Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России — страница 106 из 116

[1421].

Произведенный этим телешоу эффект отчасти стало возможно реконструировать по комментариям пользователей YouTube, сделанным к видеозаписи этого ролика. У умеренно политкорректной части телезрителей выпуск вызвал острое неприятие, у агрессивно-националистической – одобрение, выплеск агрессивных эмоций и обилие ненормативной лексики в сторону Америки. Ни та ни другая части аудитории не обсуждали собственно содержание позиций, силу аргументов (что, даже захоти они это сделать, было бы трудно, учитывая, что американской стороне так и не дали слова) и не предлагали свои аргументы, но было зафиксировано, что американский спикер однозначно побежден (словами пользователей: «заткнут», «опущен», «опустошен», «размазан», «изнасилован») риторикой российских участников. Обе аудитории комментаторов выражали одобрение предпочитаемых ими протагонистов стилистикой, схожей с комментариями боксерского раунда.

В конце передачи Соловьев сделал обобщающий комментарий, выражая надежду на то, что Россия и Америка сумеют найти общий язык. Однако построение именно такого комммуникативного моста, организация общего переговорного пространства, поиск точек соприкосновения, казалось бы, и входили в задачи данного и тематически подобных выпусков «Поединка». Вместе с тем выбранная риторика, общая тональность и стилистика самовыражения российских участников говорили скорее о неготовности с российской стороны к содержательному диалогу и нежелании признавать альтернативную позицию равно «рациональной» и имеющей право на существование.

Функции, которые выполняет в данном случае «Поединок», сводятся к следующим:

1) Привлечение внимания аудитории, любящей острые развлечения на телевидении.

2) Завоевание симпатий агрессивно националистически настроенной аудитории.

3) Утверждение российского массового зрителя в антиамериканской, антизападной позиции.

4) Утверждение правильности политического курса России на международной арене.

5) Публичное осмеяние и унижение идейных оппонентов официальной государственной идеологии, «сведение счетов» с носителями «неудобной» точки зрения.

6) Демонстрация риторического превосходства российских спикеров в теледебатах с «неудобными» иностранцами.

Как представляется, ни в одну из этих функций не входит собственно развитие диссенсуальной культуры на российском телевидении, как то декларируется в качестве цели телепроекта.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ПУБЛИЧНЫЕ ДЕБАТЫ КАК СРЕДСТВО ЛЕГИТИМАЦИИ РЕЖИМА

Российские политические ток-шоу являются одной из важнейших публичных площадок современной России, где по замыслу они должны были реализовывать принципы гласности, доступности, критикуемости властей, конфронтирующего разнообразия мнений. По крайней мере на декларативном уровне они ставят целью ввести в публичное поле полемику по злободневным общезначимым вопросам. Они дают возможность телезрителям увидеть границы своих убеждений, выслушать точку зрения оппонента, сравнить сильные и слабые аргументы за и против, виртуально подключиться к обсуждению значимых для общества политических процессов, явлений, событий. Они дают возможность увидеть границы гегемонических (про)государственных позиций, возможные логики критического отношения к ним и альтернативы. Они претендуют на то, чтобы проявлять существующие в обществе конфликтные противоречия, способствуя снятию латентных социальных патологий, переведению их в открытый конфликт[1422]. Таким образом, они являются важным шагом в развитии публичной коммуникации и культуры гражданского соучастия.

Тем не менее выделенные нами логические (неясность в отношении границ языков, непроясненность понятий), идеологические (тотальная ангажированность и пропагандистский настрой ведущих) и риторико-экспрессивные (агрессия, взаимные обструкции и раздражение участников) элементы препятствуют развитию культуры значимого диссенсуса в российской медиапубличности. Участникам крайне трудно выстроить диалог там, где помимо радикальных содержательных разногласий у них нет навыков их артикуляции. Теории аудиальной демократии могли бы дать необходимые инструменты для построения коммуникативного публичного поля конструктивного диссенсуса. Российские ток-шоу лишний раз доказывают, что для полноценной репрезентации разных мнений недостаточно дать право голоса – надо еще и уметь слушать. Умение слушать не предполагает, что мы соглашаемся с нашим оппонентом, однако предполагает, что мы признаем его право на альтернативное мнение и считаем это мнение равно достойным публичного выражения/рациональным. Без опосредованности аудиальным вниманием разногласия сами по себе не станут значимыми элементами публичных дискуссий, а будут производить эффект информационного шума или разноголосицы, эмоциональных стычек или нарциссических монологов[1423].

Описанные нами сценарии и механизмы политических ток-шоу относились к первой половине 2010‐х годов. Знаковый для России 2014 год (аннексия Крыма) радикализировал национальные политические и идеологические притязания и, соответственно, необходимость отстаивать их в публичной сфере: придавать видимость легитимности своим международным амбициям, защищать свои «хрупкие», но «праведные» ценности от вездесущей потенциальной угрозы, указывать оппонентам их место в рациональном порядке мира. C момента аннексии Крыма число ток-шоу на прокремлевских каналах значительно увеличилось (как и удвоилось занимаемое время эфира). Эмоциональный накал дискуссий еще более обострился, статус приглашаемых в эфир оппонентов официальной российской идеологии еще более понизился, поведение ведущих стало еще более агрессивным: от психологического давления и манипуляций оно перешло к прямому оскорблению и физическому насилию над участниками. Языковая и поведенческая регрессия стала коммуникативной нормой публичной коммуникации[1424]. Так, автор мониторинга Би-би-си «Анализ: гид по российским политическим ток-шоу» за период с 2014‐го по 2018 год Ольга Робинсон отмечала избирательный подход к приглашенным, прокремлевское лобби ведущих, поощрение агрессии и оскорбительных выпадов в отношении представителей оппозиции, подтасовки фактов, а также показывала, что ведущие ток-шоу не нейтральные модераторы, а ключевые игроки этих инсценировок публичных дискуссий: «Ток-шоу создают видимость реальной политической дискуссии, лоббируя кремлевскую политику, используя разнообразные технологии от выбора и способа обращения с гостями до искажения фактов… Укрепление позиций официального нарратива и подрыв точки зрения оппонента кажутся более важной задачей этих ток-шоу, чем разговор по существу проблемы или побуждение к критическому суждению»[1425] (курсив мой. – Т. В.).

Таким образом, претендуя на демократический формат публичных агонистических дебатов, российские политические ток-шоу 2010‐х в действительности пропагандируют заведомо и однозначно антизападную, антилиберальную повестку. Ставя на декларативном уровне задачу культивировать агонистическую аргументацию, они реализуют себя в стилистике, которая намеренно обостряет агрессию, провоцирует взаимную ненависть сторон и учит презирать заведомо «неубедительного» оппонента. Ангажированная позиция ведущих препятствует продуктивной артикуляции разногласий, блокирует мотивацию телезрителей критически относиться к обсуждаемым вопросам. В этом смысле ток-шоу практикуют скорее мнимый диссенсус, цель которого – не проявить различия, а привести к победе «правильной» точки зрения. Де-факто они производят консенсус – малорефлексивное, но сплоченное единство российского общества, обороняющего свои позиции. Выслушав разные точки зрения, эмоционально заряженный российский телезритель как бы «неизбежно» приходит к общему знаменателю, в рамках которого он и остается после просмотра телепередачи. Проект развития агонистической публичной культуры приобретает черты общенационального проекта неопросвещения, нацеленного на то, чтобы, проявив альтернативную точку зрения, показать ее условность, недальновидность, несостоятельность, абсурдность. Используя технологии имитации публичного диссенсуса, этот масштабный проект экстраполирует на массовую телеаудиторию образцы «правильного» и «разумного» отношения к внутренним и внешним политическим реалиям, все более «рационализируя» (фактически делая управляемыми, изгоняя, нейтрализуя) потенциальные вопросы и сомнения публики.

Майкл Горэм«Тьфу на тебя, Алексей Навальный!»Границы публичной политической интернет-дискуссии в путинской России

«С Навальным не спорят. На него либо не обращают внимания, либо подают в суд».

Один бывший российский чиновник

В марте 2017 года оппозиционер Алексей Навальный начал новый этап в борьбе против коррупции в высших правительственных кругах, растянувшейся на десятилетие[1426]. Пятиминутный ролик на YouTube, разоблачающий несметные богатства премьер-министра и бывшего президента РФ Дмитрия Медведева и намекающий, что он добыл их весьма сомнительными средствами, немедленно стал сенсацией и собрал более семи миллионов просмотров в первую же неделю после размещения[1427]. Этот ролик затронул одну из самых болезненных для российского общества тем – коррупцию в среде чиновников – и при этом был направлен против политика, который по своей популярности у населения никак не может соперничать с лидером – Владимиром Путиным. Хотя даже через несколько дней после публикации видео Кремль демонстративно его игнорировал, один из персонажей этого документального ролика, Алишер Усманов, олигарх, человек, приближенный к Кремлю, решил, что скандальные обвинения, выдвинутые в том же ролике против него лично, нельзя оставить без ответа. Подав против Навального иск по делу о клевете, Усманов не только ответил ему непосредственно, но и разместил на YouTube собственный ролик, положивший начало диалогу, в котором, по мнению некоторых, впервые с тех пор, как Путин занял пост президента, можно было усмотреть признаки публичной дискуссии между оппозицией и правящей элитой в России