 29.09.2015), в котором он прямо отрицает допустимость противоположного мнения одного из участников относительно крымского референдума. В выпуске «Американская мечта» с самого начала была задана рамочная предпосылка того, что «Америка хочет сохранить мировое господство», и априорная защитно-уязвленная позиция (от/против внешнего врага – Америки) поддерживалась самим ведущим, который в какой-то момент на несколько минут эфирного времени вступил в монологическое переубеждение одного из участников, забыв о регламенте и формате дискуссии. Заключительный комментарий Бабаяна к дебатам также не просто обобщает позиции, а задает некую единую итоговую перспективу восприятия. Эта перспектива определяется его проофициальной позицией в государственных медиа. Неизменная заключительная фраза Романа Бабаяна «И помните, что у всех есть право голоса!», с одной стороны, вдохновляет на формирование своего мнения, с другой – имплицитно несет в себе указание на границы значения этого альтернативного голоса: голос может прозвучать, но это не значит, что аргумент будет «верным». Верность или неверность аргумента в российских политических ток-шоу определяется степенью его (не)противоречия официальной государственной трактовке событий.
Еще одной проблемой ток-шоу оказывается сбой коммуникативного режима, который происходит во взаимодействии отечественных и зарубежных диспутантов. Речь идет как раз о том минимально необходимом для публичного диспута аудиальном внимании, которое делает антагонистические различия артикулируемыми. Иностранные участники теледебатов гораздо в большей степени ориентированы на этику коммуникативного взаимодействия, чем многие российские публичные фигуры. Они стараются не перебивать собеседников, выражают себя более уважительным и политкорректным образом и дезориентируются, когда их перебивают или стараются перекричать российские собеседники. Речь в данном случае идет о привычке или традиции ведения агональных публичных дискуссий, которая в России еще не сложилась или не вполне вобрала в себя черты западной культуры публичной дискуссии. Так, участвовавшие в разных выпусках «Права голоса», «Права знать!» и «Поединка» иностранные гости – франко-еврейский писатель, журналист, общественный деятель Марек Хальтер, независимый американский журналист Майкл Бом и вышеупомянутый чешский журналист Ирже Юст – оказывались в гораздо менее выгодной коммуникативной позиции, чем их российские собеседники. Во-первых, они не успевали выразить себя по-русски с той же скоростью, с какой говорили их русские коллеги. Во-вторых, их имплицитные ожидания от способа ведения публичной дискуссии предполагали бóльшую степень аудиального внимания друг к другу, чем допускали российские коллеги. Это было заметно по разочарованию от более агрессивных приемов ведения беседы с российской стороны и по попыткам встроиться в эту непривычную для них модель коммуникации.
Так, дискурсивные битвы «Поединка» превращаются в одностороннее утверждение позиции, лоббируемой ведущим, и в откровенную дискриминацию альтернативной позиции (как и спикера, ее выражающего). Все это обставляется эффектами медийного фурора, призванного породить антагонистические страсти скорее, чем активизировать логику аргументации. Один из наиболее одиозных примеров такого способа ведения ток-шоу – выпуск телепередачи от 8.10.2015, где на подиуме столкнулись независимый американский журналист Майкл Бом и российский политический деятель, член фракции «Справедливая Россия» Семен Багдасаров. Передача была посвящена взаимоотношениям России и Америки в сирийском конфликте.
Аргументативной эту дискуссию назвать довольно сложно, поскольку позиция ведущего была, очевидно, на стороне официальной России, а сам ход дискуссии определялся ключевой эмоцией агрессии и презрения в сторону Америки. Помимо того, что оппоненты изначально не приветствуют друг друга, выходя на подиум, что является необходимой предпосылкой выражения взаимного уважения и политического признания[1418], ведущий не стремился артикулировать их позиции как равноценные и отнестись равно уважительно к обоим спикерам. Так, с первого слова дискуссии им был задан тон уничижительного пренебрежения ко всему, что говорит Бом. После первой реплики Бома, обращаясь к Багдасарову, Соловьев сказал: «Семен Аркадьевич, объясните юноше (в чем он не прав. – Т. В.)», что сразу обозначило одного спикера как солидного эксперта, а другого как не стоящего внимания глупца, позиция которого нелепа и смехотворна. Чуть позже в комментарии зрителям Соловьев сказал: «Ну, я уже достаточно поиздевался над Майклом», что охарактеризовало его стиль самовыражения и задало образец отношения к происходящему телезрителей. Очевидно, Бом был приглашен в студию не для того, чтобы выразить мнение американской стороны на сирийский конфликт, а для того, чтобы подвергнуть это мнение публичной фрустрации.
Так, самим ведущим были использованы приемы психологического давления на Бома: уничижительными и провокационными интонациями, большим количеством цифр, громкостью и скоростью произносимой речи, риторическими оборотами. Российский спикер говорил намного быстрее, громче, с большим напором, чем мог американский, при попытке Бома возразить одергивал его, допуская многочисленные оскорбления в личный адрес, которые ведущий не только не пресекал, но и поощрял. Таким образом, притом что приглашаемые на публичные дебаты иностранцы в большинстве своем прекрасно владеют русским языком и виртуозно пользуются им[1419], носитель и неноситель языка всегда будут в очевидно неравных позициях[1420].
Помимо того, что иностранные участники находятся в заведомо более уязвимой позиции из‐за скорости речи носителей русского языка, в передаче была задана обвинительная риторика в адрес Бома, и его попытка отстоять свою точку зрения превратилась в вынужденные оправдания. В передаче была также использована агрессивная риторика, на которую Бом пытался ответить содержательными аргументами, что делало его заведомо слабее перед риторически более агрессивными оппонентами. Показательна также ситуация с оценкой спора телезрителями. Очевидно, многие из них не стремились вынести из дискуссии или по достоинству оценить содержательные аргументы, а были заведомо настроены против американского спикера. Итоговое соотношение составило примерно 4000 голосов в пользу Бома при 40 000 голосов в пользу Багдасарова, хотя при ответственном отношении к ведению публичной дискуссии эти результаты следовало бы аннулировать, поскольку Бому практически не давали говорить и его реплики занимали ничтожно мало времени в соотношении с многословием русскоязычного коллеги. По правилам «Поединка» количество голосов, присылаемых телезрителями по смс в пользу одного или другого спикера, высвечивается на экране в виде бегущей строки. Баллы в пользу Багдасарова начали стремительно (в сотни раз) увеличиваться во время первой по очереди реплики Бома, еще до того, как Багдасаров успел что бы то ни было произнести. Возникает вопрос, что именно оценивали телезрители, посылая смс в пользу молча стоящего у своей стойки Багдасарова